Истории медсестры. Смелость заботиться - Уотсон Кристи

Я улыбаюсь, вспоминая это. Джайлз старается изо всех сил, как и я.

– Если пациент пытается прихлопнуть вас, пока вы делаете непрямой массаж сердца, – сквозь зубы говорит Сандра, – он не при смерти.

Джайлз опускает руки.

– Мне так жаль. На прошлой неделе у меня был тренинг по реанимированию, дело, должно быть, в этом.

Я наблюдаю за реакцией Сандры. Она была бы совершенно права, если бы рассказала Джайлзу, что компрессия грудной клетки болезненна и может значительно усугубить клиническую картину. Но я вижу, как ее хмурые морщинки немного разглаживаются. Мы все были когда-то новичками.

– В следующий раз выберите песню побыстрее, – говорит она и подмигивает. – И, ради бога, пойте про себя. Это не «Х-фактор».

Мы возвращаемся к Венди, и Сандра садится рядом с ней.

– Сейчас я задам тебе кучу вопросов, – говорит она. – Я хотела бы узнать о твоей жизни. Это поможет нам позаботиться о тебе, так что расскажи мне все, что, по твоему мнению, нам нужно знать. Что ты любишь есть и пить, и все такое.

Детали жизненно важны. Однажды я ухаживала за ребенком, которому чуть не ввели сильнодействующие и потенциально опасные лекарства для лечения ущемления ствола головного мозга. У него были соответствующие симптомы: фиксированное расширение зрачка и неправильная осанка. Однако оказалось, что у этого ребенка в анамнезе ДЦП и слепота, поэтому у него всегда фиксированный расширенный зрачок и необычная поза. К счастью, врачи прочитали записи медсестры приемного отделения, в которых подчеркивалось, что это нормально для него, и ребенок избежал ненужного лечения.

Сандра пишет «Преступление на почве ненависти» в истории болезни. Конечно, тот факт, что Венди бездомная, затрудняет работу с документами, хотя мы делаем все возможное. Сандра обнаруживает, что за Венди ухаживает команда медсестер для бездомных, которые регулярно видят ее в клинике и в разных общежитиях.

Последствия создания бригад медицинских сестер для бездомных для Национальной службы здравоохранения огромны. Медсестра Жюстин Бохан в 2017 году руководила проектами в Хаммерсмите и Фулеме, в рамках которого она ездила в общежития и центры для бездомных, оказывая им поддержку и лечение. Это привело к 20-процентному сокращению числа госпитализаций в отделениях неотложной помощи. Но реальная ценность специалистов по медицинскому уходу за этой категорией населения важнее денег. Бездомный мужчина рассказывает мне о своей медсестре: «Она помогает мне выжить. Заставляет меня помнить, что я человек и заслуживаю медицинской помощи, как и все остальные».

Социология здравоохранения и политика нашего времени все больше проникают в больницы, но преступления на почве ненависти остаются. Когда мне исполнилось пятнадцать, мой отец каждый день работал бесплатно по несколько часов в местном магазине Londis после того, как его владелец, друг папы, стал жертвой нападения на расовой почве и вынужден был провести месяцы в больнице. Местные дети вбегали в магазин и выкрикивали расистские оскорбления, пока мой отец не прогнал их метлой.

Мы живем во времена постоянно растущего разделения, ненависти и политических беспорядков. А местами и жестокости. Но воспоминание о моем отце, который временами был самоуверенным, но моментально вставал на защиту и сочувствовал любому человеку, дает мне надежду. Если он видел, как кто-то причиняет боль другому, он восставал. Иногда он ошибался и обижал кого-то, но все равно восставал. Мы с папой расходились во мнениях почти во всем, но все же уважали и любили друг друга. Он научил меня, что можно быть на противоположных концах ринга для дебатов и оставаться хорошими друзьями. «Неважно, что ты думаешь. Если ты видишь, как другому человеку причиняют боль, и не вмешиваешься, чтобы помочь, ты такой же плохой человек, как и тот, кто причиняет боль». Мой отец всегда имел смелость заботиться.

Венди плачет – ее выписывают. У нее нет медицинских показаний для дальнейшей госпитализации. Ей предстоит еще одна ночь на улице. Она дрожит от страха.

– Как будто я даже не человек, – говорит она. – Кто это сделал? Я не виновата, что бездомная. Это может случиться с кем угодно.

Я спешу, пытаясь заполнить нужные бумаги, которые мы пишем после любых аварийных вызовов, чтобы отслеживать и улучшать нашу работу. Мне нужно в кардиологическое отделение, где у мужчины за неделю случилось семь опасных аритмий, и все они нуждались в кардиоверсии – ударе по сердцу, который превращает его электрическую активность в нормальный ритм. Я хочу остаться с Венди. Чтобы услышать ее историю. И я вижу, что она хочет мне что-то сказать. Интересно, как жизнь привела ее сюда, кого она любит в этом мире, кто любит ее. Возможно, никто.

Сестринское дело – сложная и академичная профессия. Она включает в себя управление временем, оценку рисков и расстановку приоритетов. Я знаю, что человек в кардиологическом отделении в опасности. Он может умереть, а схема его лечения во время аритмии является важной информацией, которую необходимо передать бригаде, чтобы хоть немного помочь им. Сегодня, как и много раз до этого, я не завтракала и не обедала. Сотрудники мотаются от одной чрезвычайной ситуации к другой и, вероятно, даже не пьют воду, не говоря уже о еде.

Проблемы Венди теперь уже не медицинские. Национальная служба здравоохранения переполнена пациентами, ожидающих крайне необходимых коек. В задачи Службы не входит предоставление убежища, жилья, еды или отопления. У меня нет времени сидеть с Венди, держать ее за руку и слушать, как бы мне этого ни хотелось. Помогая нуждающимся, многие люди выполняют роль медсестер, чего мы слишком часто не можем себе позволить. Но и медсестры иногда находят способы помочь, вопреки, а не благодаря системе.

Сандра подходит к нам, неся стопку медицинских историй такой толщины, что она заканчивается под подбородком.

– Венди, – говорит она, – я слышала, доктор Афолаян сказал, что ты готова к выписке. Она кладет стопку в изголовье кровати Венди. – Но я такая глупая и забыла сказать ему о твоей боли в груди.

– Какой боли в груди? – Венди перестает плакать.

Сандра слегка качает головой и говорит четко и медленно.

– Ну, я знаю, что ты готова выписываться, но боль в груди означает, что тебе нужны дополнительные анализы. Особенно с твоим сердечным анамнезом.

После паузы Венди улыбается.

– Совсем плохо, – говорит она и прижимает руку к центру груди, где-то возле сердца.

– Я так и думала, – говорит Сандра резким и серьезным голосом.

Она встает, берет истории и уходит, подмигивая мне.

– Думаю, мне нужен морфий, – говорит Венди, все еще держась за грудь.

– На это нет никаких шансов, – отвечаю я, и мы ухмыляемся.

После нескольких месяцев, проведенных в нашем новом арендованном доме, когда я работала по 90 часов в неделю, ухаживала за людьми и писала, наконец, мне удалось увидеть более широкую картину. Я часто вспоминаю пациентов и их семьи, которые были в гораздо худших ситуациях и пережили гораздо более страшные вещи. У нас есть крыша над головой, еда и любящая семья. У нас есть мой брат.

Мы никогда не узнаем, что заставило такого сильного человека, как он, упасть в тот день. Парамедики сказали, что это могла быть аритмия или низкий уровень глюкозы в крови, но что бы это ни было, оно прошло. Я делаю ему ЭКГ в двенадцати отведениях на работе, чтобы проверить его сердце. Я показываю ЭКГ специалисту, и она пожимает плечами. «Все нормально. Стресс может проявиться как угодно».

Брат улыбается, поднимает руку и напрягает мышцу. «Железо», – говорит он. И мир снова движется: медленнее, чем раньше, но движется. Нам повезло. Однако я до сих пор чувствую ужасную вину перед своими детьми, которые стараются изо всех сил. Они не просили всего этого. Решаю отвезти их отдохнуть в доме на колесах: я нашла дешевое предложение. Родители всегда брали нас с собой в такое путешествие на каникулы. Однажды, когда папу уволили, мы остались в таком доме на все лето, и мама мыла голову в реке средством для мытья посуды. Я до сих пор помню, какими мягкими были ее волосы, как они пахли. Тогда жизнь моих родителей была нелегка, и тем не менее они подарили своим детям счастливые воспоминания. Я хочу попробовать быть похожей на них.