Зимняя роза - Кэтлин Вудивисс

Хэггард увидел у себя на пути помятую фигуру и рывком натянул поводья, пытаясь остановить своего косматого длинногривого скакуна раньше, чем тот налетит на человека. У коня же была собственная голова на плечах. Его слишком поздно сделали мерином, и он все еще мнил себя упрямым и норовистым жеребцом. Лошадь игнорировала команду всадника, поскольку не видела в ней причины до того самого момента, когда остановка была еще возможна. Неожиданно конь остановился как вкопанный. Хэгги дважды подбросило в седле. Он тихо сквозь зубы застонал, медленно приходя в себя после последнего прыжка, лицо его исказила ужасная гримаса. Бен оглянулся и быстро отступил в сторону, освобождая всаднику дорогу, чтобы он без всяких помех мог следовать своим путем. С этого момента манера верховой езды Хэггарда стала выглядеть совсем неестественно: тело его словно застыло в седле, а ноги обхватили бока скакуна. Только так он мог поспевать за своим приятелем по извилистым дорогам и еще испытывать при этом какой-то комфорт.

Кристофер Ситон попрощался с помощником капитана, выпрыгнул из лоцманской лодки на причальную лестницу и забрался по ней на пристань. Он вытер руки, пониже надвинул шляпу, укрываясь от поднимавшегося послеполуденного ветра, и неспешно двинулся к «Кримзон хайнд», портовой таверне, знаменитой своим ледяным элем. Эль там охлаждали на льду в глубоком подвале, устроенном между сваями дома. Пока Кристофер шел по узким улочкам, которые почти сходились у порта вместе, голова его была полна раздумий.

Капитан Дэниелс вернулся из Лондона, привел корабль и привез несколько сделанных там Кристофером покупок. Утром, как только рассветет, оп снова поднимет паруса и проследует к точке, которую Кристофер пометил на карте. Там капитан спустит на берег груз, оставит его и вернется в Уэркингтон на отдых перед рейсами в Лондон и вдоль побережья. Пока якорь не поднят, экипаж группами будет сходить на берег. Одни проведут время, отдыхая в кабаках, в то время как другие останутся на корабле и будут охранять его.

Таверна была довольно пустой для этого часа, и заскучавший хозяин, казалось, был рад появлению Кристофера. Он послал мальчика в подвал за новым кувшином и без умолку болтал, пока перед клиентом не поставили покрытую шапкой пены кружку с холодным питьем. Кристофер взял кружку, выбрал себе удобное место у огромного очага, согревавшего общий зал, и положил ноги на низкий табурет. Он смотрел на словно живые языки пламени, прыгавшие в завораживающем танце, но мысли его были далеко. Их занимал ниспадавший водопад темных волос. Под этой массой светились только им присущим светом сине-сиреневые глаза, окаймленные темными ресницами. Цвета переливались в их глубине, словно внутри яркого самоцвета. Брови хмурились в гневе, и глаза становились холодными и пронзительными. Он напряг свою память и извлек из нее тот момент, когда глаза эти сияли и были полны веселья. Эту картину он задержал в своих мыслях.

Добавился нос. Изящный, прямой, тонкий, хотя немного вздернутый, почти полное совершенство. Черты лица тоже были тонко очерчены. Лицо это не было узким и сжатым, но не выглядело и широким, лунообразным. Просто мягкий овал со слегка приподнятыми скулами, тронутыми легким румянцем.

Его воображение нарисовало губы. Это были совсем не надутые розовые бутоны жеманных придворных дам, а чуть припухлые губы, достаточно полные, чтобы быть живыми и выразительными. Их уголки скрывались в ямочках, когда она сердилась. Он еще покопался в своей памяти и нашел воспоминания о том, как эти уголки приподнимались вверх и губы приоткрывались, когда она смеялась. Тут его память остановилась и запылала. Припомнилась невероятная мягкость этих губ под его собственными губами.

Воспоминания обо всем остальном нахлынули на него одной волной. Длинные стройные ноги и тело, в котором была утонченная, изящная грациозность кошки. На нем не было никаких складок жира, как у нежных дамочек на балах, не было оно и худым и костлявым. Его отличали мягкая сила и целомудрие, которые придавали девушке легкость и какую-то наивную элегантность. А вообще, казалось, она ничуточки не осознает, насколько она красива. Это была просто Эриенн, стоявшая обособленно и намного выше всех остальных женщин, которые жили в его памяти.

Действительно, все говорило о том, что она никогда не останется позади и ни за что не выскочит вперед. Скорее всего, она будет стоять или идти рядом со своим избранником. Его больно ранило то, что он лишен возможности наслаждаться ее обществом. В голове его также прочно утвердилась мысль, что ей будет гораздо лучше, если ее вывести из-под «нежной» опеки отца и устранить «благотворное» влияние брата. У Кристофера промелькнула мысль, что в этом может помочь аукцион. Однако надежды на то, что в результате она не попадет из огня да в полымя, были не слишком уж радужными. Он достаточно насмотрелся на ее женихов, чтобы всех их записать в категорию «полымя». У Кристофера не было сомнений, что некоторые из них приедут на аукцион и будут вовсю торговаться.

Память все время возвращала Кристофера к ее едким словам. Горбун! Весь покрытый шрамами! Калека! Шансы Эриенн заполучить жениха с одной из этих отличительных особенностей были высоки. И в самом деле,

Кристоферу начало казаться, что девушке трудно будет этого избежать.

Мечтания Кристофера были нарушены, когда в парадную дверь таверны шумно ввалилась группа мужчин. В компании была почти дюжина парней. И скоро стало очевидно, что это не первый кабак на их пути, Громче всех звучал резкий хриплый голос. Кристофер повернул голову и обнаружил в центре компании Тимми Сиэрса, который вел себя так, словно он был там вожаком.

— Эй, парни! — проревел он на редкость добродушно. — Выпейте портера, Тимми угощает.

Шумный хор одобрительных восклицаний говорил о том, что все приняли щедрый дар, а мистер Сиэрс хлопнул о стойку увесистым кошельком. Воспрянувший духом хозяин таверны поспешил выставить свои самые большие кружки и заполнить их такой же большой порцией питья. Грубые шутки и тупые остроты на какое-то время затихли. Компания утоляла жажду, шумно вливая пенную влагу в свои глотки. Даже вездесущий Хэггард зарылся в пене носом и жадно глотал портер, который лился через край и стекал вниз по щекам и шее. Когда мучительная жажда была утолена, снова возобновились разговоры.

— А-арх! — Тимми шумно откашлялся. — Даже горькие сорта теряют вкус, если их слишком переохладить. Портер должен иметь температуру окружающего воздуха, тогда можно действительно насладиться его вкусом. — Мудрость Тимми не осталась незамеченной его товарищами, которые в подтверждение его правоты согласно кивали и поддакивали.