Берта Исла - Мариас Хавьер

– Оккупационных? И что же они оккупировали?

– Ирландию, разумеется. Нашу родину, – быстро вмешалась Мэри Кейт, и при этих словах ее пылающие гневом глаза уставились на меня, по крайней мере так мне показалось.

Глаза косили больше обычного, и на миг мне опять стало немного страшно, хотя страх был явно беспричинный и длился, как всегда, лишь несколько секунд. Хотя нет, теперь он не отпускал меня чуть дольше. Потому что она не спешила придать своему взгляду прежнее благодушное выражение, и впечатление было такое, будто эти глаза одновременно и впиваются в меня, и убегают в сторону, и таят в себе горький упрек: “Ты что, совсем ничего не понимаешь, юная идиотка? Ты совсем оторвалась от жизни? Их армия оккупировала нашу родину”. Я быстро посмотрела на сына, словно ища у него защиты. Младенческий взгляд был рассеянным, Гильермо еще не умел как следует фокусировать его ни на людях, ни на предметах, этот взгляд плавал туда-сюда и был полной противоположностью взгляду Мэри Кейт. Ребенок уже успел успокоиться, казался совершенно здоровым и что-то весело мурлыкал.

Я наклонилась и погладила его пальцем по щечке. Вот он, мой малыш, – такой новенький, такой милый и пухлый, у которого все еще впереди. Как это ни абсурдно, но, глядя на него, я сразу успокаивалась – когда он был рядом, со мной вроде бы ничего не могло случиться, все остальное просто исчезало, а мы служили друг для друга защитой, хотя как он, бедняжка, сумел бы меня защитить?

Мигель щелкнул зажигалкой, и этот звук заставил меня поднять глаза. Руис Кинделан наконец сунул сигарету в рот, ударом большого пальца поднял крышку и попытался высечь искру, но не высек. Он повторил попытку уже решительнее – опять ничего. Я посмотрела на его ботинки, вечно немного грязные, во всяком случае, никогда не блестевшие как положено. Видно, он не слишком ухаживал за ними. Впрочем, многим мужчинам лень чистить ботинки, они с непобедимым отвращением относятся к щетке, обувному крему и бархотке, почему и появились на улицах чистильщики сапог, неожиданно подумала я. Ботинки Мигеля никак не сочетались с его добротными и очень аккуратными костюмами, в которых иногда была претензия на шик. Плащ он даже в июне все еще носил, перекинув через руку, а сейчас небрежно бросил рядом с собой на диван.

– Понимаешь, дорогая Берта, – сказал он и засмеялся, хотя для смеха не было ни малейшего повода, как будто просто хотел придать беспечный тон нашему разговору. – До нас дошли сведения, будто в МИ-6 есть один человек, который приносит много вреда Белфасту, а может, его только намерены забросить туда или в другое место, где он станет опять же чинить зло. Мы пока точно не знаем, попал он уже в пункт назначения или только собирается туда. – “Белфаст” он произнес с ударением на последнем слоге, как не произнес бы почти ни один испанец, то есть почти ни один испанец без примеси другой крови. И опять та же формулировка, что и прежде: “До нас дошли сведения”. От кого? И до кого “до нас”? Только до них с женой или до кого-то еще? Они – это некая организация, правительство или целая страна?

– Мы точно не знаем ни кто он такой, ни за кого себя выдает, не знаем, как он сейчас выглядит, потому что вполне уже мог раз или два сменить внешность. Был блондином, а сейчас стал брюнетом, а до этого успел походить рыжим. Может, у него была густая копна волос, а сейчас он коротко подстрижен. Может, носит бороду, а раньше гладко брился, в промежутке же отрастил длинные бакенбарды, которые переходят в усы – в стиле Кросби, либо бакенбарды, как у Стиллза или Нила Янга.

Тогда еще гремели имена участников этой группы Crosby, Stills, Nash & Young. И все равно меня удивило, что тип вроде Руиса Кинделана что-то о них знает.

– Раньше он не носил очков, а теперь завел себе такие же массивные, как у меня. – Он тронул их, а потом средним пальцем подвинул вверх, заодно пригладив вьющиеся волосы. – Понятно, что он скрывает свое настоящее лицо и старается выглядеть по-разному, чтобы выдавать себя за разных людей и тем самым запутывать следы. – Мигель опять засмеялся, почти непринужденно, словно участвовал в какой-то игре или разгадывал загадки. – Мы подозреваем, что у них появился сравнительно новый агент, недавно прошедший подготовку, еще не задействованный, не засветившийся, и, возможно, его планируют использовать в качестве крота, то есть внедрить – ну, ты сама знаешь, как это бывает. И мы подозреваем, что речь может идти о Томасе, вот в чем беда. Как ты думаешь, справится он с ирландским акцентом? Сумеет сойти за одного из нас? Судя по слухам, он просто бесподобно имитирует говоры, голоса и манеру речи. Судя по слухам, люди умирают со смеху, слушая твоего мужа, но у нас не было случая оценить его талант, который называют фантастическим. – И Мигель опять рассмеялся, как если бы Томас прямо сейчас демонстрировал ему свои умения. Потом он стал старательно рыться в карманах плаща, в котором их было неправдоподобно много, но тем временем продолжал говорить – едва ли не в шутливом тоне, без намека на драматизм: – Однако имей в виду: мы не утверждаем, что это он, такие вещи очень трудно определить наверняка, и задача его начальства – максимально нам это затруднить. Мы не до конца уверены, что его использует МИ-6. И даже надеемся, что это не так, искренне хотим, чтобы это было не так, чтобы наши догадки оказались ошибкой. Было бы весьма прискорбно, если бы человек, которого мы так уважаем, работал против Ирландии, это сильно бы нас огорчило. Да еще муж женщины, которую мы обожаем. Ты уж поверь.

– Отец этой прелести. Этого ангелочка, – вставила Мэри Кейт свое любимое слово и наклонилась, позвякивая браслетами перед носом ребенка, который всегда реагировал на такие звуки, напоминавшие звон погремушки.

– Но ходят скверные слухи, понимаешь? – продолжал Руис Кинделан. – А ведь бывает, что скверные слухи соответствуют действительности, и так выходило не раз. Хорошо, если в этом случае окажется иначе. – Он зажал сигарету во рту, зажигалку держал в руке с закрытой крышкой, а другой рукой очень спокойно и неторопливо рылся в карманах плаща, словно был совершенно уверен, что то, что он ищет, рано или поздно найдется. – Хорошо бы такие слухи проверить, чтобы откинуть лишние подозрения. И чем быстрее, тем лучше – как для нас, так и для вас. Для всех, понимаешь? Думаю, ты, Берта, сумеешь это сделать. Тебе надо поговорить с ним и все выяснить. Чтобы убедить его отказаться от участия в подобных делах, если скверные слухи имеют под собой почву. Ведь тебе он врать не станет, правда? Особенно если речь идет о таком нешуточном деле, которое впрямую касается и тебя и ребенка – то есть вас троих. Пусть Томас не лезет хотя бы в Ирландию. Пусть не касается Ирландии, или все мы окажемся в проигрыше, и всем нам будет плохо, не знаю, правильно ли ты меня понимаешь. – Он наконец достал из внутреннего кармана нужную вещь – маленький пузырек с бензином или другим горючим, тоже марки Zippo, черный, как и зажигалка, с красной пластмассовой пробкой и маленьким носиком, который в одной позиции держал пузырек закрытым, а в другой – открывал и позволял бензину вытекать через крошечное отверстие, когда надо было заправить зажигалку. Но дело было не в том, что колесико не срабатывало: оба раза, когда Руис Кинделан пытался высечь искру, звук получался нормальным и искра высекалась, но не было огня, обычного для Zippo, – беспокойного и танцующего огня, на вид более стойкого, чем у других зажигалок. Наверное, именно поэтому его не сразу гасит ветерок, иногда с ним не справляется даже легкий порыв ветра; наверное, поэтому такие зажигалки считались надежнее факелов, когда надо было что-то поджечь, подпалить. В зажигалке кончился бензин, и Руис Кинделал собрался ее заправить. Как это делается, в те годы знали все, знал каждый курильщик: надо было вытащить фитиль из металлического корпуса и налить бензин через маленькую дырочку под ватными – или войлочными, или какими угодно – прокладками и подождать, пока они как следует пропитаются.