Интервью с магом - Антон Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним словом, если любовь художника Аскольдова к своему покойному сыну Феликсу была чем-то неестественным и патологическим, то в случае с Жанной Петровной мы столкнулись с другим типом отношений между родителями и детьми: со жгучей ненавистью.
– В итоге мой сын, моя кровь и плоть, решил, как теперь принято выражаться, «заказать» меня, – сообщила вполне будничным тоном Жанна Петровна.
Чашка, которую я держала в руке, дернулась.
– Да-да, он решил избавиться от своей пожилой мамаши посредством убийства, – тяжело вздохнула женщина. – И подбил на преступление не кого иного, как моего бывшего мужа, своего собственного отца! У Володи к тому времени ум за разум зашел, ради бутылки водки он был готов пойти и не на такое. Но моему сыночку не повезло – бывший мой супруг оказался не в меру болтливым, и еще до того, как пришел ко мне с топором, растрепал по пьяной лавочке своим собутыльникам о том, что вскоре кокнет «старую козу». То есть меня!
Я задрожала от последних слов, а в особенности от того, с каким спокойствием Жанна Петровна излагала свою кошмарную историю.
– Кто-то сообщил об его откровениях нашему участковому, а тот у нас очень совестливый человек. Другой не придал бы пьяной болтовне значения – вы ведь знаете, что милиция занимается сейчас всем, чем угодно, только не защитой граждан. Он же отнесся к информации с подобающей серьезностью, взял, как сейчас принято говорить, в оборот моего бывшего, и тот раскололся… Ах, пряники закончились? Разрешите предложить вам сушки!
После подобного рассказа у меня кусок в горло не лез, и у Марка, кажется, тоже, поэтому мы оба отказались от угощения.
Жанна Петровна продолжила рассказ:
– Но даже тогда я все еще продолжала любить своего младшенького! Он уже находился под следствием, его обвиняли в организации заказного убийства, или как там это называется, а я, дура, говорила всем, что это мой бывший муж упился до белой горячки и пытается очернить собственного сына. Но глаза у меня раскрылись в тот день, вернее, в ту ночь, когда Денис навестил меня. Родной сынок сам пришел меня убивать!
Я вздрогнула. Да, в обычной российской семье разыгрываются трагедии почище, чем в романах Федора Михайловича Достоевского и Стивена Кинга.
– И он убил бы меня, но вышла промашка – Денис не подумал, что я буду сопротивляться! Я и сама не подозревала, что у меня поднимется рука на собственного сына. Вернее – рука со сковородкой. В конце концов его отсюда увела милиция – прямиком в КПЗ. Потом я Дениса видела только на суде. Отсидел он несколько лет, вышел снова по амнистии, и, как говорится, понеслась душа в рай. До меня доходили слухи, что Денис связался с самыми что ни на есть настоящими бандитами, но мне было уже все равно. Так что для меня он давно умер, а теперь вот и в самом деле скончался. Если честно, я давно ожидала, что его убьют. Не правда ли, слышать такое из уст матери о сыне страшно?
Жанна Петровна была права, но Марк ловко перевел разговор на бандитов, на которых работал сынок несчастной женщины.
– Чего не знаю, того не знаю, – отрезала та. – А если кто и знает, так только подружка моего сына, вернее, его сожительница, Люська.
– А о Светлане Мельниковой вы что-либо знаете? – встрепенулась я.
Но Жанне Петровне это имя ничего не говорило. Женщина принесла школьные фотографии своего Дениса, и нам пришлось рассматривать их.
Каково же было мое удивление, когда на одной из фотографий я заметила рыжеволосого типа. И он был как две капли воды похож на человека, с которым мы столкнулись на лестнице в доме Кронсберга, разве что лет на десять-пятнадцать младше! Марк, как я поняла, тоже узнал его.
– Кто это? – спросил он, ткнув в снимок, на что Жанна Петровна ответила:
– Дружок моего сына, причем самый лучший. Он и подбил его на изнасилование, а потом вместе с ним в колонии сидел. Витька Пугачев. Кстати, Люська – его родная сестра.
Ага, вот как все здесь завязано! Оставалось узнать только адрес той самой Люськи, потому что про господина Пугачева Жанна Петровна ничего не знала. Люська, она же Людмила Геннадьевна Бочкина, в девичестве Пугачева, обитала, на наше счастье, в том же микрорайоне.
Когда мы вышли на улицу, Марк продемонстрировал мне фотографию, на которой были запечатлены Денис Кронсберг и Виктор Пугачев в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет.
– Вряд ли Жанна Петровна хватится ее, – заметил он с лукавой улыбкой, – а если и хватится, то ни за что не подумает, что украл ее я. А теперь, не теряя времени, направимся к госпоже Бочкиной, урожденной Пугачевой…
Мы долго звонили и стучали в дверь квартиры Люськи, произведя такой шум, что привлекли внимание соседей. Одна из дверей на лестничной клетке распахнулась, и пузатый мужчина в майке громогласно заявил:
– Шваль пьяная, нарики чертовы! Нормальным людям спать не даете! Ну, пшли отсюда прочь, не то милицию вызову!
В этот момент дверь квартиры Люськи раскрылась, и мы смогли избежать столкновения с объятым праведным гневом соседом. Госпожа Бочкина впустила нас к себе, даже не поинтересовавшись, кто мы такие и зачем пожаловали. И вообще – открыв нам дверь, она тотчас завалилась обратно на продавленный диван и мгновенно захрапела.
Двухкомнатная квартира походила больше на свинарник – в ней явно не убирались несколько лет. Люська была женщиной неопределенного возраста, с всклокоченными крашеными черными волосами и с грязными пятками, торчавшими из-под байкового одеяла, покрытого пятнами различного цвета и конфигурации. Вот она, любовь всей жизни покойного Дениса Кронсберга!
– Госпожа Бочкина… – попытался растормошить Люську, от которой исходило сивушное амбре, Марк. – Мы хотим задать вам несколько вопросов! Уделите нам пять минут своего драгоценного времени!
Но в качестве отклика с дивана разнесся гренадерский храп. Растолкать пьянчужку не представлялось возможным, поэтому мы приняли решение осмотреть ее квартиру. О, лучше бы мы этого не делали! Грязное белье валялось рядом с пустыми бутылками, заплесневелые объедки соседствовали с пожелтевшими газетами, и всюду грязь, пыль и паутина! Неужели имеются мужчины, которых привлекают подобные женщины? Или Люська – просто богиня в постели? Судя по ее зычному храпу и заскорузлым черным пяткам, вряд ли.
Впрочем, нашлось несколько фотографий хозяйки квартиры – когда-то она была весьма привлекательной особой. На обратной стороне одной из них кокетливым почерком было начертано: «Для моего любимого волчонка Денисочки!», а на другой – «Для любви всей моей грешной жизни Дениски». Ну, если речь идет о любви...
Пока я изучала свалку в квартире госпожи Бочкиной, Марк перешел к решительным действиям. Он напустил в желтую, невесть когда мытую ванну ледяной воды, а затем, подхватив храпевшую особу, бросил ее туда. Раздались вопли, матерщина, проклятия и плач. Зато Люська пришла-таки в себя.
Наконец она появилась из ванной, завернутая в рваный халат. С волос стекали струи воды, косметика размазалась по лицу. Я с удивлением отметила, что Люська все еще оставалась привлекательной бабенкой.
– Вы за это ответите! – заявила она, вытаскивая из кармана халата пачку сигарет. – Черт, они тоже мокрые… Думаете, можете просто так влезать в мою квартиру и бросать меня в ванну? Просто разбойное нападение со взломом! Я Уголовный кодекс назубок знаю! Сейчас в ментуру позвоню, и вас заметут!
– Не думаю, что, услышав вашу фамилию и адрес, кто-то сюда приедет, – парировал холодным тоном Марк. – Подозреваю, вас в отделении очень хорошо знают, госпожа Бочкина.
– Не называй меня этой поганой фамилией! – заявила Люська. – Она мне осталась от мужа, ирода и душегубца. Он моих двух детишек себе забрал, теперь с новой женой живет, и мои детки ее «мамой» называют. Поэтому и пью! А что, мои права конституцией гарантированы!
– На ваши права никто не покушается, – отрезал Марк. – А теперь живо переоденьтесь и приведите себя в порядок!
– А ты, мужик, кто такой, чтобы командовать в моей квартире? – завопила Люська. И вдруг забормотала: – Где-то я тебя видела… Рожа у тебя жутко знакомая! Ты что, с телевидения? Неужто подстава? У вас скрытая камера? Нас снимают?
– Госпожа Бочкина, если хотите получить сто евро, приведите себя в порядок и побеседуйте с нами, – слегка повысил голос иллюзионист.
Люська улыбнулась, обнажив корявые, черноватые зубы, и кокетливо обронила:
– А ты только побеседовать хочешь, голубок? А то я баба горячая...
Мы с Марком долго смеялись, услышав заявление Люськи, чем до глубины души оскорбили пьянчужку. Поэтому она отрубила:
– Говорить буду, но за тыщу евров!
– Вы еще не знаете, что нам требуется, а уже заламываете такую несуразную цену, – смахивая слезы с глаз, усмехнулся Марк. – Ну, живо приводите себя в порядок! И попробуйте мне только заснуть – снова окажетесь в ванне!
Госпожа Бочкина все-таки привела себя в порядок и оказалась довольно миловидной особой, которая, если бы не пила, не красилась без меры и не материлась, была бы очень даже ничего. Бросая пламенные взгляды на Марка, она сказала:
