Капкан для призрака - Ирина Глебова

Идея с больницей оказалась просто отличной! Келецкий и в самом деле «исчез», найти его было бы невероятно трудно. И в то же время он постоянно наведывался на фабрику, контролировал работу, которая не прекращалась. А вот Лапидарову он о себе не давал знать. Тот был опытным и прожженным махинатором, сам должен был догадаться, что Келецкий скрылся и выжидает. Если Лапидаров будет арестован, он, даже захотев, не сможет выдать главаря. Если же все обойдется – Келецкий сам найдет Лапидарова. Надежды на то, что беда пройдет стороной, у Виктора были. Ведь арестованный голландец так удачно погиб в железнодорожной катастрофе, когда его, под охраной, перевозили из Одессы в Санкт-Петербург! Возможно, он вообще ничего не успел рассказать! Время шло – фабрика работала, Лапидаров оставался на свободе. И Келецкий скоро вновь с ним связался, вновь заработала агентурная сеть…

Но все-таки тревожный звоночек прозвенел, и Келецкий его услышал! Обостренной интуицией он чувствовал: нужно менять место. Причем перебираться куда-нибудь подальше… Мысль о Польше, о Варшаве, пришла к нему не случайно. Во-первых, это было и в самом деле далеко от Москвы. Но еще – это было близко к Европе, к тем странам, чьей валютой Келецкий намеревался «заняться» серьезно. Дав указание на фабрике сворачивать производство и готовиться к отъезду, он один выехал в Варшаву. Нужно было отыскать безопасное место для новой «фабрики». И оно нашлось – уединенная ферма в получасе езды от Варшавы. Келецкий недорого купил эту ферму у хозяев, решивших навсегда уехать в Канаду…

На ферму под Варшаву группа фальшивомонетчиков переехала не в полном составе. Перед самым отъездом утонул Степан. Уединение никогда не тяготило его, он не стремился, как Григорий, изредка выезжать в город – «гулять». Все свободное время Степан проводил на небольшой речке поблизости фабрики – рыбачил, потом сам же готовил свой улов. Зимою пробивал пешнею лунки и тоже ловил рыбу… В феврале была оттепель, лед подтаял, и, видимо, внезапно открылась полынья в том месте, где он устроился. Никого поблизости не было, никто ничего не видел. Но Михаил и Григорий знали, что он пошел на реку, и когда Степан не вернулся, отправились его искать. Они-то и обнаружили полынью, а рядом – стульчик Степана, его удочку, ведро, сумку…

Келецкого сильно огорчила эта потеря. Ему, конечно, было жаль Степана, но главное – у них не стало искусного гравера! И хотя на новом месте они продолжали работать с теми гравюрами, которые остались от Степана, и могли использовать их еще долго, рушились новые планы Келецкого. Он мечтал начать изготавливать немецкую марку! В последние годы именно Германия стала одной из самых сильных и экономически развитых стран, крупные германские компании и банки владели железными дорогами, нефтяными промыслами, производили оружие. А значит, и марка была одной из самых стабильных и полноценных валют. Келецкий отлично это понимал, но вот же неудача! Где ему было взять нового гравера – надежного и талантливого? Ведь сворачивать так хорошо налаженное и такое выгодное дело было еще очень рано! Три-четыре года – такой срок определил он для того, чтобы стать по-настоящему богатым и независимым человеком!

Случайная встреча в Варшаве с Витенькой Замятиным показалась Келецкому подарком судьбы, настоящим добрым знамением. И поначалу все в самом деле стало складываться отлично…

16

В необязательном расследовании есть особый шарм – эдакое обаяние тайны, которая раскроется только тебе, избранному. К этому, конечно же, примешивается честолюбие сыщика, желание непременно дойти до конца, до разгадки, а еще – никем не контролируемое экспериментаторство. Петрусенко давно все это знал. Нельзя сказать, что он любил необязательные расследования. Если бы это было так, Викентий Павлович не служил бы в полицейском департаменте, а стал бы частным сыщиком. Но у него были твердые убеждения, что на государственной службе он делает то, что, в первую очередь необходимо державе. Частные же сыщики, – с некоторыми он был хорошо знаком и при необходимости сотрудничал, – чаще всего брались за дела прибыльные и личного характера, ориентируясь на собственный денежный интерес. Да, конечно, обязательные дела, которые во множестве, за годы службы, переделал следователь Петрусенко, бывали и рутинные. Но в последние годы, когда Викентий Павлович был уже следователем по особо опасным преступлениям, такие попадались ему все реже и реже. В большинстве своем то, что расследовал он, были не только тяжелые злодейства, но и запутанные дела, совершаемые умными людьми. И все-таки, все-таки!.. Уж если Петрусенко сам решал взяться за необязательное расследование, это непременно оказывалось очень интересное дело. И вдвойне интересное, если так, как теперь, – в отпуске, на курорте! Викентий Павлович откровенно признавался себе, что такое соединение отдыха и необычного, необязательного расследования – это именно то, что ему нужно. Самый лучший отдых!

На следующий день после отъезда доктора Шульца Петрусенко продолжал вспоминать и анализировать «мелочи» – так он называл про себя самые разные косвенные факты, фразы, небольшие происшествия, не имеющие на первый взгляд отношения к основному расследованию. А на самом деле… Ведь именно такая «мелочь» помогла ему догадаться о том, что смерть Лапидарова наступила на сутки раньше. Исследования опытного берлинского патологоанатома полностью подтвердили его догадку. Теперь же Викентий Павлович сосредоточился на фигуре Виктоˆра Замятина. Необходимо было припомнить все, что имело к нему отношение…

Викентий Павлович вспомнил свой последний разговор с пропавшим Гансом Лешке: парень сидел на веранде рядом со своей Гретой, помогал ей чистить бобы. Они оба были молоды, веселы, им казалось – впереди совместное будущее, такое ясное, понятное, размеренное. Так и должно было бы быть! Но каким-то образом их судьбы вплелись в замыслы одного негодяя, и все мгновенно разрушилось!.. Да, так что же тогда, на веранде, Ганс говорил о Замятине? Они ведь вспоминали его…

Замятин любил бродить один в долине и предгорьях, возможно, забирался и повыше… Об этом с упреком и со страхом за него говорила Грета. А Ганс сам видел однажды, как Замятин ехал вверх по горной дороге на велосипеде – в том направлении, куда местные жители, да и туристы обычно избегают ходить. Что ж, в то время когда все считали Замятина отдыхающим, его дальние походы воспринимались просто как экстравагантные выходки. Теперь – совсем другое дело! Человек не живет под чужим именем просто для развлечения, не инсценирует собственное убийство, чтобы просто пошутить, эпатировать людей! Скрывающий свое имя – уже преступник. А все, что делает преступник, – не случайность. Все, что делал Замятин, имело определенную и наверняка очень серьезную цель…

Викентий Павлович ощущал нарастающее возбуждение. Он чувствовал, что разгадка близка, что ее можно даже вычислить вот так – рассуждая и анализируя. Если, конечно, ничего не упустить… Он отправил жену и дочь гулять в город, а сам пошел в пустующий термальный бассейн, в свою любимую кабинку. Решил совместить приятное занятие с дважды полезным – полезным для здоровья и полезным для анализа ситуации. Он ведь уже убедился, что здесь, в теплом бассейне, ему хорошо думается.

Он вспомнил, как Виктоˆр Замятин рассказывал, что видел призрак графини Альтеринг – знаменитой Кровавой Эльзы. Хорошо рассказывал: размахивая руками, округлив от страха глаза и в то же время с юмором человека, который не придает подобным вещам большого значения. Викентий Павлович тогда даже толком и не понял – шутит Замятин или говорит серьезно. Рассказывал, что забрался далеко в горы, – заслушался пением птиц, засмотрелся на могучие деревья… Увидел впереди, за двумя перевалами, циклопическую кладку стены замка Альтеринг. Вот в этот момент перед ним и появился призрак – бледная полупрозрачная женщина, красивая и страшная одновременно. Замятин, по его словам, сразу понял, что она недовольна тем, что он близко подошел к ее замку, хотя, на его взгляд, добраться до подножия стены не представлялось возможным – крутизна, обрыв, мелкие, срывающиеся под ногами камешки… И все же страшная «хозяйка» замка гневалась. Замятин не мог словами объяснить, в чем выражался этот гнев: просто он почувствовал неудержимый страх, повернулся и побежал. Лишь потом, спустившись в долину, он опомнился, стал подсмеиваться над собой, сомневаться: не было ли у него галлюцинаций? Но из его слов можно было понять: он верит в то, что видел именно призрак Кровавой Эльзы…

Опять же, в то время Петрусенко этот рассказ воспринял как нечто, в самом деле приключившееся с молодым человеком. Другое дело – был призрак или нет! Но что-то все же было… А вот теперь этот рассказ проявляется в ином свете: Замятин его придумал и рассказал Петрусенко, да и другим тоже, явно с какой-то своей целью… Викентий Павлович понимал, чувствовал, что разгадка именно в этом и он близко к ней, близко! Надо только поймать хотя бы самый кончик, ухватить!