Пятая волшебница - Роберт Ньюкомб

Маг снова перевел взгляд на Тристана.

— Мне очень тяжело говорить тебе об этом, но ты ни при каких обстоятельствах не должен снова посещать Пещеру. Для всех нас это имеет слишком большое значение.

Принц ожидал услышать что-нибудь подобное и все же испытал в первый момент ощущение, будто сердце у него вот-вот разорвется от боли. Однако внезапно ему в голову пришла совсем другая мысль.

— Виг, но если завеса вокруг пролома в стене будет восстановлена, «полевые красавицы» не смогут выбраться наружу. Ведь они погибнут!

Не знаю, Тристан, старик покачал головой и, подойдя к принцу, положил руку ему на плечо. — Мы вообще не предполагали, что они смогут проникнуть в пещеру. И как бы то ни было, мы обязательно должны восстановить завесу.

Николас медленно встал и тоже подошел к сыну.

— Мы и так уже слишком затянули с началом церемонии. Гости и слуги наверняка в немалом недоумении. Виг, прошу тебя, сообщи им, что репетиция откладывается при мерно на час. Кроме того, я хотел бы побеседовать со своим сыном в присутствии королевы, Шайлихи и ее мужа. — Король посмотрел на принца. — Мне очень жаль, но не только у Синклита имеются к тебе претензии, Тристан. У твоих родных тоже. — Потом он с неодобрительной гримасой обвел взглядом грязные штаны и кожаный жилет сына. — Боюсь, у тебя не останется времени на то, чтобы переодеться.

Произнеся эти слова, Николас, повинуясь внезапному импульсу, притянул Тристана к себе и заключил в объятия, радуясь тому, что сын ответил ему тем же.

— Я хочу, чтобы при этом разговоре присутствовали только члены нашей семьи, — сказал король Вигу. — Она продлится недолго.

Маг отвесил ему глубокий поклон.

— Как пожелаешь, мой господин.

После ухода магов Николас повернулся к камину, пламя в котором начало медленно затухать.

«Вечность, молю тебя, помоги нам пережить последствия сегодняшнего дня», — с грустью подумал король Евтракии.

Долго ждать им не пришлось; вскоре Виг привел Моргану, Фредерика и Шайлиху, после чего, бросив на принца быстрый озабоченный взгляд, закрыл за собой дверь.

Выражения лиц вошедших подсказывали Тристану, что они уже были в курсе всего, что произошло сегодня. По знаку Николаса все расселись за столом. Молчание было столь тягостным, что принц почувствовал себя сейчас даже более одиноким, чем в тот момент, когда он стоял перед королем и магами Синклита. «Маги подавляют своим могуществом, но ведь своих родных я люблю больше всех на свете». Шайлиха и ее муж ободряюще улыбались принцу, ожидая, пока заговорит король.

— Тристан, — наконец начал тот, словно прочитав мысли сына, — ты любишь нас?

Вопрос обрушился на принца, словно удар молнии. Как может отец сомневаться в этом?

— Да, отец, — ответил он дрогнувшим голосом. — Во всем мире для меня нет никого дороже вас.

Николас неожиданно наклонился вперед, сжал в ладони Парагон, мерцавший кроваво-красным светом, и поднес камень к лицу сына.

— А что ты знаешь о значении этого камня? — в голосе короля зазвучали обычные повелительные нотки.

— Очень скоро, после того как взойду на престол, я буду носить Парагон на шее, точно так же, как носил его ты, с тех пор как тебе исполнилось тридцать, — ответил Тристан, не совсем понимая вопрос отца. — Больше мне о нем ничего не известно.

Николас перевел взгляд на Парагон, который носил уже так долго — тот самый драгоценный камень, истинным хранителем которого, по словам магов, должен стать его единственный сын. «Как сказать ему об этом? — с болью спрашивал себя король. — Как объяснить, почему мы, родители, так сильно тревожимся за него, если на все волнующие мальчика вопросы можно будет ответить только после коронации?»

Николас откинулся в кресле и вздохнул.

— Все присутствующие здесь, так же как и маги Синклита, знают, что ты не хочешь быть королем. Но тем не менее ты взойдешь на престол, и это случится уже совсем скоро. Сейчас мне остается сказать тебе только одно — если ты не изменишься и не станешь более ответственно относиться к своим обязанностям, то будешь скверным правителем и можешь погубить и свою семью, и всю страну. Слишком много людей погибло, защищая Парагон, чтобы доверить носить его тому, кто не желает исполнять свои обязанности. Поверь мне, и это не пустые слова, — по причинам, которые я не могу объяснить тебе сегодня, твое правление должно стать совершенно особенным.

Я попросил Шайлиху и ее мужа прийти сюда, потому что хочу, чтобы они тоже услышали то, что я сейчас скажу, — продолжал король. — Ты должен постоянно помнить о том, что речь касается не только меня и твоей матери. Речь идет также о будущем твоей сестры, ее мужа и их ребенка. Скоро на твои плечи ляжет ответственность за всех нас и за страну. Знаю, ты хотел бы, чтобы все сложилось иначе. И знаю также — ты убежден, что судьба несправедлива к тебе; возможно, так оно и есть. Но со временем ты поймешь причину этого.

Тристан посмотрел на сестру, Фредерика и прочел на их лицах сочувствие и тревогу. «Они беспокоятся не только обо мне, — понял принц, — но и о своем будущем ребенке». Он перевел взгляд на отца.

Николас снова сжал в ладони Парагон — сейчас кроваво-красные отсветы падали на его пальцы — и с надеждой посмотрел на Моргану. «Моя королева. Мать Тристана и Шайлихи, — подумал король, — единственная женщина, которую я любил. В нашем сыне так много того, что дала ему ты. Помоги мне убедить его, родная. Только ты можешь это сделать».

Моргана прекрасно поняла невысказанное желание мужа. Постаравшись придать лицу строгое выражение, она обратилась к принцу:

— Истина заключена в том, сын мой, что этот камень не должен носить тот, кто исполняет свои обязанности по принуждению. Лишь человек, обладающий истинным мужеством и решимостью, может быть достойным этой чести.

Напряженно вглядываясь в лицо сына, королева поняла, что ей в конце концов удалось достучаться до его сердца, и последующие слова подбирала с особой тщательностью, зная, что они причинят ей немалую боль.

— Я повторяю вопрос твоего отца: любишь ли ты нас? Любишь ли настолько сильно, чтобы, невзирая на свое нежелание быть королем, пожертвовать собой и все же взойти на престол Евтракии и стать таким правителем, которого заслуживает наш народ? — Моргана умолкла, колеблясь, стоит ли рисковать, приводя последний довод. — Или мы должны просить магов найти другого человека с «одарен ной» кровью, который будет носить этот камень?

«Или мы должны просить магов найти другого человека с „одаренной“ кровью, который будет носить этот камень…» Эти неслыханные слова, произнесенные матерью, эхом отдавались в сознании принца, словно звон колоколов Вечности. Их искренность и простота взволновали его до глубины души. Впервые в жизни Тристан по-настоящему понял, насколько, должно быть, достойным сожаления выглядел он всегда в глазах не только «своих близких, но и подданных.