Песнь крысолова - Соня Фрейм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ко мне, к моему большому удивлению, подходит Джей Пи. Он выглядит спокойным и даже заинтригованным. Вьющиеся волосы откинуты назад, и в который раз поражаюсь его симпатичной щербатой мордахе. Хорошенькой он был бы девочкой.
– Я ведь не закончил. Что ты вскочила?
– Чтобы не сидеть под светом.
– Давай тогда тут перетрем.
– Где Вертекс?
– Принимает душ. Под Мадонну.
Об этом можно и догадаться по смеси звуков из ванной. Хоть кто-то умеет расслабляться в любой обстановке.
Я ненадолго забыла, что Джей Пи – наш пленник. Мы будто уже сообщники. Домой он, похоже, не сильно хочет.
– Сейчас кое-что покажу.
Джей Пи лениво роется в снимках, а я отстраненно слежу за ним. Наконец, он разворачивает ко мне телефон. На экране странная, причудливая картина в бледных тонах. Изображение не знакомо, но образы – четкие, округлые – вызывают дежавю.
Слева стоит девочка, играющая на горне, и она так увлечена своим инструментом, что отвернулась от происходящего за ее спиной. А там творится что-то очень странное. Младенец с криками исчезает в распахнутом окне – его уволакивают маленькие фигуры в черном. В люльке позади девочки сидит странное существо синего цвета в детском чепчике. Оно осоловело смотрит на зрителя и словно видит в нем невольного свидетеля этой страшной сцены.
Картина тревожит. Я почти слышу музыку горна, слышу, как девочка играет, отвернувшись от всего света. Она играет с такой отдачей, словно хочет забыть, что мир за ней вообще существует. За нитью ее музыки реальность рвется напополам, и что-то важное уносят из ее дома.
– Симпатично, не правда ли? – картаво интересуется Джокер с лукавой улыбкой. – Это иллюстрация из книги Мориса Сендака[20], название примерно можно перевести как «Где-то снаружи». Книжка о том, как девочку Иду оставили сидеть с младшей сестричкой, но она заигралась на горне и не заметила, как малышку уволокли гоблины, а вместо нее подсунули черт знает что. Вот этого синего подменыша изо льда. И когда Ида это обнаруживает, она надевает желтую накидку матери и стремглав несется за похитителями. Но вылезает из окна задом наперед и попадает в странную страну «где-то снаружи», в которой потеряны все следы. И блуждать бы ей там вечно, если бы не голос отца, помогающий выбраться из заколдованной реальности. В итоге она догоняет гоблинов, отвлекает их музыкой горна, забирает свою сестричку, и они возвращаются домой. Конец. Никто не умер.
Экран не выдерживает и гаснет. Джей Пи играючи оживляет подсветку и передает телефон в мои руки.
– Сюрреалистично. Изображение похоже на загадку, – наконец, выдаю я.
– Символичный сюр – его фишка. Все рисунки имеют завершенность образа, но не действия! Почти в каждой иллюстрации присутствует захват процесса. Вот сестренку вытаскивают из окна, вот гоблины плывут по речке, вот Ида летит над городом. Везде ощущение настоящего времени. Сендак знал, как взорвать людям мозг. Меня это дико прет. Хотя смысл не в этом. – Джей Пи заглядывает в мое лицо с неким дружелюбным снисхождением. – Смысл заключен в одной-единственной картине, которую я тебе показал. Похищение и появление подменыша.
Перевожу взгляд на синее существо в чепчике, которое он окрестил «черт знает что». Оно смотрит осоловелым, тупым взором, но точно видит тебя.
– Ты уже начала догадываться о взаимосвязи твоей работы и клиники. Детей похищают на замену. Михи был вместо меня. Это значит… я вот это синее чучело изо льда. Понимаешь? – тихо вопрошает Джей Пи.
Он выглядит живым и настоящим. От него пахнет мятной жвачкой и немного потом. В глазах пробегает тысяча смыслов. Если это подменыш-пустышка, то он искусно сделан. Почти как человек.
– Значит, я – гоблин, ворующий настоящих детей?
– Да, – без тени смущения кивает он. – Только… о своей сестре ты тоже многого не знаешь. Она не та, кто ты думаешь.
Мы обе не Эдлеры.
Я прислоняюсь к стене, закуриваю снова. Джей Пи нервно поводит носом: ему тоже хочется. Но сигареты заканчиваются, и делиться я не хочу.
– Зачем подменяют детей? – спрашиваю я. – Куда уходят настоящие дети?
– Их подменяют, потому что это часть цикла. Мои родители – успешные люди, но мать бесплодна. Они очень хотели ребенка. Они принадлежат к той узкой прослойке человечества, которая может отдать за свое желание почти любые деньги. Через клуб нашелся источник исполнения желаний такого рода. У вас… был дилер, который мог почти все. Изначально кроме главного врача Вальденбруха, Крупке, за делом стоял еще один человек, которого ты, возможно, знаешь. Анджей Новак. Позже Шимицу взяла в свои руки этот бизнес по добыче детей для бездетных пар. Но не она все придумала.
Имя действительно знакомо. В «Туннеле» Новак – тот, о ком говорить боятся. Известен как некто очень близкий Мельхиору. Но у него есть и другая репутация. Учредитель подпольного клуба мазохистов, разработавший целую терапию болью, наркодилер и просто сволочь. Из-за него в «Туннеле» устраивали облавы, потому что он постоянно впутывался в темные истории. Последний раз, когда о нем слышали, был связан с его клиенткой. Ее замучили до такой степени (по ее же заказу), что она умерла прямо в подвале клуба. Мельхиор еле вышел сухим из воды. После этого, говорят, их дружбе пришел конец. По крайней мере, Новака больше никто не видел, хотя другие утверждали, что он все еще бывает в клубе. Присутствует, как тень на стене.
– Новак больше остальных приложил руку. Он… не просто дилер, – увлеченно продолжил Джей Пи. – А специалист по оккультным практикам. Хочешь верь, хочешь нет. И благодаря его дару… бесплодные женщины беременели. Или от бесплодия излечивались их мужья. Случалось чудо, рождались дети. Так появилась твоя Родика. Так родился и я.
Мы смотрим друг на друга с новым пониманием. Теперь мне становилось ясно, почему я все время ощущала в Джей Пи некую странность, чужеродность. Такую мне близкую и непостижимую.
– Но ничто не берется из ниоткуда, – продолжил он. – В этом принцип разработанного Новаком ритуала. Нужно отдать взамен что-то равноценное. Другое дитя. Очень похожее на твое собственное. Иначе… иначе подмена вскроется.
Я провела по его щеке ладонью и приподняла каждое веко. Оттянула губы, проверила зубы. Послушала пульс.
Подменыш.
А Михи, значит, настоящий.
– Да хоть препарируй, я – человек, – хмыкнул он.
– Потрясающая работа. Подмена не вскрылась.
– Нет. Ты украла Михи и передала его нужным людям до полнолуния. Теперь я выкуплен.
Все, что я слышала, должно было пугать и внушать отвращение. Но я испытывала только замешательство от того, что была частью такой огромной и сложной схемы.
– У каждого подменыша есть свои циклы. Это переломные моменты, когда ребенок