Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии - Андрей Лебедь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…Или же они звучат у меня в голове. Я понемногу схожу с ума» — подумал я с иронией.
Скосив глаза, я увидел, что Чимеккей внимательно наблюдает за мной, и сказал ему:
— У меня в голове непрерывно звучит бубен. Что делать?
Чимеккей ответил мне, снова перенеся взгляд на лампадное пламя:
— Это хей дунгур, воздух-бубен или небесный бубен. Его звук не прекращается никогда. Только шаманы слышат его. Он говорит им, что есть что в этом мире, что происходит, происходило или произойдёт когдалибо.
Сердце моё замерло, звуки небесного бубна стали слышны невероятно отчётливо, а Чимеккей продолжал:
— Этот звук — основа всего. Он основа гармонии мира. Он был всегда.
Словно пелена упала с моих глаз, моё дыхание перехватило на долю секунды. Мне показалось, что сердце моё вот-вот разорвётся: я вспомнил! Яркие картины моих снов пронеслись передо мной за долю секунды, обретая реальность, а знакомый голос Чимеккея, такой близкий теперь, произнёс:
— Так рождалась Вселенная…
Глава 11. Звёздный ребёнок
In principio erat Verbum et Verbum erat apud Deum et Deus erat Verbum
John 1:1
Я жил в сельском доме, помогая Чимеккею во время приёма больных. По всей видимости, он был известным целителем, поскольку многие посетители приезжали к нему не только из соседних посёлков, а и из удалённых селений и кочевий. Кроме того, что он, видимо, был хорошим психологом и знатоком анатомии человека, в особых случаях он использовал своё знание расположения на теле человека энергетических меридианов, воздействуя на определённые точки которых, можно восстановить нарушенный ход энергии в организме человека.
Ежедневно он принимал от десяти до пятнадцати человек совершенно разного достатка и социального положения. Иногда его посещали очень обеспеченные люди, занимавшие, насколько можно было судить по их одежде и дорогим автомобилям, высокое положение в обществе, но в основном его пациентами были простые люди, столкнувшиеся в жизни с непреодолимым, как им самим казалось, препятствием — болезнью телесной или душевной, потерей близкого человека или имущества. Все они терпеливо сидели на низеньких скамеечках, поставленных внутри небольшой деревянной пристройки, ожидая своей очереди. Чимеккей не делал никаких исключений для богатых, все были равны для него. Иногда к нему приходили даже ночью с просьбой о помощи, и тогда его «рабочий день» мог растянуться до самого утра. А утром — новые пациенты, приходящие со своими проблемами, которые он должен был разрешить.
Иногда я поистине удивлялся его выносливости и терпению, с которыми он принимал посетителей. Было видно, что он вникает во все их проблемы, давая дельные советы, проводя продолжительные сеансы рефлексотерапии и длительные ритуалы. Почти никогда я не видел его уставшим — даже после самых трудных случаев ему было достаточно нескольких минут, чтобы восстановить силы.
В один из моментов, когда посетителей не было, мы сидели и беседовали во дворе дома под старым деревом, ветви которого давали небольшую тень. Я выразил своё восхищение его выносливостью, на что Чимеккей сказал:
— Если уж шаман взялся за какое-то дело, то должен довести его до логического конца. Я — небесный шаман, и само небо — Дайын дээр — даёт мне силы для того, чтобы я мог выполнить то, что обязан делать.
Множество вопросов одновременно готовы были сорваться с моего языка, однако Чимеккей, словно не обращая внимания на моё нетерпение, стал рассказывать о том, как люди становятся шаманами. Из его рассказа я понял, что шаманы зачастую получают свой дар целительства от своих предков, которые тоже были шаманами. Некоторые же становятся шаманами, получая свой дар от «духов», некоторые — от самой природы. Но, от кого бы шаман не получил свой дар, он должен реализовать и развить свои способности, иначе его настигнет беда.
Он сказал, что так было в течение сотен и сотен веков. Нет такой силы, которая могла бы прервать эту цепочку шаманского знания, которому тысячи тысяч лет, потому что в саму структуру шаманства «встроен» механизм передачи знания тем, кто приходит после. Так сохраняется преемственность. Даже если найдётся правитель, который физически уничтожит всех потомственных шаманов и даже шаманов, получивших свой дар извне, как это, собственно, и произошло совсем недавно в России, сама природа возобновит «производство».
— Разве же это возможно?
— Конечно. Все мы, люди, связаны с той землёй, накоторой родились и живём. Я не имею в виду страну или государство, принадлежность к которым может меняться несколько раз в течение одной жизни человека. Речь идёт о той земле, с которой у тебя образовалась глубинная духовная связь, то есть такая связь, которую нельзя разрушить ни при каких обстоятельствах.
Он посмотрел на землю, на которой сидел, и рассказал о том, то Земля постоянно даёт нам знать о том, что видит и чувствует нас. Как правило, люди этого не слышат, но если человек в своей жизни приходит к такому порогу, когда начинает ощущать, пусть очень смутно и неопредёленно, призывные потоки, исходящие от Земли, она сразу же дарит человеку дары. И дары эти зависят от самого человека.
Видя, что я не совсем понимаю его слова, он терпеливо разъяснил:
— Эти дары зависят от конкретной личности. Все мы — разные, с разными физическими и творческими способностями, с разным здоровьем.
Мы даже разного пола.
Неожиданная мысль заставила меня перебить Чимеккея:
— Разве женщины могут быть шаманками?
— Конечно, могут. Ты же сам видел…
Он улыбнулся каким-то своим мыслям, и посмотрел на небо. Пара маленьких белых чаек парила на небольшой высоте, их движения были изумительно согласованны, тёмно-серые, почти чёрные крылья были словно связаны невидимой нитью так, что их совместный полёт был похож на манёвры лётчиков-асов на боевых самолётах. Однако в полёте птиц не было ни малейшей агрессивности, они словно бы развлекались, выполняя сложные фигуры высшего пилотажа у нас на глазах, сопровождая свой полёт чистыми мелодичными криками.
Голос Чимеккея заставил меня вздрогнуть:
— Конечно, человек, получив свой дар, становится шаманом далеко не сразу. Тем не менее, он мгновенно понимает, что с ним произошло чтото сверхнеобычное и начинает прислушиваться к себе и к миру вокруг себя. С этого момента начинается его путь.
— Это что-то вроде «просветления» у буддистов? — спросил я невпопад.
Чимеккей вздохнул:
