Год маркетолога - Игорь Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти сбивчивые мысли имели право на существование ровно до того момента, пока в сопровождении девушки-метрдотеля не появилась в дверях Настя. И пока шла она по направлению к нашему столику, затихли разговоры, да и музыка как будто затихла, все смотрели ей вслед, а кто опоздал, быстро оглядывался по призыву соседа, забыв про свою спутницу, которая тоже, конечно, поворачивалась и смотрела вслед. Потому что если по отдельным атрибутам женской привлекательности Настя и могла проиграть участницам reality-show на террасе, то в целом отличалась от них так же, как отличается хорошей огранки драгоценный камень от яркой и незатейливой бижутерии. Я встал ей навстречу, чувствуя примерно то же, что чувствует лауреат Каннского фестиваля в лучах прожекторов, и она, незаметным движением избавившись от сумки, обняла меня крепко-крепко, как, наверное, обнимаются дети, соскучившись по родителям, и ничего не сказала, и я ничего не сказал. И, кажется, многие продолжали смотреть на нас, потому что еще и чересчур кинематографичной выглядела эта сцена. И тогда я отстранил ее тихонько и спросил негромко:
– Ты фотографов не привезла с собой, второй дубль не надо будет делать?
– Не привезла, но хочу второй дубль, и сразу третий, и вообще, я не хочу есть, поехали сразу ко мне. Ты можешь поехать?
– Да, – сказал я, – конечно, и могу остаться, если хочешь.
– Правда? – почти вскрикнула Настя. – Тогда поехали прямо сейчас.
– Нет, – сказал я, – давай хоть что-нибудь съедим, я не ужинал сегодня.
– Да, – согласилась она, – давай. Я съем какой-нибудь салат фруктовый.
– Вина выпьем?
– Да. Холодного. У них есть Rose´?
– Сейчас спросим. Я так рад тебя видеть, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.
– Нет, – сказала она, – представляю. Потому что я сильнее, сильнее рада тебя видеть. Только не хочу напротив сидеть, давай ты рядом сядешь на диван.
Я пересел рядом, официант переставил приборы, и Настя уместилась вся вместе с руками и ногами на оставшейся части диванчика, положила голову на мое плечо и запустила руку под рубашку: «Ну, все, теперь я верю, что снова с тобой...»
И мы неожиданно долго просидели на этой террасе, и выпили целую бутылку вина, и потом еще заказали десерт. Около полуночи мне позвонила Ирина, у которой, судя по звуковому сопровождению, тоже было время ужина. «Я звонила домой, никто не отвечает», – сказала она. «Это потому, что я не дома, – ответил я, – с клиентом ужинал и чего-то засиделись». Я отошел к выходу, потому что не хотел говорить все это в присутствии Насти. «Клиент симпатичный?» – просто так, чтобы попробовать температуру воды, спросила Ирина. «Вполне, – уверенно ответил я, – вполне себе симпатичный клиент, только пьет много».
– Я надеюсь, ты такси закажешь, не садись пьяный за руль...
– Уже заказал. Как у тебя?
– Как обычно. Красиво. Люди скучные. Еда вкусная. Погода хорошая.
– Мужчины пристают? – Я не мог не задать свой всегдашний вопрос, было бы странно, если бы я его не задал.
– Как обычно.
– Пока справляешься?
– Пока справляюсь, – засмеялась она. – Но уже очень хочется. Воздух здесь, что ли, другой совсем, но я буду стараться. Все, надо идти, целую тебя, много не пей, голова будет болеть.
Все время разговора я поглядывал на Настю, которая сосредоточенно отправляла кому-то sms-ки и делала вид, что не знает, с кем я разговариваю. Странная мысль пришла в голову: можно сделать всего один шаг, спуститься по лестнице, выйти на улицу и вернуться в старую жизнь. Ничего не объяснять, потому что она все поймет и ни о чем не спросит. Но вместо этого через некоторое время спустился вниз вместе с Настей, сделав, таким образом, еще один шаг к тому, чтобы максимально затруднить себе возвращение в прежнюю жизнь.
Мы пробыли вместе два с половиной дня и три ночи. Ненасытные, страстью и нежностью наполненные ночи оставляли на сон часы, когда уже начинало светать. Ночи сближали нас, а дни отдаляли. Может, в том дело, что летняя ночь короче дня? Настя была такая красивая, светлая и радостная, что каждую минуту хотелось быть с ней, но днем приходилось делить ее с другими: не то чтобы Настя оставляла меня наедине со своими сомнениями, нет, обнимала, держала за руку, знакомила – за два дня я пожал столько рук и услышал столько имен, сколько и за год не слышал своей совсем не уединенной жизни. Мы успели побывать на двух днях рождения, одной премьере и трех вечеринках, и нигде я никому не был нужен, везде чудесно могли обойтись и без меня. Что, в общем-то, не должно было вызывать разочарования, поскольку не раз уже говорено было и принято на веру, что не только какой-то конкретный человек никому не нужен, но и любой вообще человек никому не нужен, если только окружающим нет от него прямой выгоды.
Только эта грустная теория ни разу не сработала в моей собственной практике. Сколько помню, я всегда был кому-то интересен и кому-то нужен. И вот в последний наш с Настей вечер оказался в необжитом пентхаусе нового дома – народу человек под сто, выпивка, закуски, официанты, для удобства гостей, уставших танцевать, между бетонных колонн расставлены белые диваны, столики со стульями, как будто в грохоте музыки можно услышать кого-то. Гости – мои сверстники и помоложе, это в части мужчин, девушки, конечно, все молодые и очень молодые. Или они все знают друг друга, и оттого им так легко вместе, или жизнь их так беззаботно устроена, что им всегда легко, а если не беззаботно, то плевали они на эти заботы. Где этому учат и почему я не попал на эти курсы? Может быть, Настя, самозабвенно танцующая сейчас с кем-то знакомым по телеэкрану, знает этот секрет и научит меня жить так же, так же здорово танцевать?
Я стоял у сцены со стаканом, в котором остатки виски давно растворили лед, и тоскливая мысль о том, что впереди совсем последняя ночь, высасывала остатки радости.
– Чего скучаешь, чего не танцуешь? – Высокая, в мой рост, совсем пьяная светловолосая девушка оперлась на мое плечо. Капелька пота над верхней губой удерживала крохотную белую крупинку. Я осторожно убрал ее пальцем вместе с капелькой. – Пописать проводи, – сказала девушка.
– Не знаю куда, – ответил я.
– А чего ты знаешь? – спросила девушка. – Ты вообще кто такой?
– Человек, – тихо сказал я, понимая, что говорю глупость, что не надо ничего отвечать, а просто отойти, и она через секунду найдет себе новый объект для общения.
– Нет, ты мне скажи, ты кто такой, – девушка постепенно переходила на визг, и я реализовал план побега, оставив девушку на месте, с которого ей непросто было сдвинуться.
– Ну что, совсем заскучал? – весело спросила Настя, прижимаясь ко мне всем телом.
– Нет, тобой любуюсь.
– Врешь, – засмеялась она. – Хочешь, домой поедем.
– Как ты.
– Перестань, – она уже не улыбалась. – Если тебе плохо здесь, могли уйти час назад, могли вообще не приходить. Мне все равно.
– Но тебе же весело было.
– Да, но мне весело, только если тебе не грустно. Когда поняла, что грустно, сразу стало невесело. Все, уходим.
И мы ушли, чтобы еще раз окунуться в нежную сладость ночи, теперь уже последней перед ее отъездом. Ночи, когда мы совсем не спали, потому что рассвет пришел вместе с шумом дождя и неизбежным ответом на неизбежный вопрос.
– Что мы будем делать дальше? – тихо спросил я, проводя пальцем от мочки ее уха, вдоль шеи и плеча и снова повторяя весь несложный маршрут.
– Дождь идет, – сказала Настя. – В Лондоне тоже дождь. И тебя не будет, и дождь. Все сразу плохо.
– Дождь пройдет.
– А ты?
– Скажи мне, Настя, чего бы ты хотела, чтобы я сделал?
– Только то, что ты сам хочешь.
– Я знаю, но все-таки если бы это только от тебя зависело?
– Я бы хотела, чтобы ты хоть чуть-чуть поспал...
– Я серьезно.
Открытое окно впускало в комнату прохладу вместе с шумом пробуждавшегося города. Она натянула на нас покрывало и еще теснее прижалась ко мне: «Я много думала о том, чего же на самом деле хочу, и ничего не придумала, потому что надо хотеть, а не придумывать. Мне очень важно, что ты есть в моей жизни, я знаю, что мы в ближайшее время не можем быть вместе, – у тебя работа, у меня работа... но я бы хотела, чтобы мы виделись всегда, когда выпадают свободные дни, а для этого нужно, чтобы ты этого хотел и чтобы ты был свободен. Наверное, я хочу, чтобы ты был свободен. Из всего, что есть у нас, мне не нравится только то, что ты обманываешь свою жену. И тебе это не нравится. Ты так долго не сможешь, потом немножко начнешь обманывать меня, и это будет уже грустно. Я не хочу, чтобы ты меня обманывал...»
Что я мог ответить этой чудесной девушке, засыпающей на моей груди? Что я должен был ей ответить? Конечно же, что никогда не буду ее обманывать. Но она заснула или сделала вид, что заснула, потому что не ждала от меня никакого ответа. Нечего мне было ей ответить. Через несколько часов мне нужно ехать на работу на обсуждение первой версии бюджета на следующий год, а еще через несколько часов Настя поедет в аэропорт, и мы заранее договорились, что не будет никаких прощаний, потому что совсем скоро мы должны встретиться снова. Я найду повод, чтобы приехать в Лондон, и нам не надо прощаться. Она просила, чтобы я разбудил ее, когда буду уходить, и я разбудил, когда был уже одет, за минуту до того, как выйти, прикоснулся губами к одному глазу, другому. Настя протянула ко мне руки спросонья: «Ты уже?» – «Все, я ушел, любимая, я уже ушел, позвони, когда приземлишься, скоро увидимся».