В мышеловке - Дик Фрэнсис

Страницы разлетелись, ветер с берега подхватил их и понес, словно огромные сухие листья.

Не останавливаясь, я бежал дальше — туда, где среди зеленой холодной воды негостеприимно торчали камни, острые, как акульи зубы, омываемые вспененными волнами. Я скользил, спотыкался и падал, всем существом ощущая, что прибрежное течение гораздо сильнее, чем казалось, камни жестче, а дно под ногами — коварнее. Было ясно, что, избежав одной смертельной опасности, я подвергаюсь другой, не менее серьезной.

Я пожертвовал секундой, чтобы оглянуться.

Уэксфорд вошел на пару шагов в воду, но, как мне показалось, только для того, чтобы дотянуться до листка, упавшего ближе, чем другие. Там он и остановился. Вода кипела вокруг его штанин, а он как приклеился глазами к листку.

Грин наклонился над передним сиденьем для пассажира. А Бровастый застыл на берегу с открытым ртом.

Я начал бороться за то, чтобы остаться живым. С каждым шагом течение усиливалось, оно засасывало, тянуло и сбивало с ног. По пояс в воде, я едва держался на ногах и каждый раз, теряя равновесие, рисковал жизнью, так как острые черные камни — и те, что торчали над водой, и те, что уходили в глубину, — в любой момент могли порезать или проткнуть меня насквозь.

Это были не те камни, к которым я привык, — не гладкие валуны британского побережья, отшлифованные морем, а грубые обломки вулканической породы, шершавые, как пемза. За них нельзя было взяться рукой: кожа прилипала к ним и отрывалась клочками. Так же как и одежда. Я не прошел еще и тридцати метров, а по мне уже струилась кровь из доброго десятка неглубоких царапин, ведь именно они кроваточат особенно сильно.

Моя левая рука все еще была привязана бинтами. Именно там я спрятал список иностранных покупателей — на случай ограбления номера, как уже случилось в Алис-Спрингсе. Промокшие теперь бинты липли к телу, как пиявки. Мышцы, ослабленные переломами и неподвижностью, отказывались служить. Невозможность пользоваться обеими руками усиливала мою неустойчивость. Нога неудачно наступила на подводный камень, и я, утратив-таки равновесие, упал ничком. Попробовал подняться, помогая себе одной рукой, — пустое дело. Я разбил себе грудь и плечо и не расквасил нос только потому, что резко отвел в сторону голову.

Камень возле щеки вдруг разлетелся мелкими каменными брызгами, словно взорвался. Осколки попали мне в лицо. Я через силу повернулся и посмотрел на берег, холодея от дурного предчувствия.

На берегу стоял Грин и целился из револьвера.

Глава 15

Нас разделяло метров тридцать, но мне казалось, что он стоит совсем близко.

Я видел его вислые усы и спутанные волосы, которые шевелил ветер. Видел, как сузились его глаза и напряглось тело. Он расставил ноги и, держа револьвер обеими руками, нажал на спуск.

Выстрелов я не слышал из-за грохота волн. Но я видел, как дернулись его руки от отдачи, и решил, что это верх глупости — позволять ему стрелять по неподвижной цели.

Сказать по правде, я не на шутку перепугался. Видимо, Грину, как и мне, казалось, что я совсем рядом. И он, должно быть, был уверен, что попадет в меня, хотя его робкое обращение с револьвером в машине наводило на мысль, что он не такой уж мастак в стрельбе.

Я повернулся и проковылял еще метр или два, но двигаться становилось намного труднее; отчаянная борьба с течением, волнами и камнями окончательно обессилила меня.

С минуты на минуту должен был наступить конец.

Я споткнулся, упал на острые камни, поранил руку, и вода опять окрасилась моей кровью, она сочилась из сотни мелких порезов.

И тем не менее именно в этот момент у меня появился новый план.

Я был погружен по пояс в зеленую воду, а большинство прибрежных камней пряталось под волнами. Неподалеку от берега тянулась гряда огромных каменных клыков, похожая на чудовищный волнорез, и я инстинктивно старался держаться подальше от него, потому что там разбивались самые лютые волны. Но в поле моего зрения та гряда являлась единственным укрытием. Три шага приблизили меня к волнорезу, да еще и течение мне помогало.

Я оглянулся на Грина. Он перезаряжал револьвер.

И я начал действовать.

Прижимая окровавленную руку к груди, я выпрямился, пошатываясь из-за течения, и смотрел, как он целится, вытянув обе руки.

Но я считал, что попасть в цель из револьвера на таком расстоянии и при таком ветре мог бы лишь очень меткий стрелок. Стрелок, руки у которого не дергаются после каждого выстрела.

Ствол револьвера глядел прямо на меня.

Я даже заметил злобную усмешку, когда Грин нажимал на спуск.

Какую-то ужасную секунду я был убежден, что он попал, однако смертоносная пуля пролетела мимо.

Высоко подняв правую руку, я на миг замер перед ним в такой позе, давая им возможность разглядеть, что весь перед моей рубашки красен от крови. Потом я артистически скорчился и упал ничком в воду, моля Бога, чтобы они подумали, что Грин убил меня.

Море было не намного лучше пули. И только отчаянный страх держал меня в воде, когда я крутился на острых каменных зубьях. Волны сами относили меня к волнорезу, и я отчаянно силился закрепиться за что-нибудь, чтобы меня не подняло и не шарахнуло о те ужасные камни. И в то же время старался изо всех сил, чтобы Уэксфорд или Грин не заметили мое барахтанье. И тут мне сказочно повезло. Море начало заталкивать меня в расщелину между камнями, где я был невидим с берега. Я зацепился за что-то рукой, согнул колени и попытался удержаться там, а море выталкивало меня назад. Каждая новая волна сводила почти на нет мои усилия. Я судорожно цеплялся за камни и качался, качался в воде, все больше и больше теряя силы.

Я не слышал ничего, кроме ударов волн о камни. В отчаянии я спрашивал себя, сколько еще они собираются торчать здесь, высматривая, не прибьет ли море мой труп? А посмотреть я не отваживался, чтобы не выдать себя.

Вода была холодная, и раны понемногу перестали кровоточить. «Хорошо быть, — думал я, — молодым, сильным и здоровым. Да еще бы сидеть на суше и держать в одной руке кисть, а в другой — кружку пива… слышать дружелюбный рев самолетов над головой и не иметь денег, чтобы платить за газ…»

Наконец я отважился посмотреть на берег. Выбор у меня был невелик: либо висеть на камне, присосавшись к нему как молюск, пока в конце концов не отпадешь, онемевший и слишком слабый, чтобы бороться за жизнь, либо решиться отпустить «мой» камень, и я отпустил его. Первая же убегающая волна бесцеремонно потащила меня за собой, а ее подружка, волна набегающая, швырнула назад.

В такой короткий промежуток времени, отпущенный мне, я успел взглянуть на берег.

Дорога, скалы и каменоломня выглядели, как и раньше. На месте была и машина, и люди.

«Ах, черт бы все побрал!» — подумал я.

Рука потянулась к скале в попытке зацепиться. Пальцы были изранены и кровоточили. Сколько я еще продержусь? И, уже совсем обессилев, я сообразил, что на дороге стоит не машина Уэксфорда, а рядом с ней вовсе не он.

А если так, то нужно выбираться!

Я попытался как можно дальше отплыть от расщелины, используя убегавшую волну.

Отыскав опору для ног, я стремительно встал и поглядел на дорогу.

Серо-белая машина. Рядом с ней пара — мужчина обнял девушку.

Придется нарушить идиллию, решил я. Может, они отвезут меня туда, где сухо?

Они отошли друг от друга и повернулись лицами к морю. А я тупо глядел на них.

Какое-то мгновение я не верил своим глазам. Сперва они стояли неподвижно, а потом стали размахивать руками как сумасшедшие и кинулись к воде. Это были Джик и Сара.

Сбросив пиджак, Джик решительно вошел в воду, но остановился, когда волна с силой ударила его по ногам. Через секунду он все же осторожно двинулся ко мне.

Я медленно пробирался ему навстречу. Каждое прикосновение к камням, о которые бились волны, оставляло свой след на коже. И когда мы встретились, оба оказались с ног до головы в крови.

Посмотрев друг на друга, мы, не сговариваясь, воскликнули: «Господи!» — и я тут же подумал, как бы Всевышнему не показалось, что мы слишком часто обращаемся к нему за помощью.

Джик обнял меня за талию, я оперся на его плечо, и мы побрели к берегу. Несколько раз мы падали и, тяжело дыша, вставали. Снова цеплялись друг за друга и шли, шли.

Он отпустил меня, когда мы добрались до дороги. Я сел на обочину, протянул ноги к морю и не мог шевельнуть даже пальцем.

— Тодд! — сказала Сара и подошла ближе. — Тодд! — Казалось, она не верит себе. — Ты еще смеешься?

— Конечно. — С улыбкой я взглянул на нее. — А почему бы и нет, Сара?

Рубашка на Джике была разорвана, а от моей вообще остались одни клочья. Мы стянули их и стали промокать ими раны, которые все еще кровоточили. Судя по выражению Сары, вид у нас был еще тот.

— Ну и место для ванны ты выбрал! — ворчливо сказал Джик.

— Зато здесь бесплатно потрут спинку, — в тон ему отозвался я. Он поглядел на мою спину. Повязок из больницы на ней уже не было.