Тебе конец, хапуга! - Кирилл Казанцев

Анна Васильевна Протасеня, хоть и жила в доме у Федора Новицкого не первый день, но все никак не могла прижиться на новом месте. Особенно это чувствовалось по ночам, когда просыпалась, открывала глаза и видела над собой незнакомый потолок. А ведь так хотелось проснуться в собственном доме, который вместе с мужем-покойником строила. Вроде бы и не упрекал ее хозяин, хоть и ладили они с Федором Юрьевичем, уже понимая друг друга с полуслова, но чужой дом все равно чужой, что там ни говори. Люди старые, у каждого свои привычки.

Проснулась пенсионерка Протасеня и этой ночью тоже внезапно. Но тут же поняла, что произошло это не само собой, а ее разбудили звуки, доносившиеся с улицы. Совсем неподалеку раздался звон стекла. Затем еще и еще.

– Вот вандалы, грабить брошенные дачи пришли! Да если бы просто грабить, а то стекла бить надумали. Пойду Юрьевича разбужу, уж он-то им покажет.

Было удивительно, но старуха не чувствовала себя испуганной – такова была ее вера во всесильного ветерана, который справится с любой напастью, любому врагу даст отпор. И откуда только взялась у пенсионерки эта уверенность?

Но не успела Анна Васильевна подняться с дивана, на котором коротала ночь, как прямо на участке хлопнул выстрел. На этот раз разлетелось стекло в ее комнате. Осколки со звоном посыпались на пол. Ворвавшийся ветер закачал выцветшие ситцевые занавески. А Анна Васильевна замерла, глядя на расколотую доску потолка. Сомнений не оставалось – пуля вошла в нее. Пропитанная олифой вагонка ощерилась острыми щепками. Еще один выстрел прозвучал с участка. Посыпалось стекло на веранде. А затем послышался грубый мужской крик:

– А ну, на выход, если жить хотите!

Протасеня часто закрестилась, осторожно сползла с дивана на пол и, прижав к себе подушку, попыталась молиться. Но от испуга слова молитвы путались, забывались, и потому пенсионерка твердила и твердила лишь одно:

– Отче наш, еси на небесех…

Продолжение молитвы так и не пришло в голову. Но зато Анна Васильевна услышала у себя над головой осторожные шаги Новицкого, который обитал на мансарде, благородно уступив бездомной соседке первый этаж.

– Юрьевич, – завопила она так громко, что у самой заложило в ушах. – Воры, бандиты, спасай, родимый!

Раздухарившийся Пепс стоял возле сарая и картинно целился из пистолета в окно мансарды.

– Давно в руках не держал. После того как на вольняшку откинулся, первый раз, – азартно проговорил он.

– Чего патроны тратишь? Мог бы и кирпичом в стекло засандалить, – сказал более осторожный Комар, прятавшийся за углом с тяжелой канистрой, в которой плескался бензин.

– А чего экономить? – криво ухмыльнулся разбитыми губами Пепс и нажал спусковой крючок.

Стекло на мансарде разлетелось вдребезги.

– А ну на выход, а то дом спалим, – прокричал Комар. – Ни хрена тебе твой Юрьевич не поможет.

Бандиты переглянулись и прислушались. В доме слышалось какое-то движение.

– Что они там, мебель перетаскивают? – удивился Пепс. – Нашли время.

– Сейчас дверь откроют. Просто усрались от испуга, – хихикнул Комар.

И тут произошло то, чего бандиты никак не ожидали – распахнулось уцелевшее слуховое окно, и из него трассерами полыхнула автоматная очередь. Пули ложились пунктиром, вспарывая землю. Пепс не успел вовремя отскочить и взвизгнул, почувствовав, как ему прострелило ступню. От второй очереди его успел уберечь Комар – схватив подельника за воротник, он затащил его за сарай.

– Б… он мне ногу прострелил! Автомат, откуда у него автомат?!

Пепс ощупывал рукой ботинок, простреленный насквозь. Из дырки густо сочилась кровь.

– Там, в машине, аптечка, перевязать надо, – ныл Пепс.

Из слухового окна еще раз грохотнула очередь, и послышался крик ветерана:

– Убирайтесь на х… пока целы, а то положу всех.

– Мы уже по ноль-два позвонили, – визгливо выкрикнула старуха. – Сейчас приедут.

Почему-то именно этот крик и вразумил Пепса.

– Брешет падла старая. Ни хрена они не вызвали, у них мобильников нет. Да и ментов теперь не по ноль-два, а по сто-два вызывают. – Бросив заниматься ногой, он вновь схватил пистолет и дважды выстрелил.

– У тебя хоть обойма запасная есть? – рассудительно напомнил Комар.

– А ведь нет, – ужаснулся Пепс. – А у него автомат!..

– И патроны он не экономит, – напомнил Комар.

Пепс, изменившись в лице, надрывно закричал:

– Юра! Граер! Давай сюда. А не то этот гад всех нас положит.

Граеров тем временем уже и сам без подсказки пробирался огородами к участку Новицкого, при этом про себя последними словами клял Пепса – какого хрена тот, надрываясь, кричит его имя и погоняло?

– Давай, все тут собирайся, фашисты, – предложил засевший на мансарде ветеран. – Вот тогда всех и положу. Так что, бобики, готовьте себе гробики.

Пепс, морщась от боли, с надеждой смотрел на Комара. Ведь Граеров пока не давал о себе знать – ни голосом, ни выстрелами.

– Что за бобики? – проговорил он, родившийся в конце шестидесятых, а потому и не знавший партизанской поговорки, обращенной к полицаям. Ведь именно прислужников оккупантов презрительно называли бобиками.

– Может, Граер сдрыснул, а? – предположил Комар.

– Похоже на то, – ужаснулся Пепс. – Точно нас всех положит. Комар, давай я его отвлеку, тебя прикрою, а ты с другой стороны заползи, избу облей и подожги. Он сверху хрен выберется, живьем сгорит, а?

– Дело говоришь, – задумался Комар.

– Не тяни, а то он вниз спустится. – Пепс нервно пересчитал патроны, оставшиеся в обойме, и загнал ту в рукоятку. – Четыре выстрела осталось. Кранты. Меня и менты в полной выкладке брали, но чтоб такое…

Комар на корточках подобрался к краю сарая, осторожно выглянул, но увидел лишь пустое слуховое окно. Где-то там, в тревожной темноте, затаился враг с автоматом.

– Давай, – прошептал Комар. – Не дай ему высунуться, а я бегом.

Пепс, лежа, выстрелил в слуховое окно один, второй раз. А Комар, вжав голову в плечи, волоча за собой тяжелую канистру, побежал по грядкам, чтобы скорее укрыться под глухой стеной дома. Но не тут-то было.

Новицкий появился не в том окне, где его ожидали, а высунул ствол из разбитого окна на фронтоне. Протрещала короткая очередь. Перепуганный Комар рухнул на землю. Из простреленной канистры с хлюпаньем вытекал бензин. Следующей очередью Новицкий наверняка прикончил бы Комара – жалости к нему он не испытывал, – но тут вступил в дело Юра Граеров, врезав по окну очередью из «АКМ». Ветерану пришлось временно ретироваться.

Из глубины дома он послал проклятие:

– Ну, суки, дождетесь сейчас у меня! Где-то и гранаты были…

Граеров не рисковал высовываться. Он сидел за надежным укрытием, спрятавшись за перевернутый экскаватор.

– Чего ждешь, Комар? – закричал он. – Дом поджигай!

Комар, уже поняв, что пулей его не зацепило, подхватил канистру и, обливаясь бензином, забежал за избу и саданул канистрой в небольшое окно кладовки.

– Все, падла, сгоришь, – причитал он, плеща на смолистые бревна из канистры, заливая бензин прямо в окно.

Уркаган спешил, не обращая внимания на то, что топливо плещет на него сквозь пулевые отверстия. Отбросив опустевшую канистру, он принялся хлопать себя по карманам. Пачка сигарет выпала на землю, в пальцах осталась самодельная – зэковской работы – зажигалка.

С другой стороны дома уже вовсю шла перестрелка. Граеров и Новицкий обменивались короткими очередями. Юра рассчитал правильно, решив отвлечь внимание ветерана от того, что делается за домом. Ну а потом, когда уже полыхнет, можно легко будет «снять» старика, когда он выбежит на крыльцо.

– Юра, давай, давай гаси его, – подбадривал криками Пепс.

Кровь сочилась из простреленного ботинка.

Только сейчас Комар сообразил, что его одежда набрякла от бензина, а потому медлил щелкнуть затвором зажигалки. Что-то увесистое просвистело в воздухе и ударило его по руке. Бензиновая зажигалка с поднятой крышечкой отлетела на траву. Комар резко обернулся и увидел, как через забор из сетчатой проволоки переваливается Ларин – точно брошенное им полено на время спасло дом Новицкого от огня. Но высокая проволочная сетка пружинила, цеплялась за одежду. Андрей терял время. Комар сразу же сориентировался, что перед ним враг.

– Ах ты, сука… – Комар выхватил из кармана складной нож-бабочку, умело раскрыл его и с рычанием бросился на не успевшего подняться с земли Ларина.

Андрей подставил подножку, и мужчины, сцепившись, покатились по траве.

Комар был менее искусен, но зато в нем жила зэковская злость. Злость человека, умеющего поставить себя в тюрьме и на зоне. С ножом он не расставался. Блестящее полированное лезвие то и дело возникало перед самым лицом Андрея, он еле успевал уворачиваться.

– Сдохни, падла, – шипел Комар, пытаясь вонзить узкое лезвие в глазницу.

– Комар, что там у тебя? – обеспокоенно крикнул Граеров, но внятного ответа не дождался.