Левая рука тьмы - Урсула Ле Гуин

— Мистер Ай, не выслушаете ли вы меня?

Он удивленно оглянулся, узнав меня, забеспокоился, потом спросил:

— Что хорошего в этом, мистер Харт? Вы знаете, что я не могу полагаться на ваши слова после Эрхенранга.

Искренне, но и благородно. Он знал, что я хочу предложить ему совет, а не просить его о чем-нибудь, и заговорил, чтобы спасти мою гордость.

Я сказал.

— Это Мишпори, а не Эрхенранг. Но опасность та же самая. Вы не сможете убедить сотрапезников объявить по радио, а они не могут уговорить вас вызвать корабль. Вы в большой опасности, мистер Ай, и опасность станет меньше, если вы вызовете корабль.

— Дебаты сотрапезников, касающиеся моей миссии, хранятся в тайне. Откуда вы об этом знаете, мистер Харт?

— Дело моей жизни — знать.

— Но это не ваше дело. Это дело сотрапезников Оргорейна.

— Я говорю, вашей жизни угрожает опасность, мистер Ай.

Он ничего не ответил, и я ушел.

Мне следовало поговорить с ним раньше, сейчас слишком поздно. Страх победит его миссию и мою надежду. У орготов не хватит разума увидеть действительно великое и нужное. Они смотрят на человека из другого мира и видят… что? Шпион из Кархида, подобный им самим.

Если он немедленно не вызовет корабль, будет слишком поздно, может быть, уже поздно.

Эго моя ьина. Я все делал неверно.

12

Меше есть центр времени. Прозрение его наступило тогда, когда он прожил на земле тридцать лет, после этого он прожил на земле еще тридцать лет, так что момент прозрения пришелся на центр его жизни. И все века до прозрения длились столько же, сколько будут длиться после прозрения, которое совпадает с центром времени. И в Центре нет ни прошлого времени, ни будущего. В нем все прошедшее и все будущее, все, чего не было, и все, что было.

Ничто не остается невидимым.

Бедняк из Шени пришел к Меше, жалуясь, что у него нет пищи для ребенка его плоти и нет зерна для посева, потому что дожди сгноили его урожай. И весь народ очага умирает с голоду. Меше сказал:

— Выкопай яму на каменистом поле в Туеррене и найдешь там клад из серебра и драгоценных камней. Я вижу короля, закапывающего клад десять тысяч лет назад, когда соседний король совершил на него нападение.

Бедняк из Шени копал в моренах Туеррена и там, где указал Меше, нашел клад древних драгоценностей и, увидев его, закричал от радости. Но стоявший рядом Меше заплакал и сказал:

— Я вижу человека, убивающего своего товарища по очагу из-за этих камней. Это будет через десять тысяч лет, и кости убитого будут лежать там, где лежит сокровище. О, человек из Шени, я знаю, где и твоя могила. Я вижу тебя в ней.

Жизнь человека находится в центре Времени, в момент прозрения Меше, в его глазах. Мы — зрачки его глаз. Наши деяния есть его Прозрение, наше Бытие — его знание.

Дерево Хеммена в сердце Эрненского леса длиной и шириной в сто миль было старым и росло долго. У него было сто ветвей, и на каждой ветви по тысяче прутьев, а на каждом прутике по сто листьев. И дерево сказало:

— Все мои листья видны, кроме одного, который скрывается в тени других. И этот лист я храню в тайне. Кто увидит его во тьме моих листьев? Кто сочтет их число?

Меше, проходя по Эрненскому лесу в своих скитаниях, сорвал с дерева этот лист.

Осенью идут дожди, и шли, и будут идти.

Меше видит каждую каплю, которая падала, падает и будет падать.

Отвечая на вопрос лорда Шорта в момент прозрения, Меше увидел все небо, как будто это было одно солнце. Над землей и под землей все было ярко, как солнечная поверхность, и не было тьмы. Он увидел то, что есть, и то, что было, и то, что будет.

Улетающие звезды, которые забирают с собой свой свет, все были в его глазах и весь их свет сиял в один момент (Жанндара).

Тьма была лишь в глазах смертных.[1]

Они думают, что видят ее, хотя на самом деле не видят ничего. Во взоре Меше тьмы нет.

Поэтому те, кто призывает тьму — глупцы и выплюнуты изо рта Меше, потому что они называют Истоком и Концом то, чего не существует.

Нет ни источника, ни конца, потому что все находится в центре времени. Как звезды могут отразиться в круглой дождевой капле, падающей в ночи, так и капля отражает все звезды. Нет ни тьмы, ни смерти, все существует в момент прозрения, и начало и конец всего — одно и то же.

Один центр, одно прозрение, один закон и один свет. Смотрите в глаза Меше!

13

Встревоженный неожиданным появлением Эстравена, его знакомством с моими делами и яростной убежденностью его предупреждения, я нанял такси и отправился прямо к острову Оболе, собираясь спросить сотрапезника, откуда Эстравен знает так много, почему он внезапно выскочил откуда-то и советует мне сделать именно то, чего не советует Оболе. Сотрапезник отсутствовал, привратник не знал, где он и когда вернется. Я пошел к дому Еджея, но результат оказался не лучше. Шел густой снег. Мой шофер отказался везти меня дальше, чем до дома Шуегиса, так как у него не было подходящих для такого снега шин. Вечером мне не удалось связаться с Оболе, Еджеем или Слове по телефону.

За обедом Шуегис объяснил, что идет йомештский праздник — торжество Святых и Держателей Трона — и все высшие сановники Сотрапезничества должны находиться в храмах.

Он даже достаточно проницательно объяснил поведение Эстравена: человек, когда-то находившийся у власти, теперь цепляется за всякую возможность управлять событиями, цепляется все более отчаянно и безнадежно по мере того, как проходит время и он все более погружается в безвестность. Я согласился, что это объясняет беспокойное, почти истерическое поведение Эстравена. Однако его беспокойство заразило меня. Весь долгий обед я чувствовал нарастающую тревогу.

Шуегис говорил со мной, с многочисленными помощниками и подчиненными, сидевшими за столом. Я никогда не думал, что он так безжалостно разговорчив. Когда обед кончился, было уже слишком поздно, чтобы выходить, и в любом случае все сотрапезники были заняты, как сказал Шуегис, и освободятся не раньше полуночи. Я решил не ужинать и рано отправился спать. Где-то между полночью и рассветом меня разбудили незнакомцы, сообщившие, что я арестован. Вооруженные охранники доставили меня в тюрьму Кундершаден.

Кундершаден — одно из самых древних зданий в Мишпори. Я часто видел его, когда уходил гулять по городу. Это был длинный угрюмый и зловещий дом со множеством башен, стоявший особняком среди бледных корпусов сотрапезнических зданий. Это реальная вещь, то, что обозначается словом «тюрьма».

Охранники, приземистые и крепкие, провели меня по коридорам и оставили в маленькой комнате, очень грязной и ярко освещенной. Через несколько минут прибыла еще одна группа охранников как эскорт человека с худым лицом и властным выражением. Он отпустил всех, кроме двоих. Я спросил его, можно ли мне связаться с сотрапезником Оболе.