Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

– Как это может быть, с поличным и ни при чем?!

– Славка рассказал так: участковый увидел раздетые «Жигули», через несколько метров от них на земле лежали снятые детали, а еще через несколько метров стояли эти двое и нервно курили. Больше во дворе никого!

– Может, они просто оказались не в том месте и не в то время? – увлеклась Лена.

– По-моему, ты начинаешь выгораживать преступников, – подколол жену Вадим, и оба рассмеялись.

– Нет, я серьезно! – смутилась Лена. – Мало ли кто мог быть рядом!

– Понимаешь, рассуждения следователя, в принципе, логичны – кто станет бросать сворованные запчасти, коли он их уже своровал? Только тот, кто увидел милиционера и испугался. А кто в этом дворе мог увидеть милиционера? Только эти двое. Плюс следы. – Вадим задумался и на несколько секунд замолчал. – да; так вот, следы. И еще они не могли толково объяснить, что они делают в чужом дворе в три часа ночи…

– В час «совы», – вставила Лена.

– Нет, час «совы» – это с четырех до пяти. Ну, не важно. Тут странно другое. Один из них до сих пор член КПСС.

– А это какое значение имеет?

– Понимаешь, у нас же по статистике не может быть судимых коммунистов. Поэтому когда возбуждают дело против партийного, его быстренько из КПСС исключают, и на скамью подсудимых он садится уже «бэ-пэ».

– Что это – «бэ-пэ»? – не поняла Лена.

– Нет, ты святая! – Вадим ласково посмотрел на жену. – Это значит беспартийный!

– Ну а для тебя это чем важно?

– Как-то странно получается. Если следователь не накатал письмо в его парторганизацию, значит, сам не уверен. Или неопытный. А если накатал, а те не исключили – значит, мужик действительно приличный. Не знаю! Что-то я в этом деле чую…

– А Славе ты зачем? Он же сам криминалист дай бог!

– Меня это тоже смутило. Но, говорит, давай в одном процессе посидим, давно не виделись, потреплемся. Во профессия, чтобы пообщаться, надо в один процесс сесть, а так нельзя!

– Ой, – Лена посерьезнела, – боюсь, у него на уме что-то другое. А он тебя не подставит?

– Славка?! Никогда! Абсолютно приличный и порядочный человек! Нет, он признался. Ему мои актерские способности нужны. Подыграть!

– Но это же обидно! – искренне возмутилась за мужа Лена.

– Нет, солнышко! Славка гений и трудоголик, и ему помочь – уже удовольствие. Плюс у него всегда есть чему учиться. – Вадим замолчал, а потом добавил: – А я – идиот!

– Самокритично. В чем же это выражается? – Лена улыбалась. Кофе подействовал, и хорошее настроение брало верх над тяжестью раннего подъема.

– Я про гонорар не спросил!

– Ну и ладно. Если для тебя это дело интересное, то и не важно. Слава богу, уже не нищенствуем.

Лена встала, подошла к мужу и поцеловала.

Слава и Вадим сидели за адвокатским столиком и обменивались последними адвокатскими сплетнями. Судья, что было обычным явлением, опаздывал. Поскольку слушать дело сегодня должен был Егоров – председатель суда, то срок его опоздания не мог ограничиваться не только официальным временем начала процесса, указанным в повестках и в расписании, но и элементарными нормами приличия. В связи с этим Слава вспомнил недавнюю историю.

– Был я тут пару недель назад на юбилее у одного нашего «старика». Симонова, слышал?

– Если честно, нет.

– Так вот, – продолжил Слава, – стукнуло ему шестьдесят. В адвокатуре тридцать пять лет.

– Ну, это не рекорд, – вставил Вадим.

– Не торопись, – почти менторски произнес рассудительный и известный всей коллегии спокойствием Слава. – Встает заведующий консультацией и говорит: «Дорогой Петр Петрович, поздравляю бла-бла-бла, а главное, с тем, что вы провели в судах уже тридцать пять лет!» А тот отвечает, причем сходу, влет: «Нет, в суде я провел лет десять, а остальное в судебных коридорах, в ожидании, когда судьи чай допьют!»

Оба расхохотались. Слава отличался тонким и добродушным чувством юмора. Вообще, адвокат был редкий, с внешностью, никак не вязавшейся с образом классического московского правозаступника. Ростом под два метра, весом за центнер. И это не от жира, а, наоборот, благодаря спорту. Хотя сам Слава об этом почти не рассказывал, Вадим знал, что был Хандроев мастером спорта международного класса по классической борьбе, дважды выигрывал молодежные первенства Союза, взял серебро на чемпионате Европы.

Выглядел Слава устрашающе – медведь, вставший на задние лапы. На его фоне худющий длинноволосый Вадим, у которого и борода-то росла весьма условно, выглядел пацаном-подростком. Когда они готовились к сегодняшнему делу, сидя у Славы дома, тот признался, что это обстоятельство тоже сыграло немалую роль, когда он подбирал партнера для процесса.

– Понял, – отозвался Вадим. – Будем терпеливо ждать, беря пример со старших товарищей. Кстати. – Вадим посерьезнел. – Ты, Слав, не очень переигрывай. А то, боюсь, твой кавказский темперамент до добра не доведет. Напорешься на «частник». Егоров, говорят, адвокатов не очень жалует.

– Во-первых, одно из двух: либо «переигрывать», либо «кавказский темперамент», – поправил друга Слава.

В компании с таким артистом, как ты, я могу только подыгрывать, так что дирижируй.

– Тогда уж режиссируй, – поддел в ответ Вадим.

– Принято! Ну а что касается темперамента, то… Знаешь, если не нравиться судьям, но нравиться женщинам, я согласен на частное определение!

– На таких условиях я тоже.

В зал наконец вошла секретарь суда, на ходу произнося: «Прошу встать, суд идет!» За ней проследовали двое народных заседателей и сам Егоров.

Вадим посмотрел на судью и, обернувшись к стоявшему рядом Славе, прошептал:

– А товарищ судья, кажись, болеють!

Слава взглянул на Егорова и, садясь уже, поскольку «прошу садиться» прозвучало, спросил:

– Почему ты так решил?

– Посмотри, какое у него красное лицо! Либо с бодуна, причем хорошего, либо давление. По-любому нам будет несладко!

– Ну, если с бодуна, то наоборот. У человека настроение хорошее, вчера погулял!

– Не! Ну ты – прелесть. Я знаю, конечно, что ты вообще в рот не берешь, но книжки-то читаешь? Человек с похмелу! Он ненавидит всех и вся! Особенно громкую речь!

В Славиных глазах мелькнула злость.

– Понял! – с угрозой произнес борец.

Судья объявил начало процесса и, вопреки традиции, попросил помощника прокурора, девушку, выступавшую государственным обвинителем, огласить вместо него обвинительное заключение. Секретарь суда подскочила к Егорову и что-то быстро прошептала на ухо.

– Ну и сделайте это! – громко ответил ей Егоров. Секретарь вернулась на место и обратилась к подсудимым:

– Назовите ваши фамилии, имена и отчества.

Вадим, не поворачивая головы к Славе, шепотом произнес:

– Начало многообещающее!

– Угу! – отозвался Хандроев.

Пока секретарь выясняла биографические данные, прокурор зачитывала обвинительное заключение, запинаясь чуть ли не на каждом предложении, из-за чего складывалось впечатление, будто она его впервые видит.

Егоров пару раз наклонялся под стол и, как подглядел Вадим, прикладывался к фляжке. Такого ни в практике Осипова, ни в практике Хандроева еще не случалось.

– Что делаем? – тихо спросил Вадим. – Отвод?

– Офигел? – шепотом прорычал Слава. – И не примет, и обозлится! Наоборот! В таком состоянии нам гарантирован приличный приговор.

– Почему? – удивился Осипов.

– Да потому! – обозлился на несообразительного партнера Слава. – Потому что будет бояться, что в кассационной жалобе мы об этом напишем. Представляешь – мотив для отмены приговора: судья был пьян.

– А вы, батенька, мечтатель, – примирительно улыбнулся Вадим.

– Товарищи адвокаты! – раздался голос Егорова. – Не хотите выйти в коридор и там пообщаться?

Слава зыркнул на судью, но ничего не сказал. Вадим понял, что пора начинать играть свою роль:

– Извините, товарищ председательствующий. Я больше не буду. Честное слово!

Егоров с удивлением и презрением посмотрел на Осипова.

Процесс шел уже третий час. Допросили подсудимых. Почти все вопросы Хандроева судья снял. Либо как наводящие, либо как не имеющие отношения к делу, либо как несущественные. Слава метал громы и молнии, правда только глазами и беззвучным движением губ. Прокурорша, которой такая ситуация была на руку, тем не менее смотрела на Славу с жалостью. Видимо, женское начало брало верх…

Вадим успел задать пару бессмысленных вопросов, чем заслужил очередной презрительный взгляд Егорова и полный ненависти – Хандроева. Тот даже демонстративно отодвинулся подальше от Осипова. Вадим же продолжал глупо улыбаться и заполнять клеточки разлинованного квадрата 10 на Ю цифрами. Игра «ход конем» была хорошо известна всем студентам, и действующим и недавним, как лучший способ Убить время на пустой и скучной лекции.

После очередного ныряния под стол за поправкой здоровья Егоров поинтересовался: