Зоосити - Лорен Бьюкес

Куст маргариток примят; он хранит отпечаток тела Тандо. Я надеюсь увидеть след его фигуры, четкий, как в мультике, — с раскинутыми в стороны руками. Но вижу только мятый куст. Сломанные ветви. Оборванные листья. На белых лепестках пятна крови, как ржавчина.

«Где твои родители?» — спрашивает какая-то дама в супермаркете, опускаясь на колени, чтобы поговорить со мной. У нее добрые глаза, но на ее беджике написано: «Убийца! Убийца! Убийца!»

Из отделения скорой помощи выходят родители и ищут меня; они цепляются друг за друга, как будто силу притяжения отменили и они боятся улететь. Они не знают, как жить дальше. Они видят, что я уже все знаю. Я сижу на тротуаре, в красно-синем переливе проблескового маячка «скорой», вся дрожу, икаю от ужаса. У меня на груди Ленивец; он обнимает меня длинными лапами за плечи. Иудино объятие. Отлив отступил только на миг. Дал мне ощутить его сухое, жаркое дыхание.

На сцене ночного клуба выступает группа «Цоци». Парни в шерстяных шлемах с прорезями для глаз. Они срывают маски. Под ними лицо Сонгвезы. Потом они стягивают с себя лица.

Я получаю письмо по электронной почте. Год, марка и номер модели. Номерные знаки, регистрация. Время и адрес. Я не чувствую себя виноватой. За машину заплатит страховая компания. Я договорюсь с дилером. Машины угоняют каждый день. На белого рыцаря я не рассчитываю.

Я плещусь в лужах в нашем саду; на мне красно-черные резиновые сапожки, похожие на божьих коровок, с улыбающимися рожицами насекомых на носках. В лужах розовые фламинго, как в документальном фильме о заповеднике Этоша, который я когда-то видела. А может, то был фильм про Окаванго? Я радостно бросаюсь вперед, размахивая руками и кричу, чтобы вспугнуть их и чтобы они улетели. Но следующая лужа оказывается вовсе не лужей. Она поглощает меня целиком. Утопая, я выглядываю на поверхность и понимаю, что то были совсем не фламинго. И что-то тянет меня вниз.

Глава 19

Библиозоология: термины, связанные с апосимбиотами (зоолюдьми, зверолюдьми).

Машави — южноафриканское слово (из языка шона), которым описывают как сверхъестественные способности, дарованные апосимбиотам, так и самих животных-апосимбиотов.

Впервые этот термин (правда, немного в другом варианте, машаве) появился в печати в 1979 году в тексте, не имеющем никакого отношения к апосимбиотам (см.: Penny Miller. Legends of Southern Africa). Тем не менее он находит отражение в современном словоупотреблении.

«Машаве — это духи чужаков или странников, умерших далеко от своих семей и кланов и не похороненных должным образом. Из-за этого они не могут „вернуться домой“ и продолжают беспокойно бродить по саванне. Таких бездомных духов боятся, потому что они всегда подкарауливают живых, в тело которых можно вселиться; поскольку странствующий дух не может вернуться на землю своих предков, он ищет тело, готовое его приютить. Если человек не желает стать вместилищем духа, он заболевает, и болезнь эту нельзя излечить с помощью европейской медицины. Необходимо пойти к прорицателю. Если тот видит машаве, пациент сам должен решить, принимает он духа или отвергает его. Если пациент не хочет принять в себя машаве, прорицатель переселяет его в какое-либо животное (чаще всего в курицу или черного козла), наложив на него руки. Затем он ведет животное в пустыню — точно так же, как израильские пророки отвели в пустыню „козла“, ставшего вместилищем греха.

Тот, кто по глупости решит завладеть таким проклятым животным, сам становится вместилищем духа машаве.

Если человек принимает своего машаве, болезнь немедленно покидает его. Проводится особый обряд; новичок проходит посвящение. Он знакомится с людьми, обладающими сходными машаве. Некоторые из них помогают при родах, другие занимаются прорицаниями или целительством. Считается, что некоторым машаве дарует выдающиеся способности даже в таких далеких от магии областях, как футбол, конные скачки или получение хороших оценок на экзаменах!»

Глава 20

Я открываю глаза и понимаю, что сижу на узкой скамье в первой комнате. На коленях у меня клубочком свернулся Ленивец. В руках я сжимаю флакон с сиропом от кашля без этикетки. Рядом стоит ученица и держит мою сумку.

— Что это? — спрашиваю я, разглядывая прозрачный флакон, наполненный вязкой жидкостью ядовитого зеленовато-желтого цвета.

— Мути. Для очищения от плохой энергии.

— Зелье вроде того, которым меня сейчас травили?

— Помогает от головной боли. Животная магия очень сильна. Возможно, у вас будут какие-то побочные действия. Принимайте, как написано.

— Спасибо! — говорю я как можно более язвительно. Флакон я пихаю в сумку. Как только выберусь отсюда, выкину его в сточную канаву.

На улице грохочет гром; дрожат стекла и железная крыша. Свет меркнет. Пошатываясь, я выхожу, прижимая Ленивца к груди. Все стало каким-то плоским. А может, на меня еще действует отрава, которую мне дал сангома. Ленивец недовольно ворчит и ерзает; снимаю с головы платок и повязываю на груди, как слинг, — чтобы удобнее было нести его.

Рядом с моей машиной на асфальте блестит стекло. Разбито боковое окошко. Вдруг до меня доходит, что среди предметов, которые я вывалила из сумки у сангомы, не было мобильника… Наверное, швырнула его на пассажирское сиденье после разговора с Джо.

Голова трещит, как после тяжкого похмелья. Стрекочут цикады. На шоссе ревут машины. На голову мне падают крупные капли дождя. Я подбегаю к парню, который делает сандалии из покрышек. Он явно собирается уходить. Даже туристы спешат уехать от грозы. Стоянка почти пуста.

— Извините. Вы видели, кто разбил мое окошко?

Парень отворачивается.

— Вы ведь здесь сидели! Вы должны были все видеть!

Он бросает к моим ногам резиновый обрезок — презрительно, как будто плюет мне под ноги:

— Пошла вон, апо!

Я озираюсь в поисках моего желтоглазого проводника, но его и след простыл. Дождь все сильнее. Ориентируясь на характерный сладковатый запах, иду к брезентовой покрышке под эвкалиптом. Просовываю голову под брезент и сразу, еще до того, как глаза привыкают к темноте, понимаю, что убежище гораздо просторнее. Здешние обитатели, похоже, подрыли землю под корнями дерева. Сажусь на корточки и ползу вперед. Воняет хуже, чем мандракс или тик; я улавливаю еще какую-то примесь — а может, это просто запах немытого тела. Зато еще один запах мне отлично знаком — запах канализации. Наконец, я различаю в полумраке три фигуры. Они сидят на земле на корточках и передают друг другу трубку. Поднимаюсь, ковыляю к ним.

— Эй, катись отсюда! Чего приперлась? — визжит девушка, ревниво прижимая к себе трубку. Она совсем молодая, ей лет девятнадцать-двадцать, но образ жизни уже сказался на ее внешности. Лицо все в шрамах и синяках. Челюсть распухла, волосы свалялись; на голове воспаленные залысины, как будто у нее вырывали волосы пучками.

— Отдайте мой телефон, и я уйду.

— Вот… Я же вам говорил, я же вам говорил! — вскрикивает Желтоглазый. Взгляд у него дикий, испуганный. Вперед выходит парень постарше, живое воплощение враждебности. Желтоглазый — обычный торчок, шестерка, за дозу готовый на все. Второй гораздо серьезнее. За ним в темноте возится кто-то еще; я слышу треск, в происхождении которого усомниться нетрудно.

— Нет здесь никакого телефона, дамочка. Давай вали отсюда! — говорит Желтоглазый.

— Верните хотя бы SIM-карту! Она мне дорога.

— Сколько? — спрашивает девушка.

— Заткнись, Буси! Заткнись! — шипит парень постарше, и Буси болезненно кривится, как если бы он ее ударил.

— Двести рандов, — предлагаю я. — Триста, если вместе с телефоном.

— Четыреста!

— Идет. — Я расстегиваю бумажник, стараясь не показывать им, сколько там денег, достаю четыре сторандовые купюры и зажимаю в пальцах.

— А если мы их просто отберем, а? Что нам помешает? — Буси ухмыляется и осторожно подходит ко мне.

— Я.

В «Сан-Сити» я научилась не только ждать. Я умею, среди прочего, остановить человека одним взглядом. Глаза уже привыкли к темноте, и я вижу сзади проход в пещеру. Наверное, детишки, когда расширяли и углубляли свое убежище, задели коллектор канализации. А может, он уже был поврежден, а они просто натянули над ним брезент. Наверное, в пещере они спят, сбившись в кучу, как крысята. Сзади кто-то есть; он шуршит и шаркает, ходит туда-сюда.

— Ты что, ниндзя? — спрашивает Поганец, криво ухмыляясь.

— Хочешь это выяснить? Хочешь узнать, какое у меня шави? Какой мути я только что купила на рынке?

— Пятьсот рандов! — визжит Буси, и Поганец бьет ее тыльной стороной ладони. Буси хнычет и злобно косится на меня, как будто я в этом виновата. Может, я действительно и виновата. Существо, которое шуршит и шаркает в пещере, на миг замирает, а потом снова начинает метаться. По брезенту хлещет дождь.