Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Волков Сергей Юрьевич

Отставив опустевшую бутылку, он закуривает. Раньше дядя Гоша курил только термоядерные папиросы «Любительские» нашей, казанской табачной фабрики. Теперь у него сигареты с фильтром под названием «Монте-Карло».

– Будешь?

– Не, спасибо, – я отказываюсь.

– Матерь-то твоя, вот какое дело, в Москву уехала.

– Я знаю.

Водочное тепло разливается по всему телу. Хочется закрыть глаза, молчать и не думать ни о чем. Но дядя Гоша тишины не выносит. «Вмажем и спать ляжем» – это не его девиз. Устроившись на кровати поудобнее, он говорит, словно бы продолжая давний разговор:

– Вот какое дело про глаза-то разные. В сорок четвертом годе это было, осенью. Наша пятая гвардейская воздушно-десантная дивизия воевала под венгерским городом Мадоча. Мадьяры тогда на нас сто двадцать танков бросили, да… Ну, и мы им дали, чертям рыжим, хотя ребятушек полегло наших – ух… В общем, побили мадьяр. Война к концу катилась, это все понимали. После боев три дня отдыха нам дали, вот какое дело. Валяемся на берегу озера Балатон, пузы греем. Вдруг приказ – наш батальон перебрасывают в Румынию, причем, чтоб ты понял, в обстановке полной секретности. А Румыния-то уже наша! Непонятно, да… Ну, дело военное: приказали – и пошел. Прилетаем на аэродром в городе Брашов. Нас встречают подполковник-танкист, Шибанов его фамилия, и майор-НКВДшник, уже и не помню, как его… Мы сразу смекнули, по замашкам и словечкам всяким, что Шибанов такой же танкист, как мы – балерины.

– А кто же он? – лениво спрашиваю я. Рассказ дяди Гоши не то чтобы заинтересовал меня – я подобных историй от него слышал вагон и маленькую тележку – просто надоело сидеть молчком.

– СМЕРШевец. Военная контрразведка, о как! Они знаки отличия разных родов войск носили.

– Почему?

Дядя Гоша с сожалением смотрит на меня.

– Вроде умный ты парень, в университете учился, на войне вона был, а – дурак, вот какое дело. Для того, чтобы секретность соблюсти, для чего же еще? В общем, показывает этот Шибанов комбату нашему, капитану Кречету, хороший был мужик, в Чехословакии после погиб, да… Показывает он, значит, документы и ставит боевую задачу – выдвинуться в район замка Бран и взять под контроль какие-то развалины. Причем, чтоб ты понял – майор-НКВДешник рядом вьется и они с Шибановым друг на дружку волками глядят. Мы смекаем – вроде как по одни грибы эти двое идут, только из разных деревень.

– А НКВД и СМЕРШ – разные организации? – уточняю я.

– Как милиция и КГБ, – приводит современную аналогию дядя Гоша. Он доволен – раз слушатель задает вопросы, значит история «пошла». Я знаю – его уже не остановить. Братья Стругацкие извинятся и подвинутся перед буйством фантазии нашего Джона Сильвера.

– …На «Студерах» едем в замок Бран. Там какой-то румынский герцог то ли граф жил раньше. Зверь, говорят, был, вот какое дело. Чуть что не по его – сразу на кол сажал. Кольев я не видел, а замок ничего, основательный, да. И природа вокруг – закачаешься, Артемка! Горы, скалы, леса… А воздух! Курорт! В общем, лезем мы в эти самые горы, что твои горные стрелки. Шибанов нас по компасу и карте ведет, а НКВДшник приметы подсказывает, точно он тут был уже. Вечереет, ага. Выбираемся к ущелью. На склоне горы, на уступчике таком, развалины. Натуральная, понимаешь, руина. То ли крепость там стояла, то ли монастырь. Ну, теперь-то все мхом да плющом заросло, вот какое дело. Комбат Кречет приказывает занять оборону. Вторая и третья роты вниз спускаются, ущелье блокировать, а мы скачем по камням, как козюли. И главное, непонятно, от кого обороняться? Фронт далеко на запад ушел, румыны на нашу сторону перекинулись. А тут еще ветер начался, дождик пошел.

И тут же, без перехода, дядя Гоша произносит:

– Эх-ма, усугубить, что ли? Где-то у меня было…

Он стремительно вскакивает с места, кидает под мышку костыль и устремляется в ванную комнату. Я слышу жестяной грохот, невнятную ругань. Возвращается дядя Гоша с торжествующим лицом. В свободной руке его зажата бутылка-чебурашка с незнакомой мне этикеткой «Алиот».

– Во, нашел! Заначка.

Я смеюсь.

– У тебя, дядя Гоша, этих заначек по всей хате натыкано, небось.

– Есть такое дело, – весело соглашается он, зубами скусывая блестящую крышечку из фольги. – Ну, будешь?

– Буду, – решительно трясу головой, а про себя думаю: «Чего уж там. После всех приключений мне уже все по барабану».

Мы выпиваем. «Алиот» оказывается жутким пойлом, напоминающим разбавленную водку, в которой прополоскали ломтик лимона. Я беру из мятой пачки «Монте-Карло» сигарету, прикуриваю.

– Во-от, – многозначительно говорит дядя Гоша. – Курево на фронте – всему голова. Солдат без пайка, на подножном корме, неделю может воевать. А без курева – шабаш, вот какое дело.

– Чего там дальше-то было? – интересуюсь я, выпуская струю сизого дыма.

– Дальше… Дальше, Артемка, пошла потеха. Ворчать народ начал – что за придурь у командования, боевую часть в тылу на мокрых камнях гнобить без толку? И тут разведка, что на гору ходила, докладывает: парашюты! Не то тридцать, не то тридцать пять штук, вот какое дело. Немцы! То ли диверсанты, то ли спецгруппа какая. Они к концу войны большие мастера стали на такие штуки. Муссолини из-под ареста вывезли, сына венгерского правителя, адмирала Хорти, выкрали, в ковер закатав. Прямо из дворца! От гвардейцев, что дворец охраняли, только перья полетели. Был у Гитлера специалист, Отто Скорцени. Вот он эти дела и проворачивал. В общем, боевая тревога у нас, вот какое дело. Сидим, в темноту пялимся, автоматы наготове. А Шибанов и НКВДшник по развалинам ползают, как муравьи, ищут чего-то. Искали-искали – и вроде не нашли. Холостой выстрел. Погода была, я говорил уже – вот как сейчас. Дождь, холодно, ветер. Мы оборону держим, двойную, чтобы мышь не проскочила, вот какое дело. Немцы с горы нас щупают, мы огрызаемся. То тут, то там вдруг – стрельба, ракеты осветительные, трассеры в ночь улетают, вжик-вжик. Красиво, но холодно.

Кречет у Шибанова и майора из НКВД спрашивает – мол, сколько еще сидеть, чего мы ждем, товарищи офицеры? Дайте отмашку и мои молодцы фрицев в мелкий винегрет покрошат. А Шибанов злой стал, как черт. Орет, руками машет. Сколько, говорит, надо, столько и будете сидеть, капитан. Держите оборону, говорит, и никаких гвоздей! Кречет тоже психанул, оттянул всех по матери и ко мне. Мой пост на скале был, прямо над развалинами. Комбат мне пулемет дегтяревский выделил и приказал:

– Смотри, Георгий, ты у нас последний рубеж. Без нужды не высовывайся, потому как ты – козырный туз. Понял?

– Так точно, понял, – отвечаю.

А чего тут не понять? Лежу, накрывшись плащ-палаткой, промок весь. А внизу, между скал, под брезентовым навесом подполковник этот, Шибанов, планшетку на коленке пристроил и строчит чего-то, фонариком потайным себе подсвечивая. Майор, НКВДшник, рядом, тушенку из банки жрет. Пожрал он, значит, банку выкинул и покурить решил. Чиркнул спичкой, Шибанов на него глянул и засмеялся. Тихо, но так, что мороз меня продрал от того смеха, вот какое дело.

– Что, товарищ майор, нашли все-таки предмет? – спрашивает Шибанов.

Майор в ответ – какой такой предмет? Ничего, мол, я не находил. А Шибанов ему: тщательнее надо с документами работать. Прокололись вы, дорогой товарищ. На глазах прокололись. У всех, кто предметами владеет, глаза цвет меняют, разными становятся, вы этого не знаете, а я знаю. Майор в ответ зашипел чего-то, ровно змеюка. Мне слышно плохо, но я лежу, не шевелюсь. Думаю – заметит меня Шибанов и все, хана героическому бойцу Советской армии сержанту Дзюбе. Почему-то именно Шибанова я опасался, вот какое дело. А он как раз и говорит:

– Вы, товарищ майор, правильно сделали, что предмет нашли. Сейчас вы его мне отдадите…

Майор ему:

– С чего бы это? Приказывать мне вы не имеете права, я вам не подчиняюсь. У меня свое начальство имеется.

– Отдадите, отдадите, – смеется Шибанов. И вдруг как гаркнет: – В глаза смотреть!

Чего промеж них там дальше было, я не знаю. Заплохело мне, вот какое дело. Фрицы в этот момент как раз на наших навалились всерьез, бой начался. У них автоматы были новые, штурмгеверы, вот какое дело. Лупят они, что твой пулемет «Максим». В общем, рвутся немцы к развалинам, а я, вместо того, чтобы ребят, что внизу засели, огнем поддержать, лежу, точно пьяный. Все вижу, все слышу, а ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Шибанов майору говорит тем временем: