Лёлька и Колдун - Марта Юрьевна Алова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так где? – не отставал дядя Миша.
Отец уже начинал беситься, что было хорошо заметно по его багровеющему лицу. Как же надоел ему этот несчастный мент! Как же хотелось стереть с его физиономии эту самодовольную ухмылку!..
– В школе! – гаркнул отец, сжимая руки в кулаки. – Разумеется, в школе, где же ещё?
– В какой?
Гордеев подошёл к папе вплотную, теперь они стояли друг напротив друга, буравили друг друга глазами, и ни один не намеревался отступать. Алана мысленно молила бога, чтобы о ней забыли. Ей безумно хотелось уйти, но она не могла найти предлога. Хоть бы Павлик заплакал, что ли? Почему, когда не надо, брат может орать часами, а когда надо – даже не пикнет?
– Слушай, я не понял, я тут что, на допросе? – спросил отец, голос его прозвучал неожиданно тихо и трезво. – Может, это ты мне ответишь, наконец, зачем пришёл? Ты чё здесь всё ходишь, вынюхиваешь, чёрт легавый? Кто тебя подослал? Эта старая сука? Она никогда не получит моей дочери, можешь так ей и передать.
Дядя Миша не ответил. Он немного подумал, поскреб пальцем щёку, и вдруг резко повернулся к Алане:
– Принеси мне свою школьную форму и портфель! Быстро!
– А? – взглядом затравленного зверька девочка переводила глаза со своего отца на Никиткиного и обратно. Да что же это такое, сколько же командиров развелось на неё одну! Слёзы неслышно потекли из глаз, Алана глотала их, боясь расплакаться вслух. Тётя Нюра, несмотря на своё не совсем трезвое состояние, сообразила, что дело пахнет керосином, и поторопилась скрыться в кухне, бросив её на растерзание этим двум мучителям. А они, кажется, вовсе не собирались останавливаться.
– Покажи мне, в чём ты собираешься идти в школу! – чеканя слова, повторил Гордеев, и тут, наконец, спасая Алану, из приоткрытой двери раздалось хныканье Павлика.
Алана пулей подорвалась с места и исчезла в детской. Чем закончился разговор дяди Миши с папой, она так и не услышала.
******
Стараясь не шуметь, отец прокрался в детскую. Там было темно и тихо. Неярко светился голубой ночник в виде раковины с жемчужиной внутри, Алана качала кроватку и поила Павлика водичкой.
– Стучишь? – спросил отец.
Голос его звучал вполне спокойно и миролюбиво. Просто папа решил поговорить по душам со своей дочкой, почему бы и нет? Что в этом особенного? Однако Алана инстинктивно съёжилась.
– И ведь как оперативно успела нажаловаться! – в наигранном восхищении папа поднял руки ладонями вверх и закатил глаза. – Молодчина! Старуха и три дня как не успела вылезти из-под капельницы.
Алана не ответила. Братишка закряхтел и, наклонившись над кроваткой, девочка начала тихонько гладить его по одеяльцу.
– Или ты не к ней? – задумчиво, как бы самому себе, задал вопрос отец. – Может, ты побежала сразу к этому легавому? Отвечай! – зарычал он.
Алана вцепилась в кроватку. Павлик захныкал сильнее.
– Что ты молчишь? – подгоняемый неукротимой злобой отец продолжал наступать на неё. – ЧТО ты молчишь? Кому ты нажаловалась, маленькая дрянь? Кому?
Он схватил её за плечи и поднял в воздух. Алана тряслась в испуге и не могла проронить ни слова, лишь часто-часто стучала зубами.
– Говори! – отец с силой тряхнул её раз, другой, третий. – Говори, тварь! Я заставлю тебя говорить!
Павлик уже кричал что есть мочи, но отец не обращал на него никакого внимания и продолжал трясти Алану. "Он сейчас убьёт меня! – мелькнуло в голове, – вот так просто возьмёт и убьёт!"
Она изо всех сил пыталась вдохнуть. Лёгкие свело невообразимой болью, в ушах звенело. Павлик в своей кроватке захлёбывался плачем, но сестра не могла сейчас ничем ему помочь.
Однако отец её не убил. Даже не стал бить – в этот раз. Неожиданно он обмяк и как будто сдулся, словно огромный резиновый мяч, из которого выпустили воздух. Швырнул Алану на софу и в молчании побрёл из комнаты.
В дверях он резко обернулся и наставил на дочь указательный палец:
– Если ты ещё раз нажалуешься кому-нибудь, что с тобой здесь плохо обращаются, – отец помолчал, слегка перевёл дух. – Или если ЕЩЁ РАЗ этот хрен переступит порог моего дома!.. имей в виду – я излуплю тебя так, что ты неделю будешь, есть стоя. И никакие защитнички тебе уже не помогут. Я всё сказал!
Отец вышел из детской, хлопнув дверью так, что с туалетного столика посыпались ватные палочки.
– Успокой ребенка! – проорал он уже из коридора.
Времени жалеть себя у Аланы не было. Кое-как восстановив дыхание и удостоверившись, что сердце её, не смотря ни на что, продолжает биться, она сползла с софы и вытащила Павлика, который уже закатывался от крика, из кроватки. Малыш описался, но у неё не осталось сил перепеленать его. Алана прижала братишку к груди, устроилась на краешке софы и начала медленно-медленно раскачиваться взад-вперёд, до тех пор, пока Павлик не успокоился и не заснул.
******
Немногим позже Алана все же решилась покинуть детскую. Нужно было отнести в стирку грязные пелёнки.
Дядя Миша ушёл, и отец с тётей Нюрой, как ни в чём не бывало, продолжили ужинать. С кухни раздавался звон рюмок и уже совсем нестройные голоса. Видимо, после неприятного визита супруги решили "снять стресс" и надраться уже в хлам. Пахло жареной картошкой с луком, и от этого запаха у девочки заурчало в животе. Ужинала она давно, ещё до прихода отца. Тётя Нюра сунула ей тарелку и велела, чтобы Алана поторапливалась: "Не барыня, небось, по два часа рассиживаться. Поела, и марш – смотреть за ребёнком!".
Алана быстро, без аппетита поклевала и вернулась к Павлику, а вот теперь почувствовала, что проголодалась. Но пойти и попросить еды после того, что с ней сотворил отец, она не рискнула бы ни за что на свете. Уж лучше терпеть до утра, или может, ночью, если Павлик проснётся, удастся утащить кусочек хлеба, пока она будет готовить ему бутылочку со смесью. Грудью тётя Нюра малыша не кормила, по какой причине, Алана не интересовалась. Ей бы всё равно не ответили, в лучшем случае сказали бы, что это не её ума дело.
Проглотив слюну, девочка
