Шпионка в Академии (СИ) - Стелецкая Ядвига
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну еще бы! Виктор не сомневался, что последние слухи очень аккуратно распускают все те же юркие агенты Лимьера. Невозможно прочесать все катакомбы, а ловить модератов в них можно до сошествия настоящего черного города. Гораздо проще запечатать самые известные входы и замуровать основные коридоры, чтоб существенно осложнить преступникам жизнь и заставить их перенести свои сборища в другое место.
Виктор хлопнул Лимьера по плечу и улыбнулся.
— Спасибо, без тебя бы у меня ничего не вышло. Без тебя бы я и живым не выбрался!
Странное неопределимое чувство осветило лицо жандарма, и Виктор, уходя уже, все никак не мог понять его и подобрать ему имя.
Идти к де Руану не хотелось, даже все мышцы разболелись, а простреленный бок начало предательски покалывать, хотя болеть еще ничего не могло — ледяное онемение не сойдет еще долго. У окна Виктор остановился, несколько минут смотрел на золотистые магические фонари вдоль улицы, на редкие экипажи и тяжелые грозовые облака, почти черные в вечерний час. Он и сам не заметил, как промелькнул день. Да и как заметить — большую часть он провел в беспамятстве после ранения.
Вздохнув, Виктор аккуратно потянулся мыслями к Анаис, ему не терпелось услышать ее, ощутить ее — совсем рядом, как во плоти, словно она была спасительным глотком воды для жаждущего в пустыне.
Нет, эти побочные эмоции от ментальной связи уже начинают мешать! С ними определенно надо что-то делать!
Девушка отозвалась легко, словно только и ждала, что он позовет. В мыслях ее звучали тепло и спокойствие, и от них на душе у Виктора делалось тихо и хорошо. Утренняя размолвка была забыта. Что ж, ради этого стоило наступить себе на горло и извиниться, тем более он действительно перешел все мыслимые и немыслимые границы, беспринципно использовав девушку, хотя сам всегда подобное осуждал. И даже за оправдания было стыдно — потому что пренебрежение собственными людьми нельзя оправдывать. Если так поступать, то можно обнаружить себя в полном одиночестве в кольце врагов, и никто не прикроет тебе спину.
А еще очень не хотелось себе признаваться, но Виктор ужасно волновался о безопасности Анаис, как никогда не переживал даже о себе. Неужели тоже последствие ментальной связи? Он ведь знал, что посылает девушку вовсе не на курорт, и ничего тогда не дрогнуло, ни голос, ни сердце, ни рука, протянувшая ей папку с делом пропавшей сестры. Чего же сейчас он трясется по пустякам?
Анаис уже убежала искать записи Дианы, и ее мысли отдалились и почти затихли, а Виктор все еще стоял у окна, погрузившись в самоанализ. Он так глубоко задумался, что не услышал тяжелых шагов за спиной.
— И долго мне ждать, когда вы снизойдете до отчета, лорд?
Де Руан, недовольно заложив руки на спину и хмуря густые брови, стоял за спиной Виктора и прожигал его тяжелым взглядом.
— Если вы не заметили, то уже ночь, лорд, и я не горю желанием ждать до утра, когда же вы дойдете, чтобы доложить мне о результатах вашей… операции.
Виктор недоуменно моргнул — граф явно был не в духе и не только из-за позднего часа. Гадая, что могло его так разозлить, Виктор покорно поплелся за ним в кабинет — глава Канцелярии явно не желал выслушивать отчет посреди коридора.
В кабинете де Руан тяжело опустился в кресле и кивнул Виктору на соседнее, чего за ним раньше не водилось — граф не допускал, чтоб в его присутствии подчиненные сидели. Не успел Виктор и рта раскрыть, как граф пригвоздил его к спинке кресла ледяным взглядом.
— Лорд, вы помните, что я говорил о цене вашей головы?
Виктор удивленно приподнял брови:
— Разве мой агент в Академии дала себя в чем-то заподозрить?
— Да причем здесь она! — внезапно взорвался граф, — Вздорный мальчишка, вы бы хоть подумали о других, прежде чем лезть под пулю! Чего вам опять не сиделось в кабинете?
Виктор так опешил, что открыл рот и закрыл его, так и не найдя никаких слов. А граф продолжал бушевать:
— И не придуривайтесь, словно не понимаете в чем дело! Вы — дьяволово тухлое яйцо в моем кармане, и упаси небеса с вами что-то случится — вони поднимется до черного города!
— Что, простите? — наконец, выдавил Виктор, пытаясь сложить головоломку из воплей начальника.
Де Руан прикрыл глаза, медленно, с трудом переводя дыхание. На высоком выпуклом лбу блестела испарина.
— Юноша, — медленно и очень тихо начал он, уже не находя сил кричать, — неужели вы сами не понимаете всю скользкость вашего положения? Пока вы успешно и благополучно служите в Канцелярии — все прекрасно. Юный наследник оппозиционно настроенного рода д’Альбре восстанавливает честь семьи, защищая покой короля и граждан, демонстрирует лояльность, несмотря на политику своего отца! Разве не идиллическая картина?! Но стоит хоть чему-то с вами случиться… или, упаси небеса, умереть… как все тут же поменяется. Догадываетесь, как?
Виктор, заподозривший неладное, слушал мрачно и внимательно. Меньше всего ему хотелось осознавать, что вся его блестящая служба была не более чем агитационной картинкой в политической борьбе.
— Представьте на мгновение, что вы погибли. И представьте, что первым делом сделает ваш отец.
— Вот уж точно не разрыдается с горя! — не выдержал Виктор, сарказма в его словах было столько, что можно ложкой черпать.
Граф поднял на него внимательные черные глаза.
— Ошибаетесь. Как раз разрыдается — потому что ему это выгодно. Он разыграет вашу смерть, как козырную карту, и потому будет демонстрировать свой траур всем, даже тем, кто предпочел бы его не заметить. Как же так, его сына, надежду и опору, наследника, подло убили на королевской службе, не иначе как по приказу самого короля! И только для того, чтоб оказать давление на него, герцога д’Альбре за то, что он смеет высказывать несогласие с политикой Его Величества! Чуете, к чему я клоню?
Виктор молчал. Ему было тошно, онемение медленно сползало, и под кожей уже начала ворочаться колючая боль, ее яркие вспышки импульсами пронизывали тело. Думать об отце, о его политических взглядах и неразборчивости в средствах не хотелось. Только добраться до собственных комнат, содрать грязную и неудобную одежду и провалиться в сон или его подобие. Но граф ждал ответа.
— Ненавижу политику, — наконец, процедил он сквозь зубы.
— Если бы любили, на службу вас никто бы не принял, — отрезал граф. — Но ваш наставник дал вам удивительно положительные рекомендации. Так что, можете считать, что вы здесь только благодаря ему. Так что, в следующий раз, прежде чем лезть под пули и заниматься не своей работой, вспомните мои слова и останьтесь в кабинете. В конце концов, вам есть, кем руководить. Вы можете сколько угодно считать, что их жизни не ценнее вашей, но не смейте забывать, что их смерть не окажет такого влияния на политику и судьбу государства, как ваша.
Виктор криво улыбнулся и, не дожидаясь позволения, выбрался из кресла и вышел. Дверь аккуратно за собой прикрыл — он уже давно не ребенок, чтобы хлопать ею со всей силы. На душе было гадко и злобно, боль разгоралась все ярче и ярче. Хотелось послать все к дьяволам небесным и уехать к родственникам матери, в соседнюю страну, слишком мелкую, чтоб ее принимали всерьез на политической арене.
Но оставалась Анаис, которую он втравил во все это дерьмо. Оставалась Диана, которую он не мог бросить на произвол судьбы. Оставался Лимьер, готовый ради него рискнуть жизнью.
Хотя бы ради них придется смириться с горькой правдой.
Ненадолго, обещал себе Виктор, ненадолго.
В опустевших коридорах Канцелярии еле теплились магические шары, и потому здесь было особенно тоскливо и бесприютно. Служащие уже давно разошлись, и надо бы последовать их примеру. Дойти только до кабинета, послать подальше медика, если сама еще не убралась, отправить отдыхать Лимьера (должен же он когда-то спать?!).
Но прежде чем Виктор свернул в коридор к своему кабинету, его накрыл странный, непонятный страх, паника загнанной в угол мыши, над которой уже нависает усатая хищная морда.