Я – истребитель - Владимир Поселягин

— Очень интересно, а вам не кажется ТОВАРИЩ старший сержант, что нам надо поговорить?

— О чем? — сделал я вид, что не понимаю.

— О жизни. Так, Степанов, а ну-ка отойди метров на сорок.

— Товарищ политрук, сейчас тут немцы будут, а вы все о своем, бежать надо, и быстро. К тому же я все равно ничего не скажу!

— Это еще почему?

— У меня новая жизнь. Старой нет, все, — развел я руками.

— В полку поговорим. Так, насчет твоего плана, самолет угнать сможешь?

Я только возмущенно фыркнул в ответ.

— Товарищ политрук, побежали, в полку через два часа ужин. Пельмени. Мне Люба сказала.

— Хорошо. Вперед.

И мы побежали. Степанов довольно быстро запыхался, и нам приходилось то бежать, то идти быстрым шагом.

— Очки сними. Бликуют, — сказал Никифоров.

— Ах ты черт, я про них совсем забыл, — досадливо ответил я, стянув со лба очки и убирая их в карман галифе.

К аэродрому мы вышли со стороны леса. И судя по тому, что тут была натянута тревожка в виде проволоки с консервными банками, мы не первые тут оказались. Да и пулеметные гнезда, где дежурили пулеметчики, навевали сомнения в нашем плане.

— Банки-то, наши, — тронув одну из консервных банок. тихо сказал Степанов.

— Угу. Похоже тут наш аэродром был, вон где здания, разбитая «сушка» лежит.

— Там еще зенитная пушка, — указал рукой особист на мелкокалиберную зенитку.

— Уходить надо, — сказал Степанов.

— Согласен, ничего не получиться, охраняют тут крепко.

— Ну да, если шумом и стрельбой, то конечно, хрен они нам что сделать дадут, но я про это и не говорил, — ответил я.

— По тихому? — спросил особист.

— Ага. Видите, во-о-он там транспортник стоит, в который мешки грузят из машины. Заметьте он готов к взлету, моторы уже запущенны. Значит в течение пятнадцати минут он взлетит. Если по-быстрому пробежим по лесу, и выйдем вон там, то можно по-пластунски добраться до него. А уж там…

— Попробуем, все равно другого выхода нет.

— Да. Жаль что мы не в летных комбинезонах, временно пока близко не подошли, можно было прикинуться своими, но в гимнастерках мне кажется это вряд ли получить. Ладно, чего ждать, побежали.

И тут случилось то, на что я никак не рассчитывал, даже не задумывался как-то. Мы встретили своих. Буквально выскочив на них.

— Стоять. Хенде хох! — тихо выдохнул сержант-пограничник, держа меня на прицеле карабина, так как я бежал первым. Под его ногами лежали два тела в знакомой серой форме. Видимо патруль.

— Свои, мать твою… … … … — от испуга я загнул такого коленца что даже сержант заслушался, однако карабин не опустил, продолжая держать меня на прицеле.

— Кто такие? — послышался вопрос справа.

Посмотрев в ту сторону, я увидел лейтенанта тех же войск.

— Летчики сбитые. Ребята там транспортник под парами, мы его угнать хотим. Не успеем, если вы нас задержите. Слышите, моторы у него гудят?

— Подожди, а там места есть? — спросил быстро лейтенант.

— Ну его грузят, вес неизвестен, а что? — спросил я.

— У нас шесть раненых. Возьмете?

— Захватить поможете, возьмем, — сказал вместо меня особист.

Мы успели. Как это ни странно, но мы успели, или немцы задержались, не суть. Пограничники, пользуясь тем, что их скрывает высокая трава, подползли к самолету и взяли в ножи не только солдат что грузили, но и пилотов, которые курили у хвоста.

«Повезло, что похоже они только заняли эту площадку, день два не больше, а то так бы легко не было. И вообще где они все? А время же ужина, то-то я смотрю народу мало!».

— Вперед, — скомандовал лейтенант, и мы поползли к транспортнику, волоча носилки. Парни, что захватили самолет, пользуясь тем что от остального персонала аэродрома они закрыты корпусом «юнкерса» стали освобождать салон. Когда мы подползли, они уже освободили его, и дали нам возможность попасть внутрь.

— Товарищ политрук. Самолет пустой. Мы можем взять их всех, — прокричал я в ухо Никифорову, который помогал грузить раненых.

— Веса хватит взлететь?

— На пределе, но думаю взлетим, их же всего семнадцать с ранеными.

Пока шла загрузка я пробрался в кабину, и вытащив из кресла немецкого летчика, скинул его на гофрированный пол, показав на него одному из пограничников.

С приборами я разобрался быстро, так как летая на мессере, был вынужден запомнить все надписи.

— Ну как? — втиснулся ко мне Никифоров.

— Норма. Жду, когда дадут разрешение на взлет.

— Чего!!!

— Да шучу я. Все, сели?

— Да.

— Тогда полетели!

Включив динамик салона, я четким дикторским голосом сказал:

— Уважаемые товарищи военнослужащие. Авиакомпания «Люфтганза» выполняет внеплановый чартерный рейс с аэродрома номер один, на аэродром номер два. Командир корабля и экипаж просят вас воздержаться от курения на борту и пристегнуть привязные ремни.

Мой пассаж был встречен смехом и улюлюканьем, хорошо различимым через открытую дверь.

Ревя моторами, транспортник стал разгоняться по полосе. Однако какого либо беспокойства это не вызвало, кроме того что меня стали ругать по рации.

Показав пальцем на наушник, сидящему на месте второго пилота особисту, продолжил взлет.

Когда шасси оторвалось от полосы, Никифоров что-то забормотал в микрофон, явно успокаивая дежурного.

«Ого, он еще и по-немецки говорит!» — подумал я наращивая скорость. Летели мы на запад, и как только аэродром визуально скрылся, повернул на восток по большой дуге.

— Товарищ политрук, что там с курсом?

— Сейчас… — слышимость в наушниках была просто изумительная по сравнению с нашими, так что болтать можно было спокойно не напрягая связки.

Набрав полную скорость, я на бреющем полетел в полк.

Фронт мы пролетели спокойно, а вот при приближении к нашему аэродрому за нами увязались пара мессеров недоуменно крутясь рядом.

— Странно. Они же должны были найти убитых, — сказал я особисту.

— В эфире этого не было. Я его внимательно слушаю.

В это время немцы еще раз крутнувшись рядом ушли к себе, видимо приняв нас за везущего диверсантов транспортник.

— Уфф, ушли!

— Не радуйся, посмотри на сорок пять, — сказал Никифоров.

К нам приближались три точек, в которых я легко узнал «чайки». Более чем уверен, что они из полка Запашного.

— С нашими свяжитесь.

— Частоты не те, не получается.

— Вот блин попали, они же сейчас нас атакуют!

— Садись!

— Что?

— Садись немедленно!!!

— Да понял я. Им чтобы нас догнать надо минуты две… Сколько нам до аэродрома?

— Минут десять.

— Тогда садимся. Вот дорога, где наша войсковая колонна идет, в поле и сяду.

Сбросив скорость и выпустив закрылки вместе с шасси, я стал планировать на поле. Бойцы которые шли по полю, сперва недоуменными фигурками застыли глядя на нас, но потом бросились в поле видимо поняв что мы собираемся сделать.

— Держитесь, сейчас будет трясти! — крикнул я в салон.

И не обманул, трясло нас преизрядно.

— Фу, сели, — сказал я снимая очки и вытирая лицо.

В это время снаружи послышались крики, в основном матерный русский, и рев моторов над головой.

Когда я выбрался из салона, самолета вокруг уже сверкая улыбками, стояла толпа человек в триста, слушая лейтенанта-пограничника. Прислушавшись, понял, что он в подробностях рассказывает, как мы захватили самолет у немцев. Пехота была не пуганная, шла к фронту, поэтому мы и были встречены так спокойно. О немецких диверсантах они пока еще не задумывались.

Гимнастерка была мокрой от пота, проведя рукой по волосам, я одел обратно шлемофон и помахал «чайкам», что делали очередной круг над нами.

— Товарищ политрук, к ужину опоздаем, — подергав особиста за рукав, сказал я.

— Сейчас нужно раненых вытащить.

— А зачем? Царица полей пехом идет, техники у них я не вижу. Лучше к нам, там хоть Лютикова.

— Думаю что ты прав. Подожди, — быстро сказал он и направился к майору, что командовал бойцами, которые взяли нас в «плен».

«Чайки» сделав последний круг, улетели к себе.

— Взлетаем, — махнул рукой Никифоров.

К моему удивлению погранцы тоже заняли свои места, видимо не желая бросать своих.

Взлет прошел нормально. Сделав круг натужно ревущими моторами, мы направились к себе.

На аэродроме были в шоке, когда на их полосу нагло приземлился немецкий «юнкерс». «Чайки» только сели и персонал еще ничего не знал, так что к нам они бежали вооруженные чем попало. Один даже с поршнем в руке.

Поэтому, какое же было охренение у народа, когда у остановившегося транспортника открылась дверца, и оттуда выпрыгнул особист одного из полков, которого все знали очень хорошо.

После того как «юнкерс» замер и моторы заглохли, я просидел в кресле еще минут пять отходя от того дикого напряжения, что было у меня за все время полета. Вздохнув, я провел рукой по лицу вверх, сдирая заодно наушники. Повесив их на штурвал, я отстегнул ремни и со старческим кряхтением встал. Последние пассажиры уже покинули салон, так что кроме пятен крови, пары мешков, что были использованы вместо подушек для раненых, и немецкого летчика забитого в угол, которого так никто и не удосужился выкинуть, в салоне никого не было.