Песня моряка - Кизи Кен Элтон

— А? Сечешь? Через четыре дня после того, как эта лавина погребла всех остальных чуваков. За какие это дела мистера Монтиака пристрелили, а потом поставили самый большой памятник, а?

Благообразная белизна маргариток свидетельствовала о том, как великолепно выглядел этот памятник век тому назад. Белоснежный обелиск в честь какого-то очень мрачного поступка. Теперь побелка на старых сосновых досках облупилась и отшелушилась. Кроме задней стороны. Когда Айк с Гриром продрались сквозь цветы и папоротник, они обнаружили, что задняя часть была побелена заново не так давно. Посередине спреем была изображена физиономия Элвиса уходящей эпохи белых костюмов. Сходство было порази тельным. Внизу была сделана надпись, заключенная в кавычки: «Хочу свинячих губ прямо сщас!»

— Неслабо для усопшего, — заметил Айк. Когда они подгребли к заправочной барже, старик извинился за произведенный залп.

— Выяснилось, что у меня нет патронов для сигнального пистолета, — пояснил он. — Пришлось взрывать связку старых гранат. Не стал их развязывать, а то они выглядели слишком хлипкими. Я и взорвал всю дюжину. Ну что, проверим, как у вас с топливом?

Когда самолет был заправлен, Айк круто развернулся вправо, перелетел низкий северный полуостров и взял курс в сторону моря так, чтобы войти в Скагуэйское ущелье с юга, как будто он летит из Джуно. Он старался держаться в границах облаков и не включал радар, полагаясь на свои глаза. Внизу сквозь странный желтоватый свет был хорошо различим Белый перевал. Слева по его склону поднималось новое шоссе, а справа — старая узкоколейка. Внизу ревела и извивалась река, как змея, которой наступили на хвост. Чем выше, тем круче реку из виду, ему надо войти в само ущелье.

Что он и сделал без лишних слов. Он не стал сообщать Гриру, что они попали в переплет, из которого выхода нет. Он не мог ни подняться вверх, так как самолету не хватало скорости, ни свернуть в сторону. А в отсутствие приборов, которые могли бы заранее оповестить Айка, они в любой момент могли врезаться в неожиданный изгиб каньона.

Наконец охровая дымка начала рассеиваться, и они вырвались на открытое пространство. Небо было голубым и твердым, как алмаз, а впереди ослепительно сияла седловина Белого перевала. Вниз, по южному склону, рулоном темно-лазурного шелка раскинулось огромное озеро Беннет — рулоном, уже раскроенным и разложенным на темно-коричневом столе для сшивания.

Местоположение коммуны было обнаружить не трудно, так как это был единственный участок, отличавшийся по цвету от темно-лазурного и темно-коричневого. Вдоль железной дороги вглубь материка тянулись правильные зеленые прямоугольники, прямо-таки источавшие вегетарианское здоровье.

— Похоже, преподобному брату Гринеру хоть что-то удалось в этой жизни, — заметил Грир, — не все же ему бичевать женщин и безропотных чуваков. Просто какой-то рай земной.

Айк воздержался от комментариев, но он не сомневался в том, что аккуратный вид делянок являлся непосредственным результатом того самого бичевания, о котором упомянул Грир. Ему уже доводилось встречаться с подобным интенсивным ведением сельского хозяйства: такие поля получались лишь в результате традиционного изнуряющего труда, особенно при отсутствии удобрений. А уж сюда, в тундру, где слой земли составлял всего несколько дюймов, надо было натаскать огромное количество перегноя для посевов.

Айк с первого же захода попытался посадить самолет. Что бы из себя ни представлял этот чертов Гринер, Айку не хотелось заблаговременно уведомлять его о своем появлении. Он посадил самолет возле каменистого берега, Грир закрепил задний якорь и перебрался по канату на берег. Айк сделал то же самое по второму канату. Валун, к которому он привязал канат, представлял из себя такую ноздреватую, шершавую вулканическую породу, что он в кровь изодрал руки. Здесь все камни были с зазубринами, как окалина. Грубые и неотесанные. И пока они, спотыкаясь, продирались по этим камням, Айк понял, почему: тундра исчезла, она была дочиста уничтожена, как территория, окружающая муравейники рыжих муравьев. Вот как Гринер добывал себе почву, выскребая по десять акров мха и восковницы ради одного акра зеленого горошка.

Они добрались до железнодорожной кол пересекли засыпанную гравием площадку, заваленную рельсами и железнодорожным оборудованием, которое ржавело среди гор покрытых креозотом шпал. Единственным механизмом, видимо, не имевшим отношения к железной дороге, была какая-то странная машина, покрытая пластиком и сеткой для ловли птиц и напоминавшая закамуфлированный бронетранспортер. Кроме ее блекло-золотистого цвета, Айк мало что мог различить сквозь тусклый пластик, но своими размерами она напомнила ему одну из тех уборочных машин, которые работали на полях в Калифорнии. Судя по всему, даже просветленным приходилось ползать на брюхе для того, чтобы вырастить урожай.

Из трубы длинного, обитого жестью дома с разгрузочной пристанью, оборудованной воротом, поднимался дымок. Воротом явно не пользовались уже много лет. На ржавых рельсах стояла одинокая древняя дрезина, через днище которой уже проросли ягодные побеги, обвившие рычаги. За двором виднелось поле, густо и пышно заросшее кустовой фасолью, в котором рядами двигались люди с мотыгами, сопровождавшие свой труд невнятным пением. Грир не ошибся — женщины и безответные чуваки, в основном молодые и чернокожие, и все обнаженные до пояса.

Надо полагать, это и есть Бьюлаленд, — прошептал Грир, чтобы не нарушать четкий ритм тружеников. — Неужто босс Гринер справляется со всей этой молодежью с помощью одной-единственной палки? Нет ли у него приспешников?

— Мистер Соллес, — раздалось чье-то сдавленное шипение из фасолевых зарослей. — Мистер Грир!

Это был Арчи, один из братьев Каллиганов, отправившихся с Кармоди на юг. Он продолжал рубить невидимые сорняки, с мольбой глядя на пришельцев.

— Арчи, что ты здесь делаешь? — воскликнул Айк и двинулся к мальчику. При его появлении все замахали мотыгами еще быстрее. Теперь Айк уже смог разобрать слова — «Забери меня, Иисус, забери меня, Иисус…» — повторяли люди снова и снова.

— Арчи! Где Кармоди? Где Нельс? Где новое судно?

— В Джуно, — шепотом ответил мальчик, не останавливаясь. — Чинят киль. Мистер Кармоди наскочил на мель. А мы с Нельсом поссорились, и я сбежал в Скагуэй. О Господи, забери меня, Иисус, отсюда…

Пение стало еще громче — «Забери меня, Иисус, забери меня скорей».

Сквозь ряды фасоли к ним подошел Грир.

— Ебаный карась, Арчи! На кого ты похож! Надень рубашку. У тебя же вся спина, как жареный бекон.

Мальчик продолжал двигаться, опустив голову, так что Айку и Гриру пришлось идти за ним.

Арч, а где Билли Кальмар? — мягко спросил Айк. — Ты не видел Билли?

— Его спасают, там, — и еле заметным кивком мальчик указал на рефрижераторный вагон, стоявший у причала. — Господи, спаси меня, спаси нас всех.

— Именно с этой целью мы сюда и приехали, Арчи, — сообщил ему Айк. Он чувствовал, как его начинает распирать от закипавшей ярости, в которой тонули последние остатки сдержанности. Он различил звук далеких труб.

— Там, Айк. Только берегись Его, — промолвил мальчик. — Не смотри Ему в глаза, это ужасно…

— Кому? Билли Кальмару?

— Нет, ему… Господи, спаси меня.

На этот раз Арчи еле заметным движением указал на что-то, находящееся непосредственно за их спинами. Айк и Грир обернулись и на одном из валунов в конце поля увидели часового, стоявшего, как резная полированная колонна из черного гранита. Им потребовалось несколько минут на то, чтобы убедить себя, что этот обелиск на самом деле является живым человеком. На нем был надет комбинезон с нагрудником без рубашки, в одной руке он держал вилы, а в другой книгу. Ноги были босы, голова острижена под ноль, лицо покрывала курчавая окладистая борода. Вилы можно было принять за трезубец какого-нибудь языческого божества, что же касается книги, то это, несомненно, была Библия.

— Придите к Иисусу, — прокричала фигура голосом таким глубоким, словно он исходил со дна океана. — Вы, трое… придите.