Продажная верность - Эмили Боуи

Я кладу руку ей на бедро и сжимаю его: — Карисса и я… это никогда не было похоже на нас с тобой, — пытаюсь объяснить я. Меня никогда не волновала Карисса, но мысль о том, что к Джин прикоснется другой мужчина, сводит меня с ума.

Мы останавливаемся у цветочного магазина, и я переплетаю свои пальцы с ее. Ее рука невероятно крошечная. Я жду, что она отстранится, но вместо этого она слегка сжимает мою руку.

— Какие твои любимые цветы? — спрашивает она, и я смотрю на нее. Моя рука выскальзывает из ее пальцев, и я потираю затылок.

— Я не знаю.

— Думаю, сегодня мы это выясним, — отвечает Джин.

Она подносит к моему носу, наверное, сотый цветок и просит понюхать. Все они пахнут одинаково, но мне нравится, что ей важно мое мнение.

— А как насчет этого? — спрашивает она, поднося к моему носу еще один цветок.

Я хочу рассмеяться, но заставляю себя сохранять невозмутимое выражение лица: — Дай мне понюхать второй, — я слегка нахмуриваюсь, словно не могу принять решение. Я знаю, какие цветы она хочет, ее глаза постоянно возвращаются к ним.

— Хм… как насчет этих? — я беру цветок, на который она смотрела, единственный в этом месте, который я еще не нюхал.

— Это не свадебные цветы.

Я верчу желто-красный цветок кончиками пальцев и изучаю его.

— Он похож на птицу, но очень симпатичный.

— Он называется «Райская птица».

— Думаю, нам стоит их купить.

— Нет, — качает она головой, возвращая цветок туда, откуда я его взял.

— Почему бы и нет? — могу поклясться, что именно за эти цветы она бы ухватилась.

— Это любимые цветы моей мамы.

— Кстати, о твоей матери… — я прочищаю горло. Врач, которого я лично нанял для нее, прислал мне сообщение, что все документы оформлены, и она может возвращаться домой.

— Не сегодня, Сорен. Я только смирилась с тем, что она никогда не вернется домой.

Я поднимаю руку, но она опускает ее, явно разволновавшись. Я не ожидал такого развития событий.

— Джин, — я хватаю ее за плечи и поворачиваю к себе, — мы заберем ее сегодня и отвезем домой.

Она растерянно смотрит на меня и качает головой, все еще не веря.

— Не давай мне ложных надежд, — шепчет она. Одной рукой я обхватываю ее подбородок, а пальцами другой провожу по щеке.

— Инфекция прошла. У нее все еще рак, но она достаточно здорова, чтобы вернуться домой.

Она втягивает воздух и выглядит так, будто пытается сдержать слезы, ее глаза блестят от влаги.

— О, слава Богу, — она обнимает меня, зарываясь лицом в мою грудь.

Мои руки скользят к ее спине, обнимая в ответ. Я не произношу ни слова, не желая сказать что-то не то. Обычно я не отличаюсь чувствительностью и заботой. Для меня это неизведанная территория.

— Спасибо! — ее голос звучит приглушенно. Я вдыхаю и чувствую, как опускаются стены вокруг моего сердца.

Женщина в магазине исчезает в подсобке, чтобы дать нам пространство. Я провожу пальцами по ее спине, пока ее дыхание не нормализуется, и она отступает назад. Большим пальцем вытираю тушь под ее глазами.

— Мы можем закончить здесь позже. Пойдем, заберем твою маму, — на ее губах появляется эта милая улыбка, которую я так люблю.

Когда мы входим в больничную палату, она сразу же обнимает свою мать. Впервые за все время после аварии на лодке ее мать благодарно улыбается мне. Я привык к ее пристальным взглядам, лукавым замечаниям или грубости. Это ее новая сторона, но, скорее всего, потому что я делаю все, чего она хочет — женюсь на Джиневре.

Я киваю в ответ, наблюдая за тем, как Джин льнет к своей матери. Я же делаю свою работу, подхватываю единственную маленькую сумку, которая у нее есть, и перекидываю ее через плечо. Они все это время игнорируют меня, не то что бы я возражал. Но как ни странно, я разочарован тем, что Джин не вернется со мной домой.

Я мог бы придумать какой-нибудь предлог, почему ее мать тоже должна быть там, но не могу. Мне не нравится пускать людей в свой дом. По какой-то причине Джин никогда не вызывала во мне этого чувства, но я не могу допустить, чтобы ее мать присоединилась к нам.

Открываю обе дверцы, когда мы подъезжаем к дому их семьи, все еще кажущийся невидимым, если судить по отсутствию реакции, но Джин улыбается. Ее мать что-то говорит, и смех Джин эхом разносится вокруг нас. Этот смех, эта улыбка — причина, по которой я это сделал. Как только я узнал, что она попала в больницу, то нанял лучших врачей и очень хорошо заплатил им за то, чтобы они держали меня в курсе событий.

Я занят своим телефоном, переписываясь с братьями, а затем с нанятой мной сиделкой, чтобы сообщить, что ее ждут в доме в течение часа. Мне следовало написать ей до того, как мы приехали. Но до приезда сиделки Джин все равно не успеет сделать слишком много.

Джин обнимает мать, ведя ее к дому, а я беру сумку, чтобы занести ее в дом.

Я открываю рот, чтобы попрощаться, но она и ее мать уже внутри и закрыли дверь. Я отвожу взгляд от двери, ненавидя то, как Джиневра проникла мне под кожу, кладу сумку у двери и, поворачиваясь, направляюсь обратно к машине.

Поднимаю воротник куртки, пытаясь защититься от ветра, когда сзади раздается голос Джин: — Сорен.

— Я оставил сумку твоей матери у двери.

— Сорен.

Я поднимаю глаза на нее. Она мягко улыбается, и ее лоб слегка морщится. Я не могу расшифровать ее взгляд.

— Спасибо, — она сокращает расстояние между нами, поднимается на цыпочки и оставляет теплый поцелуй на моей щеке. Моя рука естественно обхватывает ее спину и притягивает ближе.

— Не за что, — мой голос хриплый, как будто я только что проснулся. Боже, я люблю эту девушку. Подождите, что? Я смотрю на нее сверху вниз, останавливаясь на маленькой веснушке на ее щеке, которую не замечал раньше.

Она опускается и делает шаг назад, слегка помахав мне на прощание, а затем бежит обратно к дому.

Я стою на месте, ошеломленный своим осознанием. Я собираюсь жениться на девушке, которую люблю. Никогда не думал, что со мной случится что-то подобное. Даже у моих родителей был брак по расчету. Они терпят и заботятся друг о друге, но я не думаю, что они влюблены.

Джин поворачивается, держа