Солнечные часы - Софи Ханна

– Точно. – Она улыбается. Для нее это игра. И она играет с удовольствием.

– Теперь вы совсем другая.

– А я… как это говорится? Обрела новые силы. – Фыркнув, она косится на Зэйлер, будто надеясь произвести на сержанта впечатление.

– После того как стукнули Роберта по голове кирпичом?

– Кирпичом? Роберту разбили голову камнем, заменявшим дверной упор. Разве эти милые офицеры не удосужились ознакомить тебя с основными фактами? Весь камень в моих чертовых отпечатках, но я ведь могла взять его в руки и после нападения, верно? Обезумевшая от горя жена, обнаружив своего умирающего мужа…

– Хилая, слабовольная трусиха не может вмиг превратиться в хладнокровную, расчетливую, уверенную в себе лгунью. Даже если вы потеряли голову и набросились на мужа, когда узнали, что у него роман на стороне.

Вид у Джульетты скучающий, даже разочарованный.

– О тебе и Роберте я узнала еще до Рождества, – сообщает она. – Как ты верно сказала, я во всем зависела от мужа, вот и помалкивала. И терпела. Теперь скажи, что я ничтожество.

– Тогда почему неделю назад вы напали на Роберта? Он сказал, что уходит ко мне? Поэтому вы решили его убить?

Она молчит, изучая свои ногти. И наконец говорит:

– Ты права. Хилая, слабовольная трусиха вряд ли кардинально изменится даже после серьезного события в жизни.

– Другими словами, вы не всегда были хилой и трусливой?

– О! – Джульетта закрывает глаза. – Не скажу «тепло», но ты уже и не в Арктике.

– Вы только притворялись слабой и беззащитной, – высказываю я вслух неожиданную догадку. – Ненавижу таких женщин. Они вполне самостоятельны, но стоит на горизонте замаячить мужчине – тут-то они и становятся ах какими беспомощными. Вы убедили Роберта, что без него вам не выжить, поскольку иначе он вас бросил бы!

– Ой, мамочки. Боюсь, тебя откинуло обратно в вечную мерзлоту, к Эрнесту Шеклтону и Роберту Фалкону Скотту[17]. Возможно, тебя некоторое время не будет. – Джульетта обращается к сержанту Зэйлер: – Цитата точная?

– Зачем это? – Я гну свое. – Вам не хотелось работать? Проще было дома сидеть, на шее у Роберта?

– Я любила свою работу… До того как бросила. – Лицо Джульетты искажается.

– Чем вы занимались?

– Делала глиняные домики.

Зэйлер и Уотерхаус записывают.

– Я их видела. Вся ваша гостиная ими заставлена. Мерзость. – Пульс ревет у меня в ушах от напряжения: я пытаюсь отогнать образ гостиной Джульетты. Твоей гостиной.

– Ты бы по-другому заговорила, если бы я сделала копию твоего дома. Ко мне люди потоком шли за своими глиняными домами. Я их точно повторяла, вплоть до мельчайшей детали. Я любила это занятие. Могу и тебе сделать, если хочешь. Уверена, мне разрешат работать в тюрьме. Разрешите ведь, сержант Зэйлер? Если честно, руки чешутся взяться за работу. А знаете что? Если вы трое сфотографируете свои дома с фасада, сзади и с боков и принесете снимки мне – копии вам обеспечены.

– Почему вы бросили работу, если так ее любили? – спрашиваю я.

– Добро пожаловать домой, мистер Шеклтон. – Она ухмыляется. – Пару пальцев на ногах отморозили, зато живы. Ну что же вы, придвигайте кресло, садитесь поближе к камину.

– Что вы несете?! – взрываюсь я.

Джульетта разражается хохотом:

– Веселуха! Все равно что быть человеком-невидимкой. Калечь любого – никто тебе ничего не сделает…

– … разве что бросят гнить в тюрьме, – заканчиваю я.

– А я и в тюрьме неплохо проживу. – Джульетта оборачивается к сержанту Зэйлер: – Можно меня пристроить в тюремную библиотеку? Я буду возить тележку с книгами и раздавать их по камерам. В фильмах такого человека в тюрьме уважают.

– Почему вы так себя ведете? Вы согласны до конца жизни сидеть за решеткой? Так почему бы не сказать полиции то, что все хотят знать. Ведь это вы пытались убить Роберта? И почему?

Джульетта вскидывает выщипанные до невозможности брови.

– На одно «почему» я отвечу. Легко. Из-за тебя. Вот почему я не колюсь как послушное яйцо. Ты даже не представляешь, насколько твое существование, твое место в жизни Роберта все меняет.

Глава шестнадцатая

– Какой ужас! Если бы я знала, что Наоми в тюрьме, тотчас примчалась бы. Почему она мне не позвонила?

Ивон Котчин, подтянув колени к подбородку, сидела на выцветшем голубом диване посреди хаоса гостиной в доме своего бывшего мужа, в кембриджском Большом Шелфорде. Пол в комнате едва угадывался под кружками с недопитым чаем и кофе, скатанными носками, пультами от разнообразной техники, старыми газетами и невскрытыми конвертами с рекламным мусором.

В доме несло марихуаной, подоконник был завален кусками жженой фольги и пустыми пластиковыми бутылками с дырами в боку. От Ивон пахло шампунем и дорогими духами, и выглядела она здесь, в своем красном облегающем джемпере и модных черных брючках, совершенно неуместно. Более чем неуместно: изгоем.

– Не в тюрьме, – уточнил Крис Гиббс. – Ее задержали для дачи показаний.

– А теперь отпустили под поручительство, и она уже дома, – добавила Чарли.

Она присоединилась к Гиббсу – решила убедиться, что он на уровне проведет допрос бывшей жилицы Наоми Дженкинс. На вчерашнем совещании Гиббс ясно дал понять, что не рассчитывает вытянуть из Котчин что-то существенное. Чарли опасалась, как бы он не схалтурил ради оправдания собственного прорицания.

– Под поручительство? Ох… – Ивон сжала пачку «Консула». В другой руке она держала желтую зажигалку. – Не могла Наоми сделать что-то настолько плохое!

– А что она вообще сделала?

Котчин отвела глаза, зашелестела целлофановой оберткой.

– Ивон? – подстегнула ее Чарли. «Да открой ты наконец чертову пачку и закури!» Чарли не выносила неорганизованность и нерешительность.

– Я предупредила Наоми, что все вам расскажу. Я не обещала ей молчать, так что я вроде ее не предаю…

– О чем молчать? – Гиббс навострил уши.

– Лучше вам узнать раньше, чем Роберт… С ним все будет в порядке, правда? В смысле… если он так долго продержался…

– Вы утверждали, что никогда не видели Роберта Хейворта, – напомнила Чарли.

– Так и есть.

– О чем вы обещали молчать? – настаивал Гиббс.

– Она сказала неправду. Соврала о том, что Роберт ее изнасиловал. Я ушам своим не поверила, когда услышала, но… Она решила, что иначе вы не станете искать Роберта.

– Вы уверены, что она солгала? – спросила Чарли.

– Абсолютно уверена. Наоми боготворит землю, по которой он ступает.

– Известны случаи, когда женщины влюблялись в насильников.

– Только не Наоми.

– Откуда такая уверенность?

Котчин задумалась.

– Надо знать Наоми. Мир для нее делится на белое и черное. Она борец за справедливость. Заводит речи о возмездии, если кто-то занял ее место для парковки. – Ивон вздохнула. – Послушайте, лично я совсем не в восторге от Роберта Хейворта. Я с ним не знакома, но со слов Наоми… И все-таки повторяю: Роберт ее не насиловал. Разве она сама не призналась, что соврала? Роберта ведь нашли. Она обещала сразу снять обвинение.

– Все гораздо сложнее. – Чарли открыла папку, разложила на диване рядом с Ивон копии писем трех жертв насилия, ткнула пальцем в письмо семьдесят два, подписанное буквами Н. Д. – Посмотрите. Здесь инициалы Наоми и дата – восемнадцатое мая 2003 года. Когда Наоми пришла к нам во второй раз, с ложным заявлением насчет Роберта Хейворта, она назвала веб-сайт «Расскажи, чтобы выжить» и номер своего письма.

– Но… Ничего не понимаю. – Ивон побелела. – В 2003 году Наоми даже не знала Роберта.

– Прочитайте два других, – предложил Гиббс.

Ивон не хватило силы духа или фантазии, чтобы выдумать причину для отказа. Она начала читать, сузив глаза, словно в попытке отгородиться от самых страшных слов или смягчить их.

– Что это? При чем тут Наоми?

– В заявлении вашей подруги о том, что Роберт Хейворт над ней надругался, много деталей, схожих с описанными здесь, – ответил Гиббс.

– Как такое может быть? – Ивон Котчин была на грани паники. – Мне ума не хватит во всем этом разобраться. Объясните!

– Еще два похожих случая произошли в Западном Йоркшире, – сообщила Чарли. – Не вы одна, Ивон, хотите разобраться. Мы должны знать, кто изнасиловал этих женщин, Роберт Хейворт или кто-то другой. И надеемся на вашу помощь.

Котчин сжала пальцы, сминая сигаретную пачку.

– С Наоми такого не могло случиться. Она бы мне рассказала. Я ее лучшая подруга.

– Вы тогда жили у нее? Весной 2003-го?

– Нет. Но я знала бы. Мы дружим со школы, всем делимся друг с другом. И вообще… весной того года с ней все было нормально. Она была такой же, как всегда. Энергичная, сильная.

– Хорошая у вас память, – удивилась Чарли. – Я вот не могу вспомнить, в каком настроении были мои друзья три года назад.

Котчин напряглась.

– У нас с Беном… как раз плохая полоса началась, – пробормотала она. – Первая из многих. Все было скверно. Я у Наоми раза два в неделю ночевала, если не чаще. Она повела себя как настоящий друг. Кормила меня, отвечала на письма клиентов, разруливала с ними – от тоски я не могла работать. Она заталкивала меня в душ и заставляла чистить зубы. Без нее я превратилась бы в животное. Кто-нибудь из вас на себе ощутил, что такое разбитый брак?