Хозяин жизни (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

— Потому что смирился, — коротко отвечает отец моего мужа, собирая тарелки и вилки со стола, погружая все это в посудомойку.

Смерился с тем, что он подонок, трахающий жену своего сына, додумываю я фразу до конца. Затем встаю, подхожу и обнимаю, утыкаясь носом в его мощную спину. Даже представить не могу, каково ему сейчас. У меня еще нет детей.

— В понедельник я подам на развод, — шепчу в ткань белой хлопковой майки.

— В понедельник там выходной, — грустно усмехается Дусманис.

Глава 40 

— Неужели, ты никогда не влюблялся с первого взгляда? — кокетничая, игриво улыбаюсь ему, вожу пальчиком по блестящему лезвию раритетного ножа какого-то там века.

Впервые я начинаю звать его по имени. Для нас обоих – это новый этап близости.

Странный разговор получается, несколько девчачий. Но Миша вроде не против. Даже смеется.

— Ого, острый, — вскрикиваю, рассекая кожу.

Крови нет, но больно, блин.

— Дай, сюда, сейчас без пальцев останешься, — ругается Дусманис, — запихивая ценный экспонат обратно под стекло, несколькими кнопками включая сигнализацию, что активируют охранную систему.

Ближе к вечеру субботы Миша похвастался находящейся в подвале коллекцией холодного оружия. Очень захотелось на нее посмотреть. И выслушав длинную речь о том, что женщине туда категорически нельзя, я все же добилась своего и уже внизу ослепла от многочисленных клинков, кинжалов, мечей и стрел с узорчатыми наконечниками.

— Я вообще никогда не влюблялся, Маш, — зависает Дусманис на последней ступени каменной лестницы.

Он настолько крупный и высокий, что ему приходится наклоняться, чтобы не задеть головой бетонную арку. Руки он засунул в карманы.

Внутри все холодеет, по сердцу словно этим самым ножом старинным резанули, изо всех сил старательно его рассматриваю. Надо скрыть замешательство и страх. Я-то уже втянулась по самые уши. А он «никогда». Выходит, и в меня он в данную минуту не влюблен.

— А уж любовь с первого взгляда — это сказка для маленьких девочек. Сама посуди, влюбилась ты в человека с первого взгляда, позже узнала, что он извращенец или того хуже педофил. Полюбила бы ты его, будь тебе известно это заранее?

— Конечно нет.

— Выходит, что это, Маш, технически невозможно, — подает мне он здоровенный меч, — держи аккуратно, он инкрустирован дорогими камнями. Моя гордость.

Я, конечно, не слушаюсь и начинаю размахивать им, будто мечом самурая.

— Аккуратно — это значит подержать и отдать хозяину, — шипит Миша.

— Зануда!

— И это говорит училка младших классов.

— Эй, ты что-то имеешь против учителей? – разворачиваюсь, ткнув кончиком меча в ямочку на горле.

Сейчас он в моей власти, одно движение и человека больше нет. Интересное ощущение. Меня все еще коробят его слова.

— Ну почему же? — возвращаюсь я к разговору о любви. — Ведь есть же...

— Есть очень сильное влечение между мужчиной и женщиной, химия, искра, называй, как тебе нравится, — перехватывает он рукоятку и ставит свое «золотце» на место.

Выходит, Дусманис трахнул жену своего сына из-за сильного сексуального влечения? Интересная логика. При этом он уверен, что Артур любит меня.

— В моем понимании любовь — это отдавать, а не брать в удовольствие, — продолжает Миша, закрывая стеклянные дверцы. — Целовать песок, по которому она ходила, страдать, если она отказалась от обычной встречи. Маяться, если не поднимает трубку, расклеиться и ныть в подушку, если объект твоей любви с другим трахается. Я настолько острых эмоций никогда не испытывал, Маш.

Вроде бы все логично. И частично я с ним согласна. И его честность подкупает. Но настроение все равно портится. В чем-то он прав, и мы слишком мало друг друга знаем. Но у меня от одного его вида сердце заходится. А у него? Он хотел Азалию, получил, ему стало неинтересно. Теперь он хочет меня. Получил. Надолго ли?

Утыкаюсь взглядом в щит из дерева, покрытый глубокими трещинами. Не буду думать о плохом, вон какая раритетная штуковина. Любоваться надо и радоваться. Глядя на всю эту блестящую коллекцию, становится понятно, в кого именно пошел Артур в своем увлечении историей. Этот страшненький деревянный таз, наверняка стоит целое состояние.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты все это приобрел на аукционе?

— Да.

— Никогда ничего такого не видела. Сцены в кино и все. Вживую, настоящий аукцион с богачами?! Ни разу. «Лот номер восемнадцать». «Сто миллионов евро». «Продано». И стук молотка.

Дусманис смеется. Люблю этот его искренний, открытый смех. Раньше я не замечала за ним подобного. А в эти выходные часто. Мне хочется верить, что дело во мне.

— В следующий раз возьму тебя с собой, — подходит он сзади и, обнимая, кладет руки на живот, а подбородок на плечо.

По телу разливается сладкое тепло. От кончиков волос до пальчиков на ногах все нутро привычно вопит от радости. Но его слова… Они будто парализовали меня. Умоляю себя успокоиться и ничего не испортить. В каком-то смысле он прав. Мы пока только занимались сексом, говорить о чувствах слишком рано. Сердце волнуется, совсем непонятно, что ждёт нас впереди. Но как же хочется верить, что я для него особенная. Уговариваю саму себя, плавясь под его нажимом.

Дусманис целует мою шею, играет языком с мочкой уха, разворачивает к себе. Мы приступаем к страстным поцелуям. Они будоражат, сильно возбуждая.

Я отлипаю от его губ и провожу языком по шее. Вдыхаю носом аромат кожи. Очень мужской, завораживающий. Так пахнет только он.

— Люблю твой запах.

Стягиваю с него майку, наклоняюсь, целую грудь, каменный живот.

Шепчу, лаская губами смуглую кожу:

— Ты знаешь, что фактически запах — один из тех пусковых моментов, вполоборота запускающих женское либидо на полную мощь.

Целую пупок, медленно опускаясь на колени, ускоряя его дыхание.

— Любая женщина оценивает внешность мужчины, его финансовую состоятельность, чувство юмора, культуру поведения и другие приятные ништяки, — смотрю ему в глаза, глядя на него снизу.

Миша не двигается, дышит носом, громко, а я берусь за резинку штанов и медленно тяну вниз. Очень хочу сделать это для него.

— Но, когда в дело вступают феромоны, — облизываюсь, — никакой «Армани» и «Бандерас» уже не смогут обмануть наше женское либидо. Ни капельки.

— Ты очень умная, Маш, много чего знаешь, да? — выдыхает.

Из его боксеров, мне навстречу, выскальзывает большой эрегированный член, и я улыбаюсь, любуясь мощью своего мужчины.

Веду языком по внутренней стороне бедра.

— Да, я такая, — наклоняю голову, делая первое движение кончиком языка по толстому обвитому венами стволу.

Миша замерает, держится двумя руками за полку перед собой, глаза не закрывает, смотрит на меня.

— Нравится смотреть?

— Ты даже не представляешь насколько.

Слегка дую на головку, играя. Затем давлю на нее губами и начинаю скользить теплым ртом. Вверх-вниз, снова вверх и обратно. Брать слишком глубоко не получается. При попытке заглотить его ртом до самого основания, я давлюсь, нелепо закашлявшись. Но мой фееричный провал Дусманиса ни капли не смущает. Он гладит меня по волосам, притягивая ближе, громко шипит. Из чего я делаю вывод, что ему все нравится. И я ухожу в импровизацию. Помогая себе правой рукой, сдавливаю губами головку, посасывая ее. Кружу языком по стволу, облизывая по кругу. Возбуждаюсь, начиная постанывать, забываю, где я, самозабвенно обхватывая член ртом. И не сразу замечаю, что Дусманис наклонился и стянул с меня верх одежды.

— Встань и нагнись.

Слышу я сквозь туман возбуждения, послушно выполняю. Дусманис тянется через меня, одной рукой все еще придерживая мою голову, погружая свой член в мой рот глубже, а другой, рывками избавляет от юбки и трусов. Его пальцы ласкают мои розовые складочки так умело, нежно и настойчиво, что я начинаю ерзать, стонать. Напрочь забывая о члене.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Продолжай сосать, — командует, до боли сжимая ягодицу, а затем ныряет рукой куда-то вниз, безошибочно угадывая, чего я хочу.