Воин Скорпиона (сборник) - Кеннет Балмер

Глоаг знал. Возможно, он плохо знал город, но путь в опаловом дворце мог отыскать достаточно легко, ориентируясь в тайных ходах и стоках. Он не сбежал потому, что считал своим долгом драться вместе с рабами. Теперь он застрял у меня в комнате, как в капкане. Я обещал Глоагу заняться его обучением.

Мне кажется, что страшного возмездия, обрушенного на рабов, избежали только Делия, две рабыни в жемчугах, Глоаг и я сам. Когда всех рабов перебили, Знатный Дом потратил целое состояние на покупку новых. Это был серьезный удар — чисто финансовая потеря от бунта рабов.

Натема прислала за мной, и опять, одетый в дурацкий наряд, новый — еще более роскошный, чем прежний, с массой ярко-алых деталей, я отправился со стражниками и Нижни. Мы вышли на высокую крышу, выходящую на широкий рукав дельты со стороны, обращенной к морю. Над головой кружили чайки с широким размахом крыльев. Солнца искрили в воде, а воздух свежо и остро пах морем, особенно после тошнотворной замкнутости дворца. Я расправил грудь и наполнил легкие воздухом, наслаждаясь знакомым запахом.

Со стороны суши от нас располагался город — великолепие цвета и света, с высокими шпилями, куполами, башнями, зубчатыми стенами, создающими беспорядочную путаницу перспектив. За каналом пламенели на фоне флагштоков лилово-охровые вымпелы Дома Понтье. Дальше находились другие анклавы, построенные на островах дельты. Со стороны моря я видел — и как при этом забилось мое сердце! — мачты кораблей, причаленных у скрываемых стенами и крышами пирсов.

В этом скрытом саду на крыше царило буйство тысячи душистых цветов, клонились на ветру тенистые деревья, в нишах, обвитых плющом, стояли мраморные статуи, журчали фонтаны воды. Натема ждала моего падения ниц, раскачиваясь в кресле вроде гамака, лицом к поручням у отвесной стены высотой в тысячу футов.

У ног Натемы, усыпанных самоцветами, сидела, согнувшись, одетая в жемчуга и перья, Делия из Дельфонда.

Я удержал бесстрастное выражение лица. Я мигом оценил ситуацию, и нависшая над Делией опасность заставила меня задрожать.

Ибо Делия ахнула при виде меня, и гордое лицо Натемы повернулось к ней, и на лбу у принцессы появилась легкая нахмуренность.

Беседа пошла своим чередом — именно так, как я ожидал. Мой отказ поразил Натему. Она велела рабам отойти за пределы слышимости и взволнованно рассматривала меня. Легкий ветерок ерошил ей волосы, васильковые глаза были одновременно горящими и томными. Она выглядела очень красивой и желанной.

— Почему ты отказываешься, Дрей Прескот? Разве я не предложила тебе все?

— Мне думается, — осторожно ответил я, — что ты велишь убить меня.

— Нет! — она стиснула руки. — Почему, Дрей Прескот, почему? Ты сражался за меня! Ты защищал меня!

— Ты слишком прекрасна, чтобы умереть позорной смертью, принцесса.

— О!

— Ты предложила бы мне все это, не будь я твоим рабом?

— Ты мой раб, и я могу делать с тобой все, что пожелаю!

Я не ответил.

Она оглянулась туда, где сидела Делил, вышивая шелковый кусочек гобелена и притворяясь, что не смотрит на нас. Щеки у нее раскраснелись. Натема растянула в улыбке спело-красные губы.

— Я знаю! — прошипела она сквозь белые зубы. — Знаю! Эта рабыня… Стража! Сюда… Приведите эту девку!

Когда чулики встали перед нами, крепко держа Делию, та вздернула маленький подбородок и смерила Натему настолько гордым и пренебрежительным взглядом, что вся кровь в моем теле помчалась и запела. На меня Делия не взглянула.

— Вот причина, Дрей Прескот! Я видела твой взгляд, там, в коридоре, где ты перебил пятерых вероломных стражников! Я все видела!

Она отдала приказ, от которого я прирос к месту. Чулик выхватил кинжал и приставил его к груди Делии. И повернул маслянисто-желтое лицо к Натеме, флегматично ожидая следующего приказа.

— Эта девушка что-нибудь значит для тебя, Дрей Прескот?

Я взглянул на Делию, смотревшую теперь не отрываясь на меня, с высоко поднятой головой, с прекрасным, упругим и бесконечно желанным телом. Царица среди женщин, вот кто такая Делия с Синих гор! Неизмеримо прекраснейшая женщина на всем Крегене и на всей Земле, несравненная, лучезарная, божественная. Я покачал головой и грубо, презрительно бросил:

— Рабыня? Нет… она для меня ничего не значит.

Я увидел, что Делия сглотнула. Веки ее дрогнули.

Натема улыбнулась, словно одна из тех самок лимов из прерий, мохнатых злобных представителей семейства кошачьих, против которых кланнеры вели непрерывную войну, защищая стада чункр. Она сделала знак, и Делию вернули к гобелену. Я заметил, что пальцы у Делии чуть подрагивали, когда она направляла иглу, но спина оставалась прямой, тело упругим, а жемчужины сильнее блестели от пылания ее великолепной кожи.

— В последний раз, Дрей Прескот: ты согласен?

Я покачал головой, благодарный, что по крайней мере на время Делия избавлена от непосредственной опасности. Случившееся затем было острым и грубым, но, учитывая обстоятельства, не неожиданным.

По приказу, который Натема выкрикнула неистовым, срывающимся голосом, чулики схватили меня, поволокли к перилам и наполовину столкнули меня, так что я повис над пучиной. Вода подо мной закручивалась в водоворот от длинной песчаной косы, тянувшейся с конца острова. Воздух пах очень сладко и свежо, с резким привкусом соли.

— Ну, Дрей Прескот! Одно слово! Одно слово — вот и все, что я прошу!

Я был не настолько глуп, чтобы воображать, будто смогу легко пережить такой прыжок. Это будет рискованная ставка с соотношением шансов отнюдь не в мою пользу. Я мог легко расшвырять чуликов, выхватить шпагу, пробить себе дорогу сквозь них и попробовать сбежать в муравейнике дворца. Но я считал, что Натема не швырнет меня в вечность. Конечно, она с рождения привыкла делать все, что угодно, и получать все, что захочется. Но если она возомнила, что любит меня, то станет ли меня уничтожать?

Я подобрался, готовый извернуться, как зорк, и швырнуть в пространство держащих меня желтобрюхих трусов.

— Одно слово, Натема? Одно слово я тебе уделю! Нет!

Я услышал пронзительный крик Делии и шум завязавшейся борьбы. Я подтянулся на одной руке, и чулик, ахнув, попытался удержать меня.

— Что здесь происходит?

Произнес это резкий, сильный голос, тоном человека, привыкшего к абсолютной власти. Чулики втащили меня обратно. На крыше с душистым садом происходила немая сцена.

Все рабы пали ниц. Делию держали двое чуликов. Натема грациозно склонилась в подобии реверанса. Человек, к которому были адресованы эти многочисленные знаки подобострастного уважения, был, похоже, не кто иной, как отец Натемы, Глава Дома, Кидонес Эстеркари, кодифекс города собственной персоной.