Приемное отделение - Андрей Шляхов

— А вы меня потом проводите до дома? — улыбнулась Ольга Борисовна.

— Конечно! — расплылся в улыбке Боткин, приняв подкол за чистую монету. — Можете не сомневаться.

— Только не рассчитывайте на что-то большее, — предупредила Ольга Борисовна. — Я — девушка очень строгих правил, но при этом нежная и ранимая…

Про нежную и ранимую она вспомнила спустя полчаса, разгоняя очередную группу курильщиков у ворот. На сей раз Ольга Борисовна действовала жестко и в то же время коварно. Пришла, наорала, пригрозила, а двоих, посмевших огрызаться, пригласила пройтись вместе с ней к главному врачу. Записывать фамилии намеренно не стала, рассудив, что не так важно досрочно выписать кого-то за курение, как создать у народа стойкое впечатление, что здесь им спокойно покурить не дадут. Окрыленная успехом, Ольга Борисовна немного прошлась по территории. Никого за курением не застукала, только вспугнула «голубков» — медсестру из лаборатории и охранника, самозабвенно целовавшихся на задворках пятого корпуса. «Голубки» настроили на лирический лад и напомнили о предстоящем свидании.

Добрый доктор Айболит

Накануне первого свидания доктор Боткин отличился в очередной раз. Совершил, можно сказать, небывалое — через свое терапевтическое приемное отделение ухитрился госпитализировать в урологию больного, от которого урологи в лице заведующего отделением только что отказались. В порядочном, уважающем себя медицинском учреждении (а именно к таким учреждениям и относилась шестьдесят пятая клиническая больница) подобное даже вообразить невозможно, а вот же — получилось.

Дело было так. Некто Акмалов, сорокапятилетний гражданин солнечного Узбекистана, повар кафе, расположенного у платформы «Северянин», был доставлен в хирургическое приемное отделение «Скорой помощью» с жалобами на сильные боли в пояснице и диагнозом «мочекаменная болезнь, некупированная почечная колика, камень в мочеточнике под вопросом». Камни в почках появились у Акмалова давно, и колика возникла не впервые в жизни, но прежние колики, в отличие от нынешней, удавалось быстро купировать.

Затянувшийся болевой приступ, кровь в моче, тошнота — нетрудно было предположить, что один из камешков двинулся из почки в мочеточник и застрял там. Во всяком случае, врач «Скорой помощи» придерживался именно такого мнения.

Заведующий урологическим отделением Чарский, осмотрев Акмалова, велел сделать тому еще один укол но-шпы, после чего в госпитализации отказал. Колика, дескать, купирована, оснований для экстренной госпитализации нет. Если есть желание — можно госпитализироваться планово. Плановая госпитализация для иностранца, не имеющего российского полиса обязательного медицинского страхования, платная, в отличие от экстренной.

— Ничего у меня не купировалось, — возразил Акмалов, — только чуть меньше болеть стало, а совсем не прошло.

— Чуть меньше — это уже положительная динамика, — обнадежил Чарский. — Дальше будет лучше.

Заведующий урологическим отделением относился к людям, которых невозможно было объехать на кривой козе, иначе говоря — поиметь на халяву. Ишь, чего придумали ушлые бесполисные иностранцы: чуть что, вызывают «Скорую» и норовят госпитализироваться забесплатно. Ну, может, «скоропомощникам» дадут рублей пятьсот, чтобы не артачились, а в приемном покое прикидываются безденежными и непонятливыми. Не выйдет! Хочешь качественно полечиться в таком «элитном» отделении, как урология, — плати. Или вали на родину и лечись там.

Максимум, чего добился Акмалов, так это разрешения полежать полчасика на кушетке в приемном отделении. Отдохнуть так сказать, перед возвращением домой. Но стоило только Чарскому подняться к себе в отделение, как появилась санитарка и любезно попросила Акмалова «проваливать поскорее на все четыре стороны», напомнив ему, что здесь не гостиница, а больница. Оценив суровое выражение лица санитарки и ее боевую позу (левая рука упирается в бок, правая держит швабру наперевес, ноги расставлены на ширине плеч), Акмалов спорить не стал, а встал и пошел. Выйдя на улицу, ошибся в направлении и вместо того чтобы свернуть налево, свернул направо. Миновал автостоянку, обогнул девятый «психический» корпус и вышел к приемному отделению терапии, возле которого вдруг сильно закружилась голова. По стеночке Акмалов добрел до охранника и поинтересовался, нельзя ли измерить давление. Акмалов был образованным человеком с дипломом инженера-мелиоратора и знал, что трезвая голова чаще всего кружится по причине подъема давления.

Охранник отправил Акмалова в смотровую, к доктору Боткину. Боткин намерил двести на сто десять (и это еще на фоне инъекции но-шпы, которая расширяет сосуды и тем самым снижает давление) и госпитализировал Акмалова в терапию. Он пытался вызвать на консультацию уролога, но нарвался на Чарского, который сказал, что посмотрит пациента уже в терапии, госпитализируйте, мол, а дальше мы разберемся. При вызове на консультацию фамилий пациентов не называют, поэтому Чарский не понял, что речь идет о недавно «отфутболенном» им Акмалове.

В отделении так в отделении. Алексей Иванович оформил историю болезни и «поднял» Акмалова в терапию.

Дело было в одиннадцатом часу дня. В терапии Акмалова быстренько обследовали (это отделение, в некотором роде являвшееся больничным «отстойником», славилось быстротой обследования пациентов) и пригласили на консультацию Чарского. Для решения вопроса о переводе в урологическое отделение для дальнейшего лечения.

Снова увидев Акмалова, да еще на больничной койке, Чарский немного удивился. Даже не немного, а довольно сильно удивился. Забирать Акмалова к себе он по-прежнему не хотел, снова завел старую песню о практически купированной колике, отсутствии показаний и т. п. Однако то, что годилось для Акмалова, совершенно не убедило заведующую терапией Маранину по прозвищу Спичка.

— Двух мнений тут быть не может, Олег Евгеньевич, больной ваш, и только ваш! — Тоном, не допускающим возражений, сказала Спичка.

— Но причина гипертонии… — заикнулся было Чарский, но был ткнут носом (в переносном смысле, конечно) в запись совместного обхода заведующей терапевтическим отделением и доцента кафедры внутренних болезней Камышовой. — Ну да, конечно, почечный генез наиболее вероятен…

Спичка кивнула — именно так и есть, артериальная гипертония почечного происхождения.

— …а нефрологам вы его не показывали?

— Чтобы они меня послали, Олег Евгеньевич?

— Ну почему сразу «послали»? — вздохнул Чарский. — Ладно, переводите, чего уж там. Будем лечить.

В глазах Акмалова засветилось торжество человека, настоявшего на своем не мытьем, так катаньем.

Действия доктора Боткина были правильными и официальному оспариванию не подлежали. Это Чарский упорол два косяка подряд — вначале необоснованно отказал в госпитализации, а затем не проконсультировал пациента сразу в терапевтическом приемном отделении. Поэтому Олег Евгеньевич пошел со своей душевной болью не в административный корпус, а к Боткину. Поговорить по душам, как мужик с мужиком, точнее — как коллега с коллегой.

Разговор не заладился сразу. Чарский думал, что, увидев его, Алексей Иванович начнет оправдываться или хотя бы виновато потупит взор, понимая, что поступил не самым лучшим образом. Но Алексей Иванович приветливо улыбнулся и спросил:

— Ну как там наш Акмалов? Вы его уже видели?

— Видел, — ответил Чарский, косясь на присутствовавшую в смотровой медсестру Алину.

Та поняла, что ее присутствие при разговоре нежелательно, и вышла.

— Я, собственно, по поводу Акмалова и пришел, — продолжил Чарский.

— Что-то с ним не так? — встревожился Боткин.

— С ним-то все так, — успокоил Чарский, делая ударение на «с ним-то», — а вот у нас с вами неладно как-то вышло.

— Я вас не понимаю, Олег Евгеньевич. — Поняв, что разговор планируется долгий, Боткин сел на свой стул и жестом предложил Чарскому сесть за стол медсестры. — Что может быть неладного у нас с вами?

Чарский сел, выдержал небольшую паузу и продолжил:

— Вот мы с вами, Алексей Иванович, врачи, коллеги. Как это там? «Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, Гигией, Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению…»

— «…следующую присягу и письменное обязательство, — подхватил Боткин, — считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями…»

— Братьями, — уцепился за подходящее слово Чарский, чувствуя, что разговор рискует заехать совсем не в ту степь. — Вот-вот! Мы тут все, можно сказать, не просто коллеги, а братья и сестры, одна большая семья…