Новая Орда - Андрей Посняков

– Торопиться не надо, вах! Я дело говорю, отдыхайте! До зимы подождете – а там по льду, по снежку – и домой. Что, вас из Орды гонит кто?

Новый татарский хан «князю Егору» скорей нравился – скромный и учтивый молодой человек, вовсе не буйный, как покойный Булат-Пулат, лицо у Темюр-хана приятное, белое, бородка узенькая, волосы черные, с рыжеватинкой, глаза большие, как у вола – ни за что не скажешь, что татарин. Да и ведет себя – сама любезность. Даже сейчас, в отсутствие эмира Едигея, положение свое высокое не выпячивает, пир вон устроил – погибшего хана добром поминает, да «Егору» с князюшкой Хряжским клянется в преданности. Говорит витиевато, но складно, речь, словно ручеек, льется, улыбается великий хан все время, можно подумать, не союзников принимает, а самых закадычных друзей!

– Князь Егор, князь Иван! Пейте, кушайте. Вы ж друзья мне, верно?

Детинушка-князь улыбнулся – верно, мол, друзья. «Князь Егор» же – двойник княжий, Горшеня – держал себя осторожно, как и велел настоящий князь. Тем более, по левую руку от него все время сидел «знатнейший заозерский боярин» – бывший белозерский хват Никита Кривонос по прозвищу Купи Веник! Если б «князь Егор» чего и хотел заявить, так Никита б не дал – для того и был приставлен.

Следил Купи Веник за фальшивым князем, да не уследил – правда, не в ханском дворце уже то было, а в гостевых палатах, кои по указанию даже не хана – эмира! – дорогим гостям и союзникам предложили. Добрые палаты, большие, просторные, из камня выстроены, не из дерева. В окнах – в свинцовых рамах – диво-дивное, чудо-чудное – прозрачное и плоское стекло, смотришь – весь двор видно! Горшеня дивился на то частенько, смотрел – все никак не мог привыкнуть. Это-то стекло его и спасло!

В тот день все как обычно было – встали с утра, помолились, подкрепились малость – вечером-то снова Темюр-хан к себе в гости ждал, неудобно было отказываться. Пока то да се, и полдень, князюшка Хряжский с воеводами своими прилег отдохнуть, то же самое собрался сделать и Горшеня. Ведь и поспал бы, да только не дали – мальчишка прибежал, посланец, доложил стражам – мол, важный господин, достопочтенный гость и работорговец генуэзский синьор Амедео Феруччи решил навестить, пожаловать по какому-то неотложному делу!

– Этого прими, – кивнул кудлатой башкой бессменный Горшенин ангел-хранитель Никита Купи Веник. – Да помни уговор княжий. Серебра буде спросит – дай, вот тебе три мешочка.

Господин Феруччи – купчина немолодой уже, солидный и сразу чувствуется – богатей! – вокруг да около не ходил, а, переходя с татарского на русский, сразу приступил к делу. Мол, помнит ли любезный князь, как не так давно сговаривались с ним по одному забавному, но сулящему немалые прибыли делу – учредить ездящие по одним и тем же дорогам повозки?

Горшеня сразу же заулыбался, закивал – про повозки эти ему князь, напутствуя, много рассказывал, даже кое-что еще сказал, что лжекнязь и присоветовал своему партнеру:

– Надобно скамейку вдоль повозки устроить, чтоб удобней было людям залезать-вылезать.

– Вдоль? – купчина озадаченно почесал бороду и вдруг просиял. – А ведь и верно, так куда удобнее будет. Ну, князь! Ну, голова. Я своим мастерам укажу, пусть именно так и делают.

– А вот и обещанное серебро, – продолжал улыбаться двойник. – Три мешка!

Синьор Феруччи вопросительно приподнял левую бровь – что-то он не помнил, чтоб князь обещал ему ровно три мешка. О какой-то конкретной сумме во время их прежней встречи речь вообще не шла – так, примерно уговорились. Но… три мешка, так три мешка.

– Мои слуги заберут мешки. Готовьте для расписки грамоту.

Таким образом, с купцом Феруччи все уладилось как нельзя лучше, подмену торговец не заподозрил, да ведь и не знал накоротке князя.

Проводив гостя с почетом, Горшеня вновь уселся на лавочке у окна. Нарочно не распахивал – смотрел через стекло, интересно было – твердое, а все кругом видать! Чудо!

И всех слуг дворовых видно, и сад, и – во-он, вдалеке – знаменитые ханские пруды с беседками.

Смотрел, смотрел Горшеня, видами любовался, как вдруг… Сначала и не понял, что такое… думал – камень кто бросил, потом поглядел – стрела! И как, злодеи, ловко пустили, если б не стекло – ровно бы в глаз стрела угодила… или в горло.

Угодила бы… А так – просто, разбив стекло, бессильно впилась в стену.

По двору тут же забегали, не только свои воины, но и ханские – они стрелка и поймали, далеко не убег! Да и попробуй тут убеги, его и в ворота-то пропустили, подумали – будто старик Феруччи снова слугу своего за чем-то прислал. Молод злодей, совсем еще мальчик: тощий, волос светлый, кожа смуглая, а в глазах – лютая злоба!

– Убью! – кричал. – Ва, алла! Все равно убью!

Ханские его и уволокли, от глаз подальше, сказали – сам великий Темюр-хан перед гостями дорогими виноватый – следствие лично вести будет. Не поздоровится юному упырю!

Никита Купи Веник хотел было против выступить – мол, сами все вызнаем, – да, подумав, махнул рукой. Местные татары все тут – дома, им правду легче узнать.

Люди Темюр-хана русских не обманули, правду, надо полагать, вызнали быстро, поскольку уже на следующий день прискакал из ханского дворца гонец на вороном жеребце с приглашением на казнь.

– Оп-па! – Горшеня в изумлении хлопнул себя ладонями по коленям. – Зачем парня казнить-то? Мал еще.

Татарин с усмешкой подкрутил усы:

– А что с ним делать-то? Отпустить на все четыре стороны?

– Так ведь… чего он стрелял-то?

– Говорит, промахнулся. Поиграться хотел.

Никита Купи Веник хмыкнул в углу:

– Плохо пытали – «поиграться». Говорил – надо было самим дознание вести!

– Да ты это, – ходя из угла в угол, волновался двойник, – хану-то скажи – чего казнить-то?

– Все правильно они делают, – решительно заявил Никита. – По такому делу нельзя никого миловать, або в следующий раз тебе, князюшко, не стрела, а бревно в глаз прилетит!

Сказал и засмеялся собственной шутке. Горшеня тут же и сник – хорошо понимал, кто в их паре главный.

– Ну, так завтра к вечеру на казнь и пожалуйте, заодно – и на пир, – повторив приглашение, гонец откланялся.

А Горшеня, подумав, назавтра ехать в ханский дворец отказался, сославшись на сильную головную боль. Не хотел просто на казнь смотреть, с детства не любил крови. Да и совестно было – может, и вправду поиграться решил малец?

Перед пиром Темюр-хан велел поставить пленника на галерее, откуда хорошо был виден обширный задний двор с большим разведенным костром, на котором вот-вот готов был закипеть котел изрядных размеров. Напротив котла приготовлен был помост и корабельные сходни.

В ожидании гостей молодой хан прохаживался по галерее, искоса поглядывая на тень от высокого, воткнутого посередине двора в землю, шеста, да нервно покусывал ус, будто ждал кого-то. А ведь и ждал! Вот проскользнул к нему тенью верный нукер с непокрытой бритой наголо головой.

Хан, скрыв нетерпение, обернулся:

– Привел?

– Да, господин. Все, как ты велел. На базаре мальчишку купил, только он это…

– Что еще? – гневно вскинул глаза новый ордынский правитель.

– Похож не очень.

Темюр-хан, вдруг запрокинув голову, рассмеялся, громко и весело, даже руками всплеснул:

– Ну и дурень же ты у меня, Айдар! И что с того, что не похож? Кто этого стрелка запомнил-то? Кто сравнивать будет? Все! Вот мой друг князь Иван идет, вон и другие гости… Что стоишь, как дерево? Иди, скажи там, пусть приступают!

Нукер поклонился, скрестив на груди руки, и, выйдя во двор, направился к помосту, где уже суетилось с полдюжины человек: кто-то подкладывал в костер дрова, кто-то доливал воду, а кто-то расстилал на помосте красный персидский ковер – чтоб красиво было!

Действительно, было красиво. Как непременно заметил бы Вожников – шоу организовали по высшему разряду. В присутствии великого хана и его высоких гостей втащили на помост смуглого испуганного мальчишку, начальник внутренней стражи громко прочел приговор, потом оглянулся. Хан чуть заметно кивнул, и начальник махнул своим людям рукой:

– Делайте!

Зарокотали барабаны. С застланного красным ковром помоста прямо в кипящий котел перекинули сходни. Двое мускулистых, голых по пояс нукеров в разноцветных, украшенных жемчугом тюрбанах сорвали с несчастного отрока одежду и, протащив по узеньким сходням, швырнули в кипящий котел!

Бедолага даже не вскрикнул – сварился тотчас. Зато тонкий крик послышался с галереи. Даже великий хан обернулся и, удовлетворенно мотнув головой, пригласил гостей ужинать. А что тут было еще смотреть-то?

После пира Темюр-хан велел привести к себе схваченного стрелка. Мальчишка уже не смеялся и не сверкал дико глазами – стоял молча, головой поник и лишь кусал губы.

– Я не знаю, кто ты, – отослав прочь слуг, тихо и вкрадчиво произнес Темюр-хан. – И не очень-то хочу знать, хотя и догадываюсь – не ты ли… не ты ли метнул кинжал в великого Булат-хана?