Беллона - Елена Крюкова

Встать. Слепо нашарить таблетки. Воды нет - чайник весь выпит с вечера; побрести на кухню, открыть кран, и текучая вода будет хлестать из железной трубы, и я могу ловить ее руками, губами. Так. Прекрасно. Таблетка проскользнула внутрь меня, и значит, сегодня я буду жить.

Странно ли, что я живу? И что я делаю на земле? Кому я отрабатываю эту свою жизнь, маленькую и незаметную, такую драгоценную, такую дорогую? Не я придумала прийти сюда: меня привели. Привели за ручку, несчастного ребенка. О нет, я не несчастна. Я счастлива. Счастлива, что пью горькую таблетку; счастлива, что засыпаю в слезах и вижу сон - он каждый раз новый, и каждый раз один и тот же.

Этот сон называется жизнь. Мы все спим и видим сон. Когда проснемся - что увидим?

Снег сменяется зеленым садом за окном. В саду вишни и сливы, яблони и смородина. Я могу выйти в сад и собирать ягоды, пока еще есть силы. А могу просто открыть окна настежь и смотреть, как переспелые ягоды и яблоки падают на землю. Падайте! Это ваша жизнь, я не сорву вас, я не убью вас и не сварю вас на огне, подсластив горсткой сахара вашу смерть. Вы проживете и умрете вольно, свободно, как хочет природа, как хотите вы сами.

Мы, люди, все привязываем к себе: деревья и кусты, животных и птиц, а особенно мы привязываем к себе наших детей. Птенцы, мы вас родили, и вы нам принадлежите! А ведь они - не мы. А кто они?

Дети, кто же вы? Зачем мы вас рожаем? Зачем мы вас убиваем? Не только в войнах, что мы развязываем, невзирая на ваше присутствие рядом с нами в этом мире; в мире, в котором убийства детей происходят каждый день, одно за другим, тысяча за тысячей?

Сад шумит на горячем летнем ветру. Поспевают яблоки, анис и папировка, и тяжело валятся в траву; поспевают красные и синие сливы, ими усеяна земля, пора собирать их и снова варить бесконечное варенье. Женщина, твой удел!

Месяц назад у меня пропал кот. Он ушел из дома - он захотел кошку и ушел за любовью. Не вернулся. Может быть, его разорвали собаки; а может быть, он умер с голоду; а может быть, его поймали веселые дети, дети дачников в белых панамках, и принесли к себе, и играли с ним, и тискали его, и привязывали ему к хвосту атласный бантик, а потом, когда уезжали из деревни домой, поцеловали его в мокрый нос и бросили в чужом сливовом саду. Дети, зачем вы играете с чужой жизнью? Дети, верните мне моего любимого зверька!

Зачем плакать о том, что уже произошло? Зачем глупо рыдать о смерти зверя, когда люди на твоей земле погибают сотнями тысяч?

Мои дети давно выросли. Они уже живут в другом столетии. Они думают: войны не будет никогда. Хорошо бы! Но война нужна миру, по всему так выходит, нужна. Без нее не живет ни одно время, ни один эон; она пристально глядит нам в лицо из-под черных жирных, копотных облаков, красивая и страшная Беллона. Красавица, а оскал уродливый. Покажи нам щеку, изгиб брови, выгиб скулы, блеск угольного глаза! Мир растет из войны. Красота растет из уродства. Она никогда не спасет мир. Вернее, спасет не она. Еще вернее - она не спасет. А на самом деле - никто никого не спасет никогда, потому что спасения нет.

Ни от смерти. Ни от рождения. Ни от потери.

Ни от любви.

Слива упала. Бомба упала. Кот мяукнул. Дитя плачет. Женщина пьет водку. Мужчина сжимает руки у гроба. Сердце трепещет. Выстрел вдали. Кровь течет. Лед застывает. Жизнь прожита.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ТУМБАЛАЛАЙКА

[дневник ники]

3 июля 1941 года

Война налетела огромной волной. Накатилась. Мы все даже не поняли, как это все случилось. Как будто бы все мы стоим на набережной, а перед нами море, и с моря идет синяя, черная, страшная волна. И нас всех накрывает. Всех. Одним жутким крылом.

Мы однажды до войны были с папой в Алупке. Там красивейший Воронцовский дворец! Пошли купаться к морю. А с моря - ветер. Началась буря. Я думала - ветер дворец из земли вырвет и в море унесет! Мы с папой стоим на берегу, папа на меня уже купальные трусики надел. А волна уже рядом. Как сверху шарахнет! Я на миг перестала видеть, слышать и дышать. Вроде как я умерла.

Да, наверное, я тогда умерла. Я упала и лежала под водой. Я хотела закричать, открыла рот, а в рот хлынула вода, и мой крик так никто и не услышал.

Я лежала под водой мертвая и думала: вот сейчас все кончится. И вдруг моя рука будто сама поднялась из воды! И чувствую - руку кто-то хватает, тащит... Это папа меня из воды вытащил.

Моего папу посадили в тюрьму, на десять лет без права переписки. Мы не знаем, что с ним.

Мама иногда подходила ночью к моей кроватке, обнимала меня и шептала: "Доченька, мы одни не выживем. А нашего папу убили. Убили, я знаю, я видела сон". Мама подружилась с хорошим дядей Васей Молодым, и дядя Вася переехал к нам на Шпалерную жить. Мы с Кутей не стали звать его папой, хоть мама нас и просила его так звать. А потом у мамы родился Васька-маленький. Кутя стал звать его "Кот Васька", и мама очень обижалась и плакала. А дядя Вася покупал нам торт в кондитерской "Норд" на Невском проспекте и дарил к чаю.

Война началась двенадцать дней назад. Я играла с подружками во дворе. Мы скакали через скакалку. Вдруг в окне появилась мама. У нее лицо было белое, как школьный мел. Она крикнула: "Ника, быстро домой! Дети, все по домам! Война началась!"

Мы столпились перед окном. Мама окно захлопнула. Я не помню, как поднималась по лестнице в нашу квартиру. Мама открыла мне дверь, прижала меня к себе и горько, страшно так заплакала.

А за ее спиной стоял дядя Вася и тоже плакал.

А в детской лежал Кот Васька и тоже плакал, на весь дом.

6 июля 1941

Меня все всегда звали Ника. Хотя я на самом деле не Ника, а Вероника. Бабушка Геля звала меня еще так: Никеся.

Мы всегда жили в Ленинграде. На большой и красивой реке Неве. А сейчас меня, Кутю и Кота Ваську привезли на паровозе в город Новгород. Здесь холоднее, чем в Ленинграде. Разгар лета, а по небу бегут тучи, и идут холодные дожди. Мама сказала: "Василий, отвези их в Новгород к Ираиде, она врач, она все лето будет работать врачом в пионерском лагере, пусть дети отдохнут, поздоровеют. Война войной, а здоровье здоровьем!"

Ираида Евгеньевна очень добрая. Она встретила нас очень хорошо, гостеприимно. Мы ели настоящие пироги с черной сладкой ягодой, тетя Ираида сказала, что это лесная ирга. На поезде мы ехали одни, а тетя Ираида нас встретила на вокзале. Паровоз дудел и обдавал нас пахучим дымом. Кот Васька орал, я его нянчила на руках, а Кутя нагло смеялся. Потом нас всех посадили в большой автомобиль и повезли в дом к тете Ираиде. Она сказала, что она доктор, и лечит все-все, что болит. Дядя Вася целовал ей ручку, а она хохотала.