Тебе конец, хапуга! - Кирилл Казанцев

Мокрицкая тряхнула головой. Жест был явно рассчитан на то, чтобы эффектно разлетелись-вспорхнули ее рыжие волосы. Молодая особа определенно не привыкла носить сегодняшнюю прическу.

– Да ну их к черту, таких друзей. Честно говоря, я Мандрыкина на дух не переношу, хотя он временами, как и все геи, бывает забавным.

– Ну а Пефтиев? – осторожно поинтересовался Ларин.

– Тоже урод порядочный, – нелестно отозвалась о главе дорожно-строительного холдинга Мокрицкая. – Поругались мы с ним вусмерть после той пьянки.

– Поругались – помиритесь, – предположил Андрей.

– Не думаю. Скучный он. Вот мне после школы отец сразу начал в мозги вбивать, что я должна бизнесом заниматься. А ведь это совсем не мое. Он меня и с Пефтиевым познакомил, прямо как сводня какая-то. Сперва мне Владлен понравился – солидный, костюмы носить умеет, а это редкость для сегодняшних мужчин. Но у него в голове только деньги, только прибыль, – сказав это, Ася приставила к вискам указательные пальцы и покрутила ими, словно хотела прокрутить в черепе две дырки. – С ума сойти можно.

– Серьезная ссора?

– В личном плане – да, – разоткровенничалась Ася, не скрывая своих симпатий к Андрею. – Я даже в другую гостиницу переехала. Не могу видеть этих бандитских рож, которые возле него крутятся. А вот по работе придется ему со мной смириться.

Заслышав о «бандитских рожах», Ларин сразу понял, о ком идет речь. Несомненно, имелся в виду Юра Граеров.

– Может, все-таки вам с ним придется смириться? – улыбнулся Ларин.

– Нет, именно ему со мной. Он моего отца боится, потому и не стал выпендриваться, когда я его к черту послала, – сказав это, Ася спохватилась. – Да что мы все о скучных вещах говорим? Вот кино – это совсем другое дело, это искусство. Я еще с детского садика мечтала актрисой стать. Даже в школьной самодеятельности выступала. Мы свою киностудию организовали. Глупо, конечно, по-детски все было. Но фильмы снимали. Даже теперь я иногда эти записи просматриваю. Ну а потом отец мне запретил этим заниматься – мол, глупости.

– До сих пор мечтаете актрисой стать?

– Мечтаю, – призналась Ася и, к удивлению Ларина, даже немного покраснела, чего от нее он никак не ожидал.

Оказывается, когда эта избалованная и взбалмошная особа говорила о сокровенном, то чувства ее оказывались неподдельными.

– Может, вы не слышали; Владимир Рудольфович сказал мне, что у меня киногеничная внешность.

– Что ж, вполне может быть. Он профессионал, ему виднее, – не стал огорчать Асю Ларин, хотя понимал, что Карпов подобными комплиментами разбрасывается налево и направо, женщины очень чувствительны к таким вещам.

Солнце уже ушло за горизонт. Исчезли резко очерченные тени. Деревья, трава стремительно теряли свой цвет. Все становилось черно-белым, и черного с каждой минутой делалось все больше и больше.

Громогласно вещал в мегафон Карпов, гудел двигатель тепловоза, каратели, сидя в вагонах и на платформах, старательно изображали испуг и водили стволами из стороны в сторону. Скрипела ржавая дрезина, партизаны спрыгивали с нее, катились под откос. Затем шла отчаянная перестрелка холостыми. Главный заряд, установленный на дрезине, пока не подрывали – репетировали.

Карпов никак не хотел верить в то, как умирают статисты, хотя те старались изо всех сил: поднимались в полный рост, разбрасывая руки в стороны, падали плашмя, извивались, корчились в предсмертных конвульсиях.

– Стоп! Стоп! – кричал в мегафон Карпов. – Да разве это смерть? Это же кордебалет какой-то! Умереть надо так, чтобы страшно было. Да не вам страшно, а зрителю…

И все начиналось по новой.

Ася увлеченно наблюдала за съемками. Ей казалось, что уж она-то сумела бы умереть перед камерой достойно и убедительно.

– Я даже могу притвориться, что плачу, и слезы из глаз польются, – призналась она Ларину.

– И, наверное, часто этим умением пользуетесь в отношениях с мужчинами.

Андрей говорил с Асей намеренно по-приятельски, без всяких намеков на близость, хотя понимал, что стоит приложить немного усилий – и молодая женщина с радостью пойдет в его объятия. Но, во-первых, Мокрицкая была не в его вкусе. А во-вторых, насчет нее у него зрели совсем другие планы. Не заводить же любовный роман. Приехал он в здешние места в составе съемочной группы. Задание Дугина оставалось в силе, и никто его не отменял.

Наконец-то Владимиру Рудольфовичу показалось, что статисты сумели войти в роли и умирают достаточно убедительно. По большому счету так оно и было. Люди из массовки просто так устали и так возненавидели режиссера за то, что он их гоняет, что просто с радостью падали на землю в надежде спокойно полежать хоть несколько минут.

– Вот-вот, так держать! Запомните все свои движения, – радостно кричал в мегафон Карпов. – Умирать – это большое искусство. Мертвый никогда рук не подставляет, когда летит наземь. Он падает лицом в грязь и не боится испачкаться. Внимание! Пошли! Мотор!

Ларину пришлось убедиться, что Карпов все же режиссер талантливый. Съемка масштабной сцены прошла безукоризненно. Из трубы паровоза исправно валил густой дым. Дрезина рванула так, что столб огня взмыл-ударил почти в самое небо. Каратели и партизаны умирали так, что у Аси даже мурашки бегали по коже, и она прижималась к Андрею плечом, как ребенок к взрослому. Самого же Ларина эти смерти совсем не впечатляли. Реальных смертей он достаточно насмотрелся в жизни и знал, что все происходит куда как будничнее. Шел человек, бежал, а потом словно споткнулся – сразу и не поймешь, что с ним случилось.

– Все, снято! Еще с одним эпизодом покончено. Дубль снимать бесполезно, все равно лучше вы не сыграете, – крикнул в мегафон Карпов. – Десятиминутный перерыв, и приступаем к съемкам локальных эпизодов: пятьдесят, пятьдесят один и пятьдесят два. Приготовиться группе партизан и молодому карателю, которому взрывом гранаты оторвет ногу. Нога уже готова? – Владимир Рудольфович искал глазами художника-декоратора.

– Готова, – донеслось от трейлера. – Вот только кровью ее смажем.

– Погуще смазывайте. То, как она летит и шлепается в лужу, должно быть снято одним планом.

– Все будет сделано в лучшем виде, Владимир Рудольфович, – пообещал голос от трейлера.

Ася зачарованно смотрела на рассеивающийся после взрывов дым. Статисты, бывшие историческими персонажами, вновь стали теми, кем были в обычной жизни. Они мирно сидели на рельсах, пили минералку из больших пластиковых бутылок, курили, травили шутки.

– Все, магия кино окончена, – развел руками Андрей. – Начались будни. Больше ничего интересного вы не увидите. Это так же скучно, как любой другой бизнес.

Ася протяжно вздохнула. Она вновь почувствовала себя чужой на этом празднике.

– Вы не подбросите меня к гостинице? – в лоб спросила она, глядя в глаза Ларину.

– Вас же шофер ждет. – Андрей кивнул в сторону огромного «Шевроле».

– Я не только Пефтиева видеть не хочу, но и его шофера, и его машину. Вы не поверите, но пока мы были на съемочной площадке, я успела забыть обо всем плохом. А вы мне симпатичны, хотя вижу, что я абсолютно не в вашем вкусе, – честно призналась Ася. – Мне почему-то очень спокойно рядом с вами. Вы сильный и надежный.

После таких слов отказать было практически невозможно. Не так уж часто Асе Мокрицкой доводилось говорить искренне.

– Ну что ж, если желаете, могу подбросить. Это почти по дороге, – согласился Ларин.

Мокрицкая благодарно смотрела на него и скороговоркой произнесла:

– Я сейчас, только шофера отошлю.

Она подбежала к «Шевроле», костяшками постучала в стекло. Дремавший водитель вскинул голову.

– Все, уезжай, ты больше не нужен. – Мокрицкая вновь стала нагловато-развязной – говорила с водителем, как с существом низшего порядка. – Меня линейный продюсер подбросит. – Ася не упустила момент и указала рукой на стоявшего невдалеке Ларина, как бы хвалилась, какой мужчина у нее появился.

– Владлен Николаевич распорядился вас сюда отвезти и назад доставить. Что я ему скажу?

– Так вот скажи ему, чтобы катился к черту.

– Так и передать?

– Ну, можешь не такими словами, но смысл сохрани.

– Ладно, вам виднее, – проворчал водитель и нехотя запустил двигатель.

Ася подбежала к Андрею.

– Вы меня извините, что я вас так использую, но мне хочется, чтобы Владлен почувствовал мою независимость. Пусть попереживает, пусть поволнуется. Ему это будет полезно.

– Значит, все-таки в результате помиритесь?

– Вы слабо представляете мою жизнь. Есть вещи, от которых я просто не имею права отказываться.

– А хотелось бы?

– Мечтаю об этом не меньше, чем о том, чтобы стать актрисой кино, – засмеялась Ася. – Шутка, конечно.

– В каждой шутке есть доля правды. Пошли, у меня машина возле переезда стоит.

Гравийка пересекала железнодорожную ветку-узкоколейку. Шлагбаум был опущен, светофор мигал желтым. Возле него на притащенном из леска бревне сидели сержант и старшина из райотдела, в чьи обязанности входило останавливать или пропускать движение по дороге во время съемок.