Лавкрафт - Глеб Елисеев

Единственный сверхъестественный момент в этом ксенофобском этюде — то, что в итоге Улица в возмущении оборачивается против пришельцев и уничтожает их — «вскоре после полуночи, без каких-либо предупреждающих об опасности скрипов и тресков, все здания на Улице — как будто разом утратив желание долее противиться натиску времени, непогоды и тлена — содрогнулись и рухнули в один момент, так что после катаклизма остались стоять лишь две печные трубы да часть массивной кирпичной стены. Из числа находившихся в тот момент внутри зданий не выжил ни один человек»[86]. Никаких новых идей в этом тексте, по сравнению, например, с ранними стихотворениями на ту же тему, вроде «Падения Новой Англии», найти нельзя.

Значительно более любопытен для исследователей творчества Лавкрафта рассказ «Страшный Старик». Написанный в январе 1920 г. и изданный в июле 1921 г., он ближе своим приземленным антуражем к более ранним текстам вроде «По ту сторону сна». Но, что более важно, именно в этом рассказе упоминается город Кингспорт, впоследствии ставший одним из главных центров лавкрафтовской фантастической Новой Англии, где разворачивается действие большинства его «ужасных рассказов».

Повествование начинается как криминальная история, когда трое бандитов — Анджелло Риччи, Джо Чанек и Мануэль Сильва — решают напасть на дом бывшего моряка, носящего прозвище Страшный Старик. О Старике ходят в городе довольно жутковатые слухи: «Среди узловатых деревьев перед фасадом своего ветхого жилища он разместил довольно необычную композицию из огромных камней, так причудливо расставленных и раскрашенных, что на ум невольно приходят идолы из какого-нибудь древнего восточного храма… Посреди нежилой комнаты на первом этаже стоит стол, а на столе — множество странной формы бутылочек, внутри каждой из которых находится кусочек свинца, подвешенный на леске наподобие маятника. Но это еще далеко не все: многие утверждают, что Страшный Старик говорит с бутылочками, называя их по именам — Джек, Меченый, Долговязый Том, Джо-Испанец, Питерс и Дружище Эллис, и когда он обращается к какой-нибудь из них, заключенный в ней маятник начинает совершать определенные движения, как бы в ответ на обращение»[87].

Однако разбойная троица пренебрегает намеками на колдовские силы, стоящие за моряком на покое. Двое влезают в дом, а один остается на стреме. Через некоторое время он видит, как Старик «собственной персоной стоял в воротах, опираясь на свою сучковатую палку и скаля щербатый рот в отвратительном подобии улыбки. Никогда раньше Чанек не обращал внимания на цвет его глаз; теперь он увидел, что они желтые…»[88]. После этого утром на побережье находят изувеченные трупы трех злополучных грабителей, выброшенные волнами из моря. А Страшный Старик остается спокойно проживать в Кингспорте и дальше.

Несмотря на то что исследователи находят некоторое сходство в рассказе с текстами лорда Дансени (например, с его «Предполагаемым приключением трех литераторов»), главный персонаж истории открывает целую череду чисто лавкрафтовских героев. Страшный Старик — несомненный предтеча тех хранителей запретного знания, контактеров с чудовищным потусторонним миром, которых столь опасно беспокоить, а к чьим тайнами — прикасаться.

Одним из наиболее значимых текстов, написанных в этот период экстраординарной продуктивности (с 1919 по 1921 г.), окажутся «Показания Рэндольфа Картера». В этом рассказе не только появляется один из самых известных героев и альтер эго Лавкрафта. Писатель достигает здесь явных высот в нагнетании ужаса без изображения его причины. Проявив это умение еще в «Зеленом луге» и «Преображении Хуана Ромеро», Лавкрафт отшлифовал его до блеска в некоторых более поздних произведениях.

Рассказ «Показания Рэндольфа Картера» вырос из сна, привидевшегося Лавкрафту в декабре 1919 г. В этом сновидении он и его друг С. Лавмен отправляются на кладбище, где Лавмен спускается в склеп и с ним происходит что-то ужасное. В рассказе, представляющем собой запись показаний, якобы данных исследователем сверхъестественного Рэндольфом Картером в полиции после исчезновения его друга Харли Уоррена, причины похода на кладбище хоть как-то объяснены. Картер заявляет: «Помню, как мне стало не по себе от выражения его лица накануне того ужасного происшествия — он с увлечением излагал мне свои мысли по поводу того, почему иные трупы не разлагаются, но тысячелетиями лежат в своих могилах, неподвластные тлену»[89]. Видимо, для проверки этой идеи друзья и отправляются на могильник, хотя в дальнейшем Картер замечает, что «я не знаю, что именно мы предполагали найти»[90].

Уоррен спускается в склеп, а его спутник остается наверху, поддерживая связь с ним по телефону. Затем Уоррен видит в могильной тьме нечто, приводящее его в исступление: «Картер, это ужасно! Это чудовищно! Это просто невообразимо!.. Я не могу тебе ничего сказать, Картер! Это выше всякого разумения! Мне просто нельзя тебе ничего говорить, слышишь ты? Кто знает об этом, тот уже не жилец. Боже правый! Я ждал чего угодно, но только не этого»[91]. После все усиливающейся истерики Уоррена его голос пропадает, а через некоторое время трубку берет кто-то другой, произносящий всего три слова: «Глупец! Уоррен мертв!» Разговор с таинственным монстром вызывает у Картера приступ неудержимого ужаса и отчаяния: «Стоит ли говорить, что голос был низким, вязким, глухим, отдаленным, замогильным, нечеловеческим, бесплотным? Так или иначе, я не могу сказать ничего более. На этом кончаются мои отрывочные воспоминания, а с ними и мой рассказ. Я услышал этот голос и впал в беспамятство»[92].

Этот изящный, короткий и шокирующий рассказ не зря входил у Лавкрафта в число самых любимых, а Рэндольф Картер закономерно стал главным героем одного из самых крупных произведений писателя — романа «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата». Изданы «Показания Рэндольфа Картера» были в мае 1920 г. в «Вагранте».

Одной из небольших проблем, тревожащих «лавкрафтоведов», остается попытка найти точное место действия рассказа. Несмотря на то что в более поздних рассказах Рэндольф Картер четко именуется уроженцем Бостона, известный новоанглийский род Картеров происходил от переселенцев из Вирджинии — южного штата. Также в более поздних текстах покойный X. Уоррен назывался «мистиком из Южной Каролины», и некоторые антуражные элементы, вроде упоминания «Трясины Большого Кипариса», заставляют думать об американском Юге, а не Севере.

Впрочем, вряд ли сам Лавкрафт еще задумывался о точном месторасположении кладбища, где монстры убили Харли Уоррена. Понимание силы воздействия точных, почти документальных подробностей на читателя, поглощающего историю о совершенно немыслимых событиях, придет к нему позже, когда он даже начнет перегибать с этой «псевдодостоверностью».