Стать победителем - Юрий Иванович

Сграбастав листок бумаги в карман, я помчался дальше, оставив родственников на прежнем месте о чем-то интенсивно перешептываться. Скорее всего, они обсуждали несколько странное условие. Хотя как ветераны наверняка понимали, в плен могут захватить и кого-нибудь из нашего лагеря. Тогда наша затея с переходом через горы в обход Грохвы провалится изначально.

Но уже через час они со своими лошадьми стояли возле нашего бивака во всеоружии, с припасами и в полной походной готовности. А мы к тому времени так и продолжали метаться по лагерю, собирая последние листки с допросами, пряча свои диктофоны, седлая попутно коней и с некоторой наглецой разоряя продовольственные запасы наших соседей по лагерю. Вернее даже, это не мы разоряли, это они сами проявляли инициативу, зная о моей болезненной прожорливости. Вначале кто-то принес и положил на камнях завернутые в чистую тряпицу с десяток свежих лепешек. Потом туда добавился мешочек с морковкой и картофелем. Затем появились вяленое мясо, флаги с вином, сыры, колбасы, вяленая рыба и так далее, и тому подобное.

Мой товарищ, не менее болезненный, чем я, но только на укоры совести, начал было возмущаться, кричать по сторонам: «У нас все есть! Спасибо! Ничего не надо!» Но стоило ему один раз заглянуть мне в глаза и увидеть, как я судорожно сглатываю заполнившую рот слюну, так сразу вовремя затих и со вздохом стал складывать пожертвованную нам пищу в переметные сумы. Правда, я все-таки расслышал ворчание:

– Попробуй не взять жратвы этому проглоту!.. Так он собственного коня зажарит!..

Обижаться я на него не стал. На правду ведь не обижаются. Но вот упоминание о конях подстегнуло меня к заключительному акту расставания с лагерем. Для этого я пригласил атамана в бивак уставшего после допроса патриарха и с молодецкой яростью выложил им свои требования:

– Ястреб, трофейного коня зроаков я выкупаю для важного дела. Мало того, доспехи убитого твоим мягуном рыцаря мне тоже крайне необходимы. Атаман, подберите мне еще одного подобного тяжеловоза, нам надо четыре для всех. Плачу любую цену. Своих керьюги мы с Чарли вынуждены оставить в лагере, но с оплатой по их уходу. Также с условием беречь и лелеять как собственных, они нам еще очень нужны. Ну и прошу продать мне лучшие веревки, в должном количестве и ассортименте. Список уже есть у Бароча. Договорились?

Атаман лагеря стал мотать головой и набирать в грудь воздуха для споров. Уж он-то понимал, как сложно именно в такой момент купить у кого-нибудь рыцарского коня, да вдобавок упросить людей продать лучшие веревки. Но его оборвал мягким голосом трехщитный:

– Хорошо, мастер Михаил. Сейчас все это будет у твоего бивака.

С той минуты и кара не минуло, как наша небольшая группа из четырех всадников, за которыми двигались по пристяжной лошади с грузом, отправилась вначале к дозорной башне, а потом прямиком на восток. Полной нашу экипировку назвать было нельзя, но основательной – всенепременно.

Глава десятая

В одном из лагерей переселенцев

Этот бивак не слишком выделялся на фоне остальных ему подобных. Но это если не знать, что добротный шатер не просто пристроен к нависающей под минусовым наклоном скале, а вдобавок прикрывает внушительное отверстие в небольшую пещеру. Довольно редкое творение природы на огромной долине, примыкающей одним краем к низким холмам.

В самой пещерке внутреннее убранство было не лишено приятного уюта и даже некоторой роскоши в обстановке. Хотя восседавшие там за столом люди были одеты в самую простую походную одежду и пили из грубых глиняных кружек горяченный, более чем бесхитростный травяной отвар. Причем пили шумно, с прихлебыванием, как обычно и делают простые крестьяне или не воспитанные в куртуазном обществе ремесленники.

Хотя если выражаться еще точнее, то хлюпающие звуки издавали своими губами двое молодых парней. Разница в возрасте на вид – лет шесть, но один из них отличался широченными плечами и открытым, добродушным и улыбчивым лицом. Второй парень больше хмурился, и у него на лбу порой пролегала глубокая складка.

Третий мужчина и смотрелся гораздо старше, и вел себя гораздо интеллигентнее. Еще при этом пытался поучать хорошим манерам своих младших сотрапезников:

– Что за поведение за столом? Ну ладно Смел, с него взятки гладки. Но уж ты, Миурти, постеснялся бы.

– Да ладно, Саабер, сколько можно?! – возмутился озабоченный раздумьями парень. – Моего папы здесь нет, и за усердие в воспитании никто тебя не похвалит.

– Ох! Ну как тебе не стыдно! – стал сердиться учитель, старший друг и наставник в одном лице. – А то я нахожусь возле тебя ради похвалы?

– Ладно, не обижайся, но дай хоть спокойно чаем насладиться! – досадовал Миурти. – Никто нас не видит, этикет здесь вообще неуместен.

– Но ты должен всегда и везде соответствовать своему высокому ти…

– Все, все! Только давай без титулов и этого «всегда, везде». А не то сейчас напомню, как ты сам ел сырое мясо, пил грязной рукой воду из лужи и вытирал капли из-под носа тыльной стороной ладони.

На эту угрозу Саабер так вдруг рассмеялся, что расплескал немного чаю на свою куртку из простой ткани. Сравнения оказались слишком уж контрастными для него, тяготы побега из империи Гадуни, случившегося сравнительно недавно, и в самом деле отличались дикой простотой. Тогда как при упоминании о грязной луже недовольно скривился гигант Смел:

– Ну вот, вечно удовольствие от завтрака надо испортить! Ну и чего тебе опять наши приключения при побеге в голову лезут? Вспоминай лучше что-нибудь приятное. Бал какой-нибудь, обед званый…

– Ага! Попробуй избавься от этих воспоминаний. – Парень грустно вздохнул, подливая себе в кружку отвара из котелка, стоящего на столе. Хотел отпить, но отставил кружку в сторону и стал с какой-то душевной болью признаваться: – Мне вон этой ночью опять снилось, как я сквозь прутья решетки протискиваюсь и чувствую, что застрял намертво, ни туда ни сюда, задыхаюсь. И тут же наш спаситель Борей ко мне руку тянет и поторапливает: «Быстрее! Быстрее! Иначе так и останешься в этой тюрьме!» А между нами вдруг пропасть расширяется, руки наши все дальше друг от друга, и опять какой-то стон Борея: «Ну! Я ведь маленький, не дотянусь!..»

Саабер уже давно перестал смеяться, зато окончательно рассердился здоровяк. Отставил кружку и поднял нравоучительно свой указательный палец, весьма похожий на сардельку:

– Ну сколько можно себя корить и мучить? А ты думаешь, нам легко? Думаешь, мы не мучаемся тем, что пришлось уходить в той ситуации? Особенно когда от тебя ежедневно несутся эти самобичевания и стенания. Что тебе за сны только ужасные снятся? Почему не застолье какое или там танец с Катериной?..