Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ) - Елена Счастная

Хальвдан заинтересованно скрестил руки на груди.

— А как же те отряды, которые нападают на деревни уже много лет?

— Они всегда появлялись неожиданно, — мальчик отвёл глаза в сторону, что-то вспоминая. — Я видел, как они приезжали, выслушивали отца и исчезали. Иногда привозили пленников, чтобы провести ритуалы для Великого. Но такого большого лагеря, как теперь, я никогда не видел. Всегда были только несколько десятков воинов для охраны, когда мы останавливались где-то. На одном месте мы не задерживались больше нескольких седмиц. А зимой и вовсе жили, бывало, в городах. Далеко отсюда. И других вельдов с нами не было.

Такого Хальвдан не ожидал услышать. Он всегда считал, что большое кочевое племя вельдов пряталось, используя какое-то колдовство или морок, наведённый их жрецом. А то просто забиралось в глухие, не обжитые места. А сейчас получалось, что кроме тех небольших отрядов, никого и не было? А Рогл всё это время жил едва не с одним отцом.

— Постой. А кто твой отец?

Рогл поморщился, будто только одна мысль об этом вызывала отвращение.

— Жрец и вождь племени.

Хальвдан громко хмыкнул. Эхо качнулось под потолком камеры. Тогда многое вставало на свои места. Но в историю, рассказанную мальчишкой, всё равно не больно-то верилось.

— И что, ты хочешь сказать, что никогда не жил в большом племени, не играл с другими детьми? Зачем твоему отцу отделяться от остальных?

— Он не отделялся, — Рогл пожал плечами, будто говорил о само собой разумеющихся вещах. — Он всегда жил так. Других детей я правда никогда не видел. И сейчас, когда собралось много воинов, я был одним подростком в лагере. Там нет ни женщин, ни стариков. Только взрослые мужчины.

Значит, жрец всё же что-то замышлял. Раз сгоняет всех кочевников в одно место.

— И после этого ты станешь утверждать, что он не готовит нападения?

— Идти на Кирият он не собирался. Остального я не знаю, — парень набычился. — И зачем ему такое большое войско — тоже. Правда, не знаю. Отец никогда со мной ни о чём не говорил. Может, считал, что мне рано о том знать. А может, не доверял.

— Если уж ты приехал сюда сам — значит, не зря он тебе не доверял.

Рогл фыркнул.

— Значит, не зря. Я не желаю добра отцу. И другим вельдам тоже. Об этом я уже рассказывал… Младе.

— Допустим, ты говоришь правду, — Хальвдан почесал бороду и прошёлся мимо вельдчонка от стены до стены. — Сколько сейчас вельдов в войске твоего отца?

Мальчишка призадумался, что-то прикидывая в голове.

— Много сотен… — проговорил он наконец. — Оно увеличивалось каждый день с тех пор, как мы остановились в том месте. Каждый день появлялось по сотне, а то и больше воинов. Только последние дни они перестали прибывать.

— Так сколько?

— Около семи тысяч.

Хальвдан невольно прикрыл глаза. Это много больше, чем рассчитывалось. И больше, чем всё войско княжества, даже если перетряхнуть каждую деревню и забрать всех способных сражаться мужчин в ополчение. Князь не будет рад услышать об этом.

— Сколько конных?

Вельд снова задумался.

— Точно не знаю. Меньше половины.

Странно для кочевников, которые, если верить рассказам о них, и жизни своей не мыслили без доброй лошади. Она и друг, она же и еда в трудные времена. Сам Хальвдан и представить не мог, как можно есть лошадей. Он и верхом-то начал ездить чаще только после того, как покинул Клипбьёрн. Вереги почти не признавали верхового боя. А вот кочевники едва не рождались в седле и считали поедание конины обычным делом. Поэтому табуны у них всегда были огромные. На многие тысячи голов. Если судить о тех кочевниках, которых Хальвдан знал и которые продолжали заселять бескрайние степи юго-восточнее княжества и соседствующих с ним заросших дремучими лесами земель миртов.

Знавали кочевников — ниссгетов — и в Ариване. Там с ними до сих пор продолжалась растянутая в веках война, в дни особого ожесточения превращающаяся в кровопролитную резню. И стойкость ниссгетов была отчасти заслугой лошадей, которых они любили и разводили без меры.

Хальвдан подозрительно оглядел вельдчонка. Что-то не сходилось в его рассказе. Будто не о родном племени говорит. Или уклад жизни вельдов, которые долгое время считались вымершими, так сильно поменялся? Но тогда какой величины сила способна была вновь собрать их вместе? Семь тысяч мужчин, вооружённых, готовых к битве. Ни с того, ни с сего.

— Твой отец использует колдовство? Приходилось слышать, как люди рассказывали, будто он может перемещаться очень быстро. Сотни вёрст за день.

Рогл снова встрепенулся. За время молчания он уже успел понуриться, прислонившись спиной к стене.

— Я не знаю. Он проводит ритуалы, приносит в жертву Великому пленников, которых забирает в деревнях. Но он никогда меня с собой не брал и никогда не уезжал надолго. Только об одном знаю, — парень замялся.

— Ну?

— Всё оружие вельдов отравлено.

У Хальвдана похолодело в груди. После он не мог вспомнить, о чём подумал в первый миг: о том, что ждёт войско после того, как князь поведёт его на кочевников, или о том, что будет с Младой.

— И как с этим бороться?

— Никак, — вельдчонок заметно вжался в стену. — Отравление нельзя излечить. Никто после такого не выживает. Наверное, потому что отец колдовал, когда накладывал отравление на оружие всех воинов.

— Что ты несёшь?!

Позабылось всё, что Рогл говорил раньше. Какая разница, сколько вельдов в лагере, как хорошо они подготовлены и вооружены, если одной царапины в ходе битвы будет достаточно, чтобы любой человек умер? Хальвдан шагнул к мальчишке и схватил его за грудки, встряхнул, отрывая от пола.

— Это правда! — крикнул тот, хватаясь за его запястья.

— Младу ранили вельды? Говори!

— Я не знаю! — вельдчонок брыкнулся, пытаясь высвободиться. — Мы повстречались в лагере. Я увидел, что она ранена потом. Когда мы уже шли в Кирият. Мне она ничего не рассказывала.

— Врёшь, гад! — Хальвдан крепко саданул его спиной о стену.

Рубаха вельда трещала по швам, его глаза становились всё больше от ужаса. Хальвдану до жути хотелось швырнуть его о камни, чтобы размозжить в лепёшку. Чтобы прервать род того жреца, который настолько подло подготовил смерть всем, кто не сможет вовремя увернуться от клинков и стрел его рати. Люди которого убили разведчиков и, не дотянувшись до Млады, уже убили и её.

В камеру, скрипнув проржавевшими петлями двери, осторожно заглянул стражник. Хальвдан, заметив это, опустил вельда на ноги и на всякий случай отошёл дальше, чтобы не было соблазна убить его на месте.

— Чем-то помочь, воевода? — зыркая на бледного, точно смерть, мальчишку, уточнил часовой.

— Я похож на того, кому нужна помощь? — рявкнул Хальвдан.

Стражник моментально скрылся за дверью. Тем временем вельд сполз — почти рухнул — на пол.

— Вставай!

Парень подобрал к себе ноги и не сдвинулся с места.

— Я не хотел зла Младе, — тихо-тихо, так, что едва можно было разобрать его слова сквозь далёкое журчание воды, проговорил он. — Не хотел. Я увидел её во время ритуала. И сразу решил, что должен пойти за ней. В ней было что-то… Что позвало меня. И звало, пока я не нашёл её после того, как она ушла. Понимаешь, воевода? Я сбежал. Из-за неё.

Мальчишка поднял подозрительно блестящие глаза на Хальвдана. Тот молчал. И понимал его. Горячечная ярость постепенно сходила на нет, начала пробираться под одежду сырость подземелья. Сковал дыхание спёртый воздух. А вельдчонку-то, пожалуй, скоро станет здесь невыносимо холодно. И меховая безрукавка не спасёт.

Снаружи взад-вперед ходил растревоженный стражник. Хальвдан некоторое время прислушивался к его шагам, а затем повернулся к мальчику.

— Ты видел, как погибли трое кметей?

Тот помотал головой и снова упёр взгляд в пол.

— Она умрёт? — не требовалось пояснять, о ком он говорит.

— Тебе виднее, — Хальвдан поразмыслил, что ещё можно было бы спросить. Но голова вдруг стала совершенно пустой. — Если случится так, что она не выживет, то тебе тоже не жить. Считай это расплатой за всё, что творило твоё племя, хоть от них ты и сбежал. Может, ты не виноват ни в чём — не мне о том судить. Судить тебя будет кнез. То, что Млада решила не связывать тебя в пути, не значит, что с тобой тут будут нянчиться.

— Но ведь я рассказал всё, — обречённо напомнил Рогл.

Хальвдан безразлично отвернулся и пошёл к двери. Но приостановился.

— На твоём месте я бы подумал, о чём ещё можно нам рассказать. Я вернусь.

Покинув темницы и преодолев бесчисленное количество ступеней вверх, Хальвдан вышел на улицу. Тяжёлая дверь подземелья грохнула за спиной. Уже почти полностью стемнело. Сонный ветер носил мелкую, как пыль, морось, облеплял ею волосы и одежду. Но всё равно после казематов воздух снаружи казался лёгким и свежим.