Третий ангел - Элис Хоффман

— Вы слышите меня? — повторила Фрида. — Я жду вашего ответа, сэр.

— Оставьте меня в покое, — донеслось до ее слуха. — Отстаньте, бога ради.

— Какой день недели сегодня?

— Пятница, черт вас побери.

— Отлично. Тогда вставайте, я помогу вам.

— Фрида, побыстрей, — прошипела Ленни, — а то нас застукают.

Она успокоилась. Этому типу было уже за сорок, примерно столько же, сколько ее отцу, и девушка чувствовала себя немного глупо, помогая такому старику встать на ноги. «Ну, что у нас здесь?» Горький пьяница? Умирающий? Больной с приступом печеночной колики? Она подняла руку, и проезжавшее мимо такси остановилось. Помогла Тедди забраться внутрь кабриолета и усадила на сиденье.

— Вы не забыли свой домашний адрес? Где вы живете? — из предосторожности уточнила она.

— Смешно. Кто вообще сказал, что я живу?

— Мертвым вы точно не кажетесь. Пульс у вас прекрасный. Но вы можете заработать крупные неприятности, если не перестанете пить. Разрушите печень — и все, ваши дни сочтены.

— Хотел бы я поменяться местами со здешним призраком.

Фрида ощутила озноб. Ленни говорила, что этот тип кого-то убил. Может, это и правда?

— С каким еще призраком? — спросила она.

Тедди Хили смотрел на нее широко открытыми глазами. И в этих глазах Фрида вдруг увидела такое, что не часто доводится видеть молоденьким девушкам. Самый отчаянный страх. Был он убийцей или не был, но страх полностью покорил этого человека. И боялся он именно того, что поселилось внутри его. Девушка попыталась представить себе, как мог бы поступить ее отец, встретившись с людскими фобиями и тайнами. Возможно, он старался держаться от них как можно дальше и имел дело только с физической материей человека — поломанной ногой, болью в спине, оставляя темное и неизведанное другим — учителю, священнику, психологу.

Девушка просмотрела бумажник Тедди и нашла адрес. На мгновение взгляд ее упал на фотографию молодой светловолосой женщины, глаза смотрели прямо в объектив. Фото выглядело потускневшим, размытым, казалось, что, несмотря на свою красоту, женщина эта исчезала на глазах.

Денег в бумажнике не оказалось. Тогда Фрида вынула из кармана пальто небольшую наличность, что там была, и протянула деньги водителю.

— Можете не сомневаться, — заверил ее тот, — я доставлю его по этому адресу.

Фрида бегом вернулась к дверям отеля, и они с Ленни помчались вверх по лестнице, держась за руки и хохоча как полоумные.

— Нет, ты и впрямь ненормальная, — твердила Ленни. — Разве тебе не противно было дотрагиваться до него?

— У меня отец доктор. Так что я видала вещи и похуже.

— А, ну тогда понятно. Вернее, понятно, почему ты возилась с этим пьянчугой, но непонятно, что ты делаешь в нашем «Лайон-парке».

Третья их подруга по комнате, Кэти, так и не проснулась. Эта Кэти была той самой девушкой, которая одолжила у Фриды черное платье и подцепила Мика Джаггера. Теперь они, хоть и не вполне верили рассказанной истории, называли ее за глаза миссис Джаггер или подружкой Мика.

— Видела я, как ты сунула водителю деньги, — продолжала Ленни. — Уж это точно лишнее, даже для дочки врача. Эх ты, размазня…

— Ты бы тоже так сделала.

— Кто? Я? — Ленни нырнула в постель и поплотнее закуталась в одеяло. — Да ни за что. Мне есть дело только до одного человека на свете. И этот человек — я сама.

Фрида легла так же поспешно, но заснуть не могла. Полежав некоторое время, достала с ночного столика ручку и блокнот и начала что-то записывать. Она слышала, как заснула Ленни, ее дыхание становилось все тише и тише. Слышала, как ворочалась в кровати Кэти. И так, слушая знакомые ночные шумы, она писала о том, как какой-то мужчина в черном пальто медленно проходит по бесконечно длинному коридору, и о прекрасной светловолосой женщине. Она писала об отеле, который никогда не покидают постояльцы, и о любви, которая длится дольше жизни. Так прошли часы, а она их даже не заметила. В комнате было до того жарко и душно, что ее рубашка стала влажной, лоб покрылся испариной и сердце билось быстро-быстро. Исписав весь листок, она встала и пошла к бюро, на котором стоял письменный прибор со стопкой кремового цвета почтовой бумаги. На верхнем листе она печатными буквами вывела заголовок «Призрак Майкла Маклина» и аккуратно переписала все каракули, которые она только что набросала в блокноте.

Закончив труд, девушка спрятала исписанные листы в ящик своего ночного столика, улеглась в кровать, но все равно не могла заснуть. Волнение было слишком сильным. В ее мозгу продолжали звучать странные слова, они теснились и складывались в строки стихов. Какая-то непонятная сила заставила ее записать их и запомнить, но участие самой Фриды было невелико. Она ощущала себя проводником этой непонятной силы. И пока ее соседки спали, девушка мысленно уносилась далеко-далеко. Возвращалась и снова исчезала, и никто не замечал ее отсутствия.

А поутру в отеле начался большой тарарам, который обычно приключался, когда сюда собиралась заехать какая-нибудь знаменитость. Пронесся слух, что должен прибыть сам Джон Леннон. Администрация объявила, что звезда ищет покоя и уединения и поэтому всякий, на кого упадет его взгляд, должен делать вид, что ничего вокруг себя не видит. Управляющий Аякс прочел девчонкам суровую нотацию о том, что они в качестве представителей администрации отеля являются серьезными людьми, в отличие от той толпы взбалмошных поклонниц, что орут на улице. А серьезные люди не заговаривают со звездами, если те к ним не обращаются. В противном случае серьезные люди могут быть уволены. Штрафы удваиваются. «Лайон-парк», в конце концов, — солидный отель и в состоянии защитить частную жизнь своих постояльцев от посягательств толпы.

Фрида была свободна до вечера, поэтому днем отправилась подышать свежим воздухом, к тому же ей хотелось оказаться подальше от этих фанаток, торчащих перед отелем. Ночью она так мало спала, все время думала о пьянице, который лежал на тротуаре, и о своем стихотворении. Наверное, она написала песню. Может, ничего особенного и не получилось, но от этих строк у Фриды так же замирало сердце, как и от песни «Пластинка в зеленом конверте». Что-нибудь это да значит.

Она нарядилась в свое любимое черное платье и высокие черные сапоги, подвела веки карандашом Ленни. При мысли о Майкле Маклине слезы подступали к глазам, хоть она ровно ничего о нем не знала, песня ее была именно о нем. Она его, можно сказать, сотворила.

В парке Фрида прошла подальше и уселась на старую деревянную скамью. Ей нравился запах Лондона — воздух здесь будто вибрировал и казался живым. Хоть листья на деревьях пожелтели, но дни стояли теплые. Густой оградой стояли деревья, и, сидя здесь, можно было вообразить, что находишься в деревне. Деревенских девчонок часто тянуло в такие места, несмотря на их жажду столичных удовольствий. Шум городской суеты едва был слышен, хотя Фрида даже ощущала подрагивание скамьи, когда по Бромптон-роуд проносился поток машин. Сейчас она могла бы сидеть в университетской аудитории и слушать лекцию. Отец часто говорил, что из нее может получиться хороший врач. Смелость у нее есть, кровь и страдания больных не отпугивают ее. И она всегда задавала вопросы, когда ездила с ним на вызовы. А это признак аналитического склада ума. Она не боится смерти, а относится к ней как к естественной составляющей жизни, это единственно верный подход при профессии врача. Никаких истерик и бесплодных сожалений, она понимает, что все на свете имеет конец, если не сейчас, то в надлежащее время.