Сборник "Чистая фэнтези" - Генри Олди

Пожар! Самый настоящий.

… тот самый…

На деревянных ногах колдун, словно статуя Хромого Мельника, вывалился за ворота. Горело рядом, ближе к тупику. Ятаганы сполохов рубили зыбкую тьму, от бликов мутило. Слышались крики людей; издали, приближаясь, несся дребезг пожарных колокольцев. По большому счету, колдун на пожаре — дурная примета. Огонь и без малефициума погасят — вон, брандкоманда спешит на помощь! — и вообще, стыдно уподобляться праздным зевакам… Однако, несмотря на уйму здравых рассуждений, ноги дерево деревом, а несли Мускулюса к дому Шишмаря.

Малефик угадал: горело именно там. Сам дом, к счастью, еще не занялся. Полыхала малая пристройка в боковом крыле, но огонь грозил перекинуться на общую крышу. К дому от колодца выстроилась редкая цепочка добровольцев, передавая друг другу кожаные кошели и ведра с водой. Часть народа вовсе никакого участия в тушении не принимала: глазела, судачила. Кое-кто суетился на крышах соседских домов, укрывая их от искр мокрыми «парусами», нарочно предназначенными для таких целей.

Темные силуэты, мечущиеся на фоне пламени, напоминали беспокойных эрзац-даймов Кишащей Бездны Рок.

— Р-р-разойдись!

— П-п-поберегись!

— С д-д-дороги!

Согласно «Наказу о городском благочинии», пожарно-сторожевую охрану испокон веку набирали исключительно из заик. Поскольку общеизвестно, что «заики наиболее противны стихии огня и успешнее других противостоят ей».

Зеваки брызнули в стороны, опасаясь угодить под копыта. Через распахнутые ворота во двор, едва не задавив бегающего и вопящего об убытках Шишку, влетела упряжка. Пара лохматых битюгов, разогнавшись втрое против беговых рысаков, влекла телегу, облепленную пожарниками, словно вор — грехами. На телеге, кроме бравых усачей, имела место здоровенная бочка с металлическим коробом поверху. Бочку оседлал тщедушный брандмейстер в турнирном шлеме с забралом. Он сосредоточенно звонил в колокольчик.

— Оч-ч-ч… Оч-чистить двор! Ну-ка, б-б-братц-цы, взяли…

Братцы в робах и штанах из грубой дерюги свое дело знали. В мгновение ока к телеге приставили лаги, отцепили съемный борт и, поддерживая, скатили бочку к эпицентру возгорания.

— Все со д-д-д… с д-д… Уб-бьет на х-хрен!

— Коней, к-коней уводите!

Шишмаря, не желавшего бросать имущество на произвол пожарных, силой уволокли на улицу. Бежать обратно он не пытался. Отыскал в толпе всхлипывающую жену, прижал к себе, словно самое последнее, остаточное имущество, отвоеванное у злодея-огня… Брандмейстер самолично сунулся к бочке, откинул крышку короба и с опаской спустил внутрь стальной цилиндр с закраинами — как раз по форме лючка на крышке. Из цилиндра торчал толстый, похабного вида фитиль.

— Л-л-ложись!

Усачи, истошно шурша робами, бросились вслед за народом. Чуть акацию по пути не сшибли, ироды. Взмыленных битюгов с телегой успели вывести заранее. Лишь сейчас до Мускулюса дошло, что это за чудо-бочка. «Пламегасительный снаряд Вейншмейера»! Опробованный лично императором Петером Рукодельником при большом скоплении пострадавших царедворцев! А в цилиндре — смесь «горючих слезок», lacrima rapax ignium, и банального pulvis pyrius. Осенив себя дюжиной добрых знамений, колдун счел за благо переместиться под прикрытие забора.

Мудрое решение.

Брандмейстер уже подобрал тлеющую головню. Став в позицию опытного бретера, он провел выпад в терцию, ткнув головней в фитиль, дождался аспидного шипения — и галопом припустил к воротам. Успел пасть ниц под сруб колодца, закрывая шлем обеими руками…

Мама моя Нижняя!

Однажды Андреа сподобился видеть испытание Просперо Кольрауном нового штурмового композит-заклятья «Гнев Водолея». «Пламегас Вейншмейера» сработал ничуть не хуже! Во всяком случае, громче. Бочка с грохотом разлетелась в щепки, водяной вал окатил все вокруг. Дом надсадно крякнул, скособочился, дал копоти, но устоял. Пламя без успеха попыталось воскреснуть, булькнуло, зашипело… Увы. Полный крах.

Пожар изошел паром и убрался к праотцам.

В отдельный рай для пожаров, где все вечно горит и никто не тушит.

Зевакам у ворот досталось от сердца. Особенно храбрецам, не пожелавшим спрятаться. Промокли до нитки, двоим засветило по лбу обломками: бочки рвут, щепки летят. К счастью, вскользь. Пожарники уже ломились обратно во двор: растаскивать баграми и вручную заливать дымящиеся останки пристройки. Чтобы вновь не занялось. Повезло Шишмарю. Имущество, если честно, не шибко пострадало. Супруга жива-здорова…

— Тиль… Тилюшка… Он там спал всегда!

Бледная, с глазами, воспаленными от дыма, Фержерита давилась рыданьями и запоздалым ужасом. Шишка утешал супругу, неумело гладя по волосам. Корявая и жесткая, ладонь кожевника меньше всего была приспособлена для ласки. А ведь поди ж ты! — получалось.

— Ваш сын обычно спал в этом флигеле?

— Да, сударь…

— Тогда считайте, что вам повезло.

Пустые, несуразные слова — ребенок-то пропал, и дом чуть не сгорел! Но что еще мог сказать Андреа в такой ситуации?

— Мамка! Мамка, я здесь!

Оглянувшись, колдун обнаружил, что ночь чудес продолжается. В пяти шагах от погорельцев стояла рыжая ведьма Мэлис Лимисдэйл, держа за руки двух мальчишек примерно одних лет. Первый, белобрысый непоседа, пылал здоровым детским любопытством, норовя освободиться от докучливой опеки. Белобрысого малефик раньше не встречал. Вторым ребенком был Тиль Швеллер, живой и, судя по энтузиазму, здоровый.

— Тиль! Я тебя убью, мерзавца! Мы тут с ума сходим…

— Ферж, погоди…

— Мамка, а мы совсем сгорели? Мы на улице жить станем?! Мамка, не бейся…

Пока длилась счастливая экзекуция, Андреа, о котором в суматохе забыли, времени даром не терял. Недавний паучок-астралоходец ощутил себя легавой, взявшей след. Да, след вполне мог оказаться ложным. Но, чтобы выяснить это, по следу надо как минимум дойти до конца.

— Хороший знак: начать день с доброго дела, — вежливо поздоровался колдун с ведьмой.

— И вам той же радости, сударь. Знак — лучше некуда! Разбудили честную женщину посреди ночи…

— Кстати, еще раз молю простить мне вчерашние слова. Я совершенно не имел в виду… Вы меня понимаете?

— Разумеется. Я не в обиде.

Тон ведьмы говорил скорее об обратном. Пацаненок Мэлис сунул палец в ноздрю, со скепсисом воззрился на малефика. Рожица у него была хитрая-хитрая, будто ребенок творчески замышлял исключительную пакость.

— Это вы разыскали пропавшего Тиля?