В поисках смысла (сборник) - Андрей Десницкий

Во всех антиутопиях XX века тоталитарное общество жесточайшим образом ограничивало доступ своих граждан к информации. В фантазии Оруэлла даже английский язык подвергся насилию, чтобы на нем просто нельзя было сказать ничего недозволенного. В реальности до такого, конечно, не доходило, но стилистическое единообразие советских СМИ просто удручало. Мы жадно прислушивались к «голосам» из-за железного занавеса уже потому, что они говорили иначе. И когда разрешили говорить что угодно и как угодно, советская власть просто не устояла, не выдержала конкуренции.

Сейчас, по крайней мере в интернете, мы живем в мире почти абсолютной свободы. Но что раньше запрещалось, то теперь забалтывается: среди ярких картинок и хлестких заголовков смыслы просто теряются, размываются, превращаются в свое жалкое подобие. Пусть не поверит, лишь бы мышкой кликнул! И «производители книг» порой подтягиваются под этот стандарт. Один из российских издателей и редакторов, Сергей Пархоменко, рассказывает, как у него брала интервью молодая девушка из нового издательского мира, всего лет на 20–25 моложе его. Но она рассуждала, как существо с другой планеты: вместо работы над текстом — голые сетевые технологии и откровенное манипулирование людьми. Деньги — товар — деньги.

А если бы Пушкина так редактировали и издавали — интересно, мы бы знали сегодня его имя? Не уверен. Вероятно, выпустив пару-тройку действительно хороших вещей, он вынужден был бы поставить их производство на поток, и вместо «Евгения Онегина» была бы у нас какая-нибудь книжная серия про домохозяйку-детектива Татьяну Ларину, случайно расследующую очередное кровавое убийство какого-то чудака из соседнего поместья по фамилии Ленский. Читайте в следующем выпуске новые подробности…

Тексты вообще сдают свои позиции. На первое место выходит клип: яркий, запоминающийся отрывок с минимальным количеством слов, бьющих по нервам. Чтобы выбрали именно этот клип, надо бить сильнее, изощреннее, неожиданнее, чем конкуренты. Появляется целый класс людей вполне образованных, обеспеченных и следящих за собой, которым книги не особенно нужны — разве что справочная литература, или так, бестселлер в дорогу. Нам такое отношение кажется варварством, но ведь, на самом деле, книги стали собирать в частных домах всего лишь пару столетий назад. Да и то, все эти собрания сочинений, которые так заботливо копили советские интеллигенты, стоят теперь на полках мертвым грузом… Может быть, мы увидим мир, где книжный шкаф — такая же редкость, как теперь, к примеру, курительная трубка или камин.

Впрочем, сама перемена формата (бумажного на электронный) не должна нас пугать. Перемена отношения к тексту, замена текста хлестким клипом, интерактивной картинкой — вот это уже куда более тревожное явление, но и тут мы вынуждены быть реалистами. Главный вопрос не в том, как оно выглядит, а в том, служит оно добру или злу. И на него каждый раз приходится отвечать отдельно.

Вот один любопытный факт… Во Франции выпустили новое телевизионное шоу. Участникам предлагалось задавать испытуемым вопросы и за неправильные ответы наказывать их электрошоком. Жертвы кричали, потом погибали… Участники не знали, что перед ними — актеры, и на самом деле никакой боли они не испытывают. Но одни продолжали жать на кнопки, а другие, наблюдавшие за процессом — их подбадривать. Из 80-ти человек отказались от участия только 16.

Одна участница потом сказала, что теперь она поняла, почему в свое время фашисты мучили в концлагерях ни в чем не повинных людей, в том числе ее дедушку и бабушку. А можно добавить к этому выводу вот что: в XXI веке подобное может происходить, оказывается, не в ходе сражений за верную идеологию или территорию, но и в великой и ужасной битве за наше с вами внимание, под телекамеры, с гламурными ведущими. Только что же тут нового… Мы помним, кто еще в Эдеме первым придумал эффективный рекламный ход, чтобы заставить Еву посмотреть именно на запретный, а не на какой-нибудь иной плод.

34. Модернизация по прадедовским заветам?

Модернизация — один из вечных российских сюжетов. Приведу только два исторических примера, в чем-то очень похожих…

Когда Петр I начал войну со Швецией, России катастрофически недоставало буквально всех промышленных товаров и многих видов сырья — в частности, железа, которое до войны как раз у Швеции и покупали. Нужно было срочно создавать собственное производство, так что царь призвал тульского кузнеца и предпринимателя Никиту Демидова и пожаловал его землями на Урале, а заодно подарил казенный Невьяновский завод — лишь бы только он давал столь необходимые железо и чугун. Пригласили западных специалистов, хорошо им заплатили. В 1719 г. был принят и особый закон, «берг-привилегия», дававший горнопромышленникам неслыханные права: например, если владелец земли сам не разрабатывал месторождение, то права на него мог получить буквально любой желающий без согласия владельца. Горные мастера освобождались от податей и рекрутчины, а беглые крепостные (неслыханное дело!), оказавшись на Урале, могли поступить на завод и так легализовать свое положение — они освобождались от власти прежнего владельца.

Не удивительно, что все эти меры, в сочетании с богатейшими и до тех пор почти нетронутыми ресурсами Урала, дали свой результат. Уже к концу правления Петра Россия по производству железа и чугуна догнала главную индустриальную державу того времени, Англию, а к концу XVIII в. стала крупнейшим производителем железа в мире. Тягаться с той же Англией было нетрудно: ресурсы Британских островов были довольно ограничены и давно уже эксплуатировались человеком, а на Урале было сколько угодно руды, сколько угодно леса для углежогов, и сколько угодно горных рек, чтобы ставить на них «водобойные колеса» — главный источник энергии того времени.

Только в одном была загвоздка: назревала промышленная революция. В 1760-е годы первые образцы паровых машин для промышленного применения создавались практически синхронно в России и той же Англии. Только на бедных ресурсами Британских островах эти машины стали широко применять в разных отраслях промышленности — а значит, производство упрощалось, удешевлялось, становилось все более массовым и качественным. За паровыми машинами появились и другие механические приспособления, перестраивался быт людей, их сознание, общественные отношения.

А на нашем Урале по-прежнему было немеряно руды, леса, воды, а главное — крепостных крестьян. Машины так и остались дорогими игрушками, ведь и без них всё получалось… И модель петровской мануфактуры закрепилась там, с незначительными изменениями, вплоть до отмены крепостного права. Чем меньше она соответствовала вызовам времени, тем строже государство следило за ее сохранностью. Во второй половине XVIII в. в горном деле была введена система чинов, подобных армейским: маркшейдер, например, соответствовал капитану. А в 1830-е годы началась тотальная военизация: районы горного производства были выведены из-под контроля гражданской администрации, рабочих перевели на казарменное положение, приравняли к рядовым и унтер-офицерам, судили военным судом и т. д. Только бы ничего не менять!

Я не думаю, кстати, что в середине XIX в. жизнь уральского мастерового (мы знаем ее в основном по сказам Бажова) была тяжелее жизни бирмингемского рабочего — скорее наоборот. Но что совершенно точно — труд его был менее эффективным. «Мастерской мира» в результате стала Англия, а не Россия.

Вторая история: в середине 60-х годов прошлого века советское правительство озаботилось развитием автомобильной промышленности. Были призваны западные инженеры, вложены значительные средства, построен завод в Тольятти, и в 1971 г. вступила в строй первая очередь ВАЗ, выпускавшая знаменитые «копейки». В общем-то, это была отечественная версия итальянского автомобиля FIAT-124, завоевавшего в 1965 г. титул «автомобиль года». Он и в начале семидесятых смотрелся очень хорошо, и отлично продавался в Европе, потому что был дешевле западных машин того же класса. Кстати, несколько лет назад мне довелось покататься на «копейке» тех самых первых лет выпуска, когда их еще делали строго по итальянской технологии. Машина была вполне на ходу.

Только некоторые специалисты в области автостроения считают, что ВАЗ с его непомерными аппетитами и амбициями угробил будущее советского автопрома: отныне главным делом всей отрасли становилась сборка зарубежной модели, когда-то вполне успешной, но устаревавшей с каждым годом. Самостоятельные разработки по большей части так и не покидали пределов конструкторских бюро: зачем что-то менять, кроме отдельных деталей, если и так всё получается?

«Классику» всё еще продолжают выпускать, так что по нашим улицам по-прежнему бегают слегка модернизированные «фиаты» шестидесятых. Удалось наладить производство скопированной модели, но не удалось создать ту среду, которая сама порождает новые модели. Высокие импортные пошлины ограждают ВАЗ от настоящей конкуренции, правительственные гарантии «не допустить социального взрыва» ограждают завод от неминуемого по всем законам банкротства — да, в конце-то концов, ведь они же ездят, эти «шестерки» и «семерки»! Так что нам еще долго с ними жить.