Мила Рудик и кристалл Фобоса - Алека Вольских

Пока ярусы двигались по кругу, Мила бросила взгляд в ложу напротив и немало удивилась безмятежному выражению лица Бледо Квита, сидящего возле Платины. Он ничуть не был напуган. С одной стороны, видеть шарахающегося от собственной тени Бледо таким невозмутимым было непривычно, но, с другой… Кто знает, возможно, чудовища и монстры, а вернее — их иллюзии, стали для племянника творца ужасов лишь привычным развлечением.

Когда ярусы остановились, в ложе Буффонади снова вспыхнул свет. Зритель приготовился к очередной иллюзии — в воздухе опять повисло напряжение. И творец монстров не заставил себя ждать.

Из-за спины Буффонади с истошными воплями вылетели три крылатых существа. Всего миг — и одно из них пронеслось со свистом, оставляя за собой шлейф серебристого сияния, мимо их ложи. Мила от испуга схватилась за спинку кресла Альбины, но тут же, опомнившись, убрала руки. Крылатые существа носились в воздухе с такой безумной скоростью, что рассмотреть их сначала было совершенно невозможно, тем не менее это выглядело жутко, от них веяло чем-то диким и первобытным. Мила каждой клеточкой своего тела ощущала опасность.

И тут одно из существ замерло в воздухе в двух метрах над ними. Оно было ужасно.

Все тело существа было покрыто стальной чешуей. На выставленных вперед согнутых руках опасно сверкали огромные острые когти из стали. Крылья были покрыты золотым оперением, а на голове вместо волос извивались самые настоящие змеи. Они шипели, высунув наружу раздвоенные языки, и от этого шипения Мила почувствовала резкую горечь во рту и подкативший к горлу комок тошноты.

Но что было поистине жутким — это лицо существа. Глаза на этом лице источали безумие и беспредельную, неизведанной силы ярость. Рот был раскрыт в угрожающем оскале, и наружу торчали страшные клыки.

— Горгоны, — приглушенным сдавленным голосом пробормотал Ромка.

Белка громко охнула.

— Но они же… они же… — прошептала она и, увидев, что горгона поворачивает к ним голову с шипящими змеями, с криком спряталась за сидением Захара Кулича.

Мила вспомнила строки из Мирового Бестиария: взгляд горгон превращал людей в камень. В первый момент она хотела, как и Белка, спрятаться за креслом Альбины, но передумала и просто повернула лицо в ту сторону, где сидел Ромка. И тут же ахнула! Ромка продолжал упрямо смотреть на горгону и вот-вот должен был встретиться с ней взглядом. Мила не видела Альбину и старших меченосцев, но была уверена, что все они от беды подальше поспешили спрятать глаза. Но Ромка смотрел вперед!

— Ромка, что ты делаешь? — в ужасе прошептала Мила. — Ты с ума сошел? Взгляд горгоны превращает в камень!

— Это не горгона, — сцепив зубы и нахмурив брови, сказал Ромка. — Это иллюзия. Это театр. Это цирк. Это ненастоящее. Это иллюзия…

Мила вытаращила глаза от изумления: этот упрямый осел не был ни в чем уверен — иначе с чего бы ему вдруг начать долдонить одно и то же этими немыслимо короткими предложениями? — но при этом все равно продолжал смотреть!

В этот момент все звуки в сознании Милы слились в один: змеиное шипение, людской гвалт, удары собственного сердца. Она смотрела на Ромку и вдруг заметила, что на его лице, по-прежнему выражающем ужас, одновременно заиграла самодовольная улыбка.

— Не настоящие, — прошептал он с ликованием в голосе, глядя прямо перед собой.

Мила нерешительно повернула голову и оцепенела: горгона смотрела ей в глаза, щеря звериную пасть. Ярость ее взгляда проникала в Милу, как живой, хоть и невидимый, огонь, но ни дрожащие руки Милы, ни пылающее от страха лицо не каменело!

Горгона издала свирепый вопль, словно поняла, что ее только что рассекретили, и, взмахнув крыльями, рванулась прочь от их ложи.

Только после этого Мила осмелилась посмотреть вокруг. Большинство зрителей в театре прикрывали глаза руками. Некоторые отворачивались от носящихся вдоль лож горгон. И лишь единицы не боялись смотреть на этих чудовищ.

Взгляд Милы невольно потянулся в сторону ложи напротив. Амальгама выглядела скорее хмурой, чем напуганной. Сидящий рядом с ней мужчина в черном оставался невозмутим. Лицо Гарика выражало настороженность, но не страх. Платина была бледна как мел. Алюмины во втором ряду ложи вообще не было видно. Но сильнее всего Милу поразило лицо Бледо — он улыбался! Лениво глазел с блуждающей улыбкой на лице на жутких монстров, словно для него это была просто забава. Видимо, Массимо Буффонади приучил своего племянника к чудовищам с колыбели.

В последующие полчаса Массимо Буффонади легко убедил зрителей, что способен создавать самые разнообразные наваждения и каждое новое может быть во сто крат ужаснее предыдущего. В частности, Мила узнала, что джинны — это не только забавные чародеи из волшебных ламп, но иногда и злобные существа, отвратительные на вид. Когда из воздуха, сначала расстелившись туманом, а потом выросши до потолка, появился один такой джинн, принявший поочередно облики безобразного человека, шакала и змеи, Мила решила, что никогда не станет пытаться вызвать джинна, чтобы попросить его исполнить желание. Лучше уж исполнять желания собственными силами, чем еще раз увидеть это зловещее существо.

Вслед за джинном наводили ужас на зрителей скандинавские чудовища. Сначала это был огромный крылатый дракон Фафнир — хранитель гномьего золота с далеких северных земель. Он выпускал сизый дым из синих ноздрей и сверкал желтыми, как сияющее на солнце золото, глазами. После него в центре театра появился гигантский черный волк Фенрир, больше похожий на оборотня-людоеда. Казалось, что от его веса театр вот-вот разлетится в щепки — настолько он был огромен. Он щерил пасть в зверином оскале и все время продолжал расти — до тех пор, пока его тень не накрыла собой все, до единой, ложи в театре и зрителей, на лицах которых не было ничего кроме дикого, первобытного ужаса.

Но лишь один взмах руки Буффонади — и Фенрир растаял в воздухе, как тень, бежавшая от света. Не успели зрители облегченно выдохнуть и выдать очередную порцию бурных оваций, как вновь что-то начало происходить с полом в партере.

Сначала послышался странный булькающий звук, словно под полом находилось озеро и по какой-то причине оно вдруг начало бурлить.

В этот момент Мила почувствовала на себе чей-то взгляд и, повернув голову в сторону ложи Массимо Буффонади, увидела, что он смотрит на нее. Заметив, что привлек к себе ее внимание, творец ужасов слегка кивнул ей головой. Это было похоже на знак признательности. И тут же Мила догадалась, что сейчас последует. Удивленный возглас Алика Дружинина подтвердил ее опасения.

— Болото?!

Мила не могла видеть, но и так догадалась: в эту секунду пол в партере исчез, а вместо него появилось черно-зеленое, побулькивающее, словно вырванное из самой чащи леса, болото.

Испуганные возгласы и напряженное, пропитанное ужасом дыхание зрительской массы наполнило театр еще до того, как Мила увидела его.

Желтые глаза с вертикальными зрачками, два ряда огромных зубов, длинная шея и покрытое блестящей чешуей тело — это было хорошо ей знакомое Чер-Мерсское чудовище. Вот только ощущения Милы не шли ни в какое сравнение с тем, что она испытала два года назад на болотах Черной Пади.

— Это то, что я думаю? — огромными глазами пялясь на монстра, спросил Ромка.

Мила сочувственно посмотрела на приятеля. Она почувствовала себя неловко, поскольку, в отличие от подавляющего большинства зрителей, а главное — собственных друзей, совсем не испытывала страха. И не потому, что эта иллюзия не удалась Буффонади. Нет, Чер-Мерсское чудовище, которое в данный момент, раскрыв пасть с двумя рядами огромных острых зубов, оглушало театр громоподобным ревом, выглядело поистине ужасающе. Просто Мила встречалась с ним, видела его своими глазами, обоняла собственным носом смрад, который исходил от водяного дракона, была на волоске от смерти, и теперь ее сознание безошибочно отличало реальность от иллюзии. Оказывается, однажды встретившись с реальностью, ты уже никогда не испугаешься созданного кем-то наваждения.

— Да, — ответила Мила Ромке. — Оно самое. Чер-Мерсское чудовище.

Ромка, не мигая, следил за разворачивающим в их сторону голову монстром. Его глаза расширились еще больше, рот от ужаса открылся. Еле слышно, но вполне членораздельно он произнес:

— О-фи-геть!

Мила только плечами пожала. Если бы ей вздумалось сейчас сказать ему, что ничего ужасного в этом монстре нет, то он, пожалуй, решил бы, что она над ним издевается.

С Белкой дело обстояло еще хуже. Вцепившись обеими руками в спинку кресла Захара Кулича, она чуть ли не клевала носом в собственные колени и тихонько, очень жалобно постанывала. Кажется, для Белки смотреть на чудовищ и монстров было выше ее человеческих возможностей. Она, совершенно очевидно, не верила ни в какие сказки об иллюзиях. Чер-Мерсский монстр для нее был реален, и вряд ли кто-то мог бы убедить ее в обратном.