Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века - Кеннет Джонсон

Глава первая

Фулканелли: легенда

Среди молодых физиков-атомщиков были такие, кто относился к своей работе как к некоему интеллектуальному упражнению, не имеющему особой ценности и не налагающему никаких обязательств, для других же эти исследования были опытом сродни религиозному.

Теперь, когда мы относительно подробно рассмотрели необычайную жизнь главных известных истории Адептов Искусства, давайте перейдём к удивительной истории нашего современника — алхимика Фулканелли. Разумеется, в свете того, что мы уже знаем о Герметической традиции.

Как и большинство читателей-англичан, я впервые столкнулся с упоминанием имени Фулканелли и весьма интригующими подробностями его жизни в бестселлере Луи Повеля и Жака Бержье «Утро магов», опубликованной на Британских островах в 1963 году. Однако, как указано во введении, сага о Фулканелли уходит в прошлое гораздо дальше.

На самом деле история Фулканелли началась в 1900 — 1920-х годах в узком кругу парижских алхимиков-энтузиастов. Во французской столице того времени обитало несколько исследователей этой науки, работавших в индивидуальном порядке или в группах. Время от времени они встречались в кафе на бульварах и проводили время в беседах, как это всегда делали учёные мужи Парижа. И в этих беседах, посвящённых оккультизму, алхимии, розенкрейцерам и другим смежным вопросам, стало часто фигурировать имя Фулканелли. Упоминания этого блестящего практика, без пяти минут Адепта, подняли среди немногих причастных к теме необычайную волну любопытства. Исходили эти упоминания в основном от остроумного, эксцентричного, красноречивого, но почти нищего художника и иллюстратора Жана-Жюльена Шампаня и его небольшой компании. В рассматриваемый период Шампаню было сорок или чуть больше, и он, несомненно, казался молодёжи, с которой по большей части общался, ходячим анахронизмом. Он имел обыкновение носить старомодные одеяния, длинные вопреки моде волосы и изъяснялся зачастую тёмно и загадочно. Он был состарившимся представителем богемы, персонажем, достойным пера Мопассана, но за весельем, мерцавшим в его тёмно-синих глазах, таилась неизмеримая глубина; он говорил и действовал как человек, который что-то знает.

Несмотря на добродушие и любовь к беседе — причём он умел как говорить, так и слушать, — между Шампанем и теми, кто не принадлежал непосредственно к его кругу, всегда лежала незримая, но непреодолимая преграда. Он пил много перно и абсента, что, несомненно, способствовало его неприступности. Однако всё это не мешало ему быть хвастуном и время от времени ронять намёки, что ему-де известны тайны алхимии.

Окружение его менялось весьма незначительно. В нём постоянно присутствовал Эжен Канселье — хрупкий, впечатлительный молодой человек лет двадцати. Ещё одним был Гастон Саваж, многообещающий молодой химик примерно того же возраста, что и Канселье. Можно также упомянуть Жюля Буше, хотя, как мы увидим позднее, его присутствие в окружении Шампаня можно поставить под вопрос. Двадцатилетний Буше питал интерес к оккультизму и проводил долгие часы в книжном магазине, специализировавшемся по метафизическим проблемам и расположенном неподалёку от Люксембурга на рю Де-Ренн, что соединяет бульвар Сен-Жермен с бульваром Монпарнас.

Пьер Дижоль и его жена, которым принадлежал магазинчик, были очень милыми, приветливыми и разговорчивыми людьми, которые жили, казалось, не столько своим бизнесом, сколько теми пылкими и страстными дискуссиями, что разгорались между молодыми оккультистами, увлечёнными своим предметом. Дижоль, и сам писавший на какие-то весьма таинственные темы, завёл особый каталог, которым разрешал пользоваться отдельным избранным покупателям. Это была хорошо разработанная система с тысячами перекрёстных ссылок и справочных материалов по практически всем разделам оккультизма.

Иногда Шампаня и его приятелей можно было встретить в самых больших библиотеках Парижа роющимися в редких древних томах и манускриптах или ведущими тихие беседы, сблизив головы, в окружении раскрытых на пюпитрах книг. Они бывали в Национальной библиотеке, в Арсенале, в библиотеках Мазарини и Святой Женевьевы.

Дискуссии в магазинчике Дижоля нередко продолжались и после закрытия. Немногие избранные за вином и кофе продолжали спорить о магии, астральных путешествиях, мистицизме, каббале и алхимии. Существовали также и регулярные еженедельные собрания в скромном жилище Жана-Жюльена Шампаня на шестом этаже полуразрушенного доходного дома номер 59-бис на рю Де-Рошешуар в квартале Бютт-Монмартр. Именно от членов этой узкой группки люди посторонние время от времени и слышали слово «Учитель» и имя Фулканелли. Намекали, что это был немолодой, богатый, невероятно мудрый и в целом совершенно особенный человек благородного или даже аристократического происхождения. Это был истинный «Философ Огня», опытный алхимик-практик, вполне способный совершить Великое Делание или уже сделавший это.

Кто же он такой? Видел ли его кто-нибудь своими глазами? Существует ли он на самом деле?

Шампань и его друзья только улыбались загадочно и знающе или вскользь роняли замечания о том, что ещё сказал или сделал «Учитель». Мало кто встречался с ним. Но он, разумеется, существует. У него даже есть визитная карточка, которую они видели. На ней красовалась подпись «Фулканелли», выведенная красивым, величавым почерком. То был, несомненно, почерк человека культурного и обладающего благородным происхождением.

Потом, в 1926 году, слухи стали реальностью. Той осенью Жан Шемит (45, рю Лафит, квартал Оперы) опубликовал «Тайну соборов». Это было роскошное издание, тираж которого ограничивался всего лишь тремястами экземпляров. Подзаголовок гласил: Эзотерическая интерпретация Герметических символов Великого Делания. Предисловие было подписано Эженом Канселье и датировалось октябрём 1926 года.

В книге было тридцать шесть иллюстраций — две из них цветные, — выполненных художником Шампанем. Автором основного текста выступил лично Фулканелли.

Итак… он существовал. Кто-то, по крайней мере, точно существовал. Кто-то, достаточно эрудированный и образованный, чтобы написать изящный и странно захватывающий труд, претендующий интерпретировать скрытую символику главных готических церквей и соборов Европы как сложнейшее и тщательно зашифрованное алхимическое знание. Однако вопрос оставался открытым: кто такой Фулканелли, где его искать?

Предисловие содержало некоторые ключи. Эжен Канселье, которому во время создания книги было всего двадцать шесть лет, писал:

«Для ученика представлять труд Учителя — тяжёлое и неблагодарное занятие. Посему в мои намерения не входит ни разбирать „Тайну соборов“, ни выявлять её содержательность и глубину…

Автора „Тайны соборов“ давно уже нет с нами. Человек покинул этот мир. Сохранилась лишь память о нём. Скорбя о его столь раннем — увы! — уходе, я с болью в сердце воссоздаю образ своего высокомудрого и трудолюбивого Учителя, которому обязан всем. Его многочисленные друзья, неведомые братья, ожидавшие от него возвращения таинственного Verbum dimissum,[168] разделят мою скорбь».[169]

Но что же всё это означало? «Уже нет среди нас… исчез… скорбь… оплакивая его потерю»? Намекал ли Канселье на то, что великий Учитель уже мёртв? Разумеется, нет.

Далее Канселье весьма предусмотрительно продолжает:

«Мог ли он, достигнув вершины знания, отвергнуть предначертания судьбы? Нет пророка в своём отечестве. Это древнее изречение объясняет, возможно, тайную причину волнения, которое искра Откровения привносит в одинокую, заполненную трудами жизнь Философа. В Божественном огне ветхий человек сгорает полностью. Имя, семья, родина, иллюзии, ошибки, проявления тщеславия — всё рассыпается в прах. И подобно Фениксу поэтов, из пепла восстаёт новая личность. Так, во всяком случае, утверждает философская Традиция.

Мой Учитель знал это. Он исчез, когда пробил судьбоносный час, когда был получен Знак. Кто осмелится поставить себя над Законом? Что до меня, то, невзирая на тоску мучительного, но неизбежного расставания, я буду вести себя не иначе, чем если бы праздновал знаменательное событие — освобождение Адепта от уз этого мира и от обязательств перед ним.

Фулканелли ушёл от нас. Однако мысль его, напряжённая и живая, навсегда замкнута, как в святилище, в сии страницы, и в этом наше утешение».

Оккультное братство, которое в мгновение ока смело с прилавков все триста экземпляров книги, судя по всему, сделало свой выбор. Оно могло принять на веру, что Фулканелли был подлинным Адептом и, достигнув высшего уровня духовного просветления путём создания Философского камня, претерпел мистическое преображение — иными словами, поднялся на более высокий план бытия, нежели наш, физический и обыденный. Или же могло посчитать, что он просто предпочёл исчезнуть с глаз общества и удалиться в добровольное уединение, возможно, чтобы сжиться с теми великими внутренними переменами, которые он испытал. Альтернатива была только одна: полагать, что вся эта история была сплошной мистификацией — блестящей и изящно исполненной коварным и изобретательным Жаном-Жюльеном Шампанем.