Финское солнце - Ильдар Абузяров

Пребывая в нерешительном бездействии, Эса заваривал уже четвертую или пятую кружку кофе. У него была странная привычка: пить кофе чашку за чашкой и выкуривать по три пачки в день. Но сегодня чем больше было выпито и выкурено, тем сильнее клонило в сон. В какой-то момент он не выдержал и опустил свою кудрявую голову на стол. Всего на несколько минут, но успел увидеть, что «Дом», этот знаменитый «Дом», взлетел-таки на воздух. А виноват в этом, по мнению сыщика Калле Криминалле, был вроде как Антти. Потому что именно он под предлогом ремонта выгружал из машины мешки с селитрой. Однако во сне Антти почему-то носил селитру в квартиру Кайсы.

Очнувшись от этого кошмара, а заодно оторвав голову от столешницы, Эса увидел перед собой сыщика Калле. Только вот одет он был как-то странно, будто не на службе находился, а на состязании трубадуров: в длинном плаще и широкополой шляпе.

– Я к вам, – сказал сыщик.

«Сон в руку», – подумал Эса, стараясь поскорее привести себя в чувство.

– Присаживайтесь.

– Спасибо. – Калле скромно сел на краешек стула. – Хотелось бы с вами поговорить.

– Со мной? – удивился Эса. – По какому вопросу?

Бывало несколько раз, что Эса втайне от начальства печатал «джинсу» – левые статьи за деньги. И вот теперь забеспокоился, что настал час расплаты.

– Это ведь вы, Эса Колумненен, ведете рубрику «Алло, мы ищем таланты»?

– Да, я. А вы что-нибудь написали? – Эса передохнул с облегчением. – Интересно было бы взглянуть. С вашим-то профессиональным опытом!

– У меня есть сенсационный материал о том, что творит с городом мэр Мерве. О магических манипуляциях, которые он производит с помощью своих битумных и мусоросжигательных заводов, своих гигантских печей. Возможно напечатать в газете этот материал под видом какого-нибудь рассказа, что ли? Ну чтобы никто, кроме вас и меня, не знал об истинной подоплеке?

– Невозможно, – сразу ответил Эса. И добавил, немного подумав: – Совершенно исключено.

– Но почему? – удивился Калле.

– Потому что все материалы, даже моя рубрика, проходят личную цезуру Хаппонена. А я где-то слышал, что эти мусоросжигательные заводы в какой-то части принадлежат и Хаппоненам. Боюсь, что Хаппонены с мэром в доле. Это ведь у вас только подозрения, да? Доказательств пока нет? А презумпцию невиновности никто не отменял. А если мэр подаст в суд на газету и разорит нас?

– Вот поэтому я и хочу оформить статью как художественное произведение. Чтобы донести до горожан основную идею.

– Это ничего не изменит. Только работу потеряем, а общественное мнение не разбудим. И потом, как вы намерены доказывать в суде магические манипуляции?

– Ясно… – Калле поднялся. – Ну раз невозможно, тогда я пойду.

– У меня к вам встречный вопрос! – спохватился Эса и тоже вскочил со стула. – Я сейчас пишу статью о самоубийстве двух старшеклассниц. И я знаю, что дело ведете вы. Как вы думаете, почему погибли Уллики и Аллиби?

– Сложно сказать… – Калле почесал затылок. – Скорее всего, это тоже как-то связано с магией. Но не с контагиозной, как у мэра, а с имитативной, или симиальной, когда подобное производит подобное. Плюс неразделенная любовь. Я теперь вообще все дела склонен рассматривать под магическим, так сказать, углом.

– Фотографии или куклы?! – вскинулся Эса. – Вы нашли фотографии?

– Нашел, – ответил Криминалле, – сейчас в «тактанте» у всех девиц есть фотографии в полураздетом виде. Но Улли и Алли делали это не с каким-то умыслом, а лишь следуя моде. Они не подозревали, что уже повзрослели. А когда к ним стали приходить непристойные предложения и сальные комментарии, их это просто шокировало. Они ведь были, в сущности, еще маленькими девочками. Хотели чистой непорочной любви, верной искренней дружбы. А то, что вытворяли с фотографиями одинокие мужчины, сильно их травмировало. Мир взрослых представлялся им гадким, вероломным и лживым. Поэтому они не хотели взрослеть и поспешили остановить время.

– А к кому неразделенная любовь? – насел на сыщика Эса. – К Антти и Ахтти?

– У Алли – к Антти. А вот Ахтти, этот толстый увалень, совсем Улли не нравился. Она любила кого-то другого, кто ей не отвечал. Остается найти этого другого. Думаю, это кто-то из ее преподавателей… или врачей.

– Значит, когда мать Уллики всячески обозвала дочку, это наложилось на психическую травму и на страхи. Мужчины и так делали ей непристойные предложения, подрывая юношескую веру в чистоту и силу любви. А тут еще эти магические обзывательства-заклинания. Получается, что мать как бы предала свою дочь, назвав ее тем существом, которым ей меньше всего хотелось становиться?

– Да, выходит, что мать подставила дочь, ударила ругательными заклинаниями в спину. Поэтому мы завели уголовное дело по статье «доведение до самоубийства». Впрочем, вы не можете об этом писать, – подумав, подколол Эсу сыщик Калле, – презумпцию невиновности еще никто не отменял. Да и как вы будете писать о магии, об этом колдовстве с фотографиями?

В этот момент Эса подумал, что надо бы поговорить с Фотти. Может, он в своей студии снимал Улли и Алли?

– А что их связывало с Антти и Ахтти? – спросил Эса, пуская выпад Калле мимо ушей. – Они переписывались?

– Да, немного переписывались, обсуждали планы на будущее. Девочки, как я уже говорил, вроде не хотели взрослеть. И спрашивали совета у Антти. Потом они это обсуждали друг с другом. Такая вот максималистская любовь и дружба.

– А правда, что Антти и Ахтти создали группу эко-террористов «Зеленые санитары»? Может, смерть девушек как-то связана с этим?

– Об этом я не могу говорить, – поспешил сказать Калле. – Это закрытая информация. Не для широкого распространения. Нельзя писать об экотеррористах, прежде чем доказана вина. Презумпция невиновности, – еще раз уколол Эсу Калле и добавил с ехидной улыбкой: – Оставил бы ты ребят в покое, если уж у самого ни на что не хватает смелости.

После ухода сыщика Калле Эса долго не мог успокоиться. А правильно ли он поступил, отказавшись взять эксклюзивный материал Калле, направленный против правящей верхушки? Не сделался ли он коллаборационистом и конформистом? То есть законченным подлецом и предателем финского народа. А ведь мог бы, самоубийственно пойдя против всесильных Хаппоненов, стать его героем. От таких мыслей у Эсы даже руки задрожали. Ни о какой статье даже мечтать не стоило.

Размышляя о предложении инспектора, Эса не заметил, как пролетела вторая половина рабочего дня. Возьми – и выкинь из окна. Начало смеркаться, и люди начали расходиться из редакции. Первой упорхнула стажерка Стринка, следом свой пост покинула восседавшая, словно попугай на жердочке, секретарша Рийкка, фотограф Фотти давно погасил красную лампу, так похожую на закатное финское солнце. Хаакки, обычно зависавший до самого позднего вечера, и тот поспешил на свидание с сыном. А вот Веннике, наоборот, пришла убираться. Ей после смерти мужа приходилось браться за любую работу. Она загремела ведром, доставая из шкафчика свой инвентарь.

– Ох-ох-ох, – бормотала она с недовольным видом – Ну и варвары же эти жильцы.

– А что случилось? – спросил Эса, подумав, что Веннике ворчит из-за того, что он задержался или оставил на столе кофейные разводы.

– Да опять собрались всем подъездом, чтобы провести ритуал. А мне после этих ритуалов лишний раз мыть. Ведь месяц назад они уже вызывали священника Ряссанена.

– Ряссанена-то зачем?

– Да он только окропил углы святой водой, чтобы больше никто не умирал, а потом жильцы натоптали и развезли грязь по всему подъезду, – ответила Венники. – Но вода, тем более святая, всё-таки лучше, чем кровь.

– Какая еще кровь? – вздрогнул Эса. У него уже развилась идиосинкразия на это слово.

– Они всё не могут успокоиться, вот и вызвали колдунью Рухью. Теперь она чего-то там ворожит с кровью. А мне потом отмывай все эти двери.

Эса понял, что это надо видеть, и поспешно собрался. К тому же он понимал, что мешает Веннике убираться, и она предпочла бы, чтобы черти унесли его как можно скорее.

Выйдя из светлого офиса, Эса окунулся во мрак подъезда, словно в глубокую пещеру провалился. Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел жильцов. Были здесь Конди с Нерой, Кастро с Люлли, Холди с Никки, Пиркка с Иллки. Вышла на лестничную площадку и Толстула, отчего, казалось, дом-корабль накренился. У многих в руках горели свечки. А Рухья, согнувшись над медным тазом, уже оторвала курице голову и теперь, надрезая палец каждому жильцу, по капельке собирала кровь в общую чашу.

– Мертвому – мертвое, живому – живое! – вновь и вновь повторяла она заклинание.

– Что тут творится? – Эса подошел к Конди с Нерой.

– Рухья выяснила, почему наш дом проклят, – шепнула Нера. – Или его выстроили на месте кладбища, или в кладку заложили души умерших. В общем, дом как-то связан с местом захоронения, и теперь он ближе к городу мертвых.