Война в тылу врага - Григорий Линьков

Какова же была моя досада, когда я узнал, что бойцы не выполнили моего приказа и взяли все это в Островах, под носом лютого нашего врага — старшего полицейского Булая! Нужно было не только немедленно уходить, но и тщательно замести следы. Обернули корове тряпками копыта, себе подвязали к подошвам дощечки и пошли цепочкой по дорожке, след в след, гоня перед собой корову, в направлении на Ольховый. Отпечатки, которые мы оставляли на дороге, походили на след саней, запряженных лошадью.

Не дойдя до хутора, я свернул по санному следу и, пройдя километра два замерзшим болотом, вывел людей на старую усадьбу Жерносеков, расположенную в дремучем лесу на замечательно красивом, уединенном островке.

Сварили хороший обед, пообедали плотно. Люди начали было укладываться на снегу и засыпать, но мороз был градусов двадцать — отдыхать под открытым небом было рискованно. Я поднял людей, взял в руки лопату, и мы приступили к рытью котлована. Работали с молчаливым ожесточением. Лом и лопаты стучали по ледяному грунту, с сухим шорохом падали комья мерзлой земли, отрывисто и громко дышали люди, пар валил от разгоряченных тел. Отдых я разрешил только на два часа в полночь, когда котлован был готов и обложен деревом. К 14 часам следующего дня землянка была полностью отстроена, и все, кроме часовых, заснули на нарах мертвым сном.

Наши меры предосторожности оказались не напрасными. На другой день после нашего ухода из Красной Луки Булай привел туда гитлеровцев. Они сожгли баню, в которой обнаружили признаки нашей стоянки, и долго рыскали по окрестностям, стараясь отыскать наши следы.

Мы прибыли на свою новую базу «Красный Борок» и благополучно переждали здесь до конца ноября, когда гитлеровцы из Чашниковского и Лепельского районов вновь выехали на восточный фронт, оставив в некоторых деревнях лишь небольшие гарнизоны.

Мы ощущали силу первого контрудара, нанесенного оккупантам на центральном фронте, по поведению противника в его тылу. Это крепило в нас веру и вселяло бодрость. Однако нельзя было и дальше сражаться с противником кустарным способом. Необходимо было связаться с Москвой, получить инструкции, оружие, взрывчатку, и я послал группу бойцов-спортсменов во главе с начальником штаба капитаном Архиповым на переход линии фронта. Как мне ни жалко было расставаться с этим дисциплинированным и прекрасно подготовленным офицером, но задача была исключительно ответственной и весьма трудной. Простреленная нога капитана зажила, а он был до войны рекордсменом лыжного спорта.

Мы подробно договорились о том, как меня капитан должен известить о благополучном переходе линии фронта и какие я должен развести сигналы для встречи самолета.

Пасмурным зимним днем, — кажется, это было первого или второго декабря, — во второй половине дня начался сильный снегопад. Крупные мохнатые белые хлопья затрепыхались в воздухе непроницаемой завесой, Три лыжника один за другим скрылись в снежной мути. Все ли мы сделали для обеспечения их успеха? — думал я. Кажется все. Я отдал капитану последний экземпляр имевшейся у меня стратегической карты. В мешках у лыжников было сало, сухари, даже сахар, который мы перед этим захватили у полициантов. До фронта по прямой триста пятьдесят — четыреста километров. Наши лыжники снабжены всем необходимым на восемнадцать — двадцать дней. Все остальное зависело от капитана и его людей.

Я в эту ночь не спал, продумывая все мельчайшие детали перехода. Мне представлялась линия фронта, сплошная и прерывистая. Передовые заставы, патрули, секреты и дозоры, первые и вторые эшелоны войск. Все ли я рассказал хлопцам? Ведь от выполнения этой задачи зависит, сможем ли мы сделать то, зачем нас партия послала в тыл оккупантов.

Прошло положенное время — капитан не давал о себе знать. Все можно было вообразить и представить, сидя у партизанского костра. Одно трудно укладывалось в мыслях — что никогда-никогда уже не встретишь живыми этих жизнерадостных спортсменов, преданных патриотов своей отчизны.

Спустя двадцать суток после ухода группы мы стали каждую ночь жечь костры, давая условный сигнал ожидаемым самолетам. Но только моторы фашистских бомбовозов урчали в морозном воздухе. Потеряв всякую надежду, я направил через фронт одну за другой еще две группы, но и эти пропали, точно в воду канули. А над нашими кострами неизменно летали только самолеты противника.

В нашем отряде осталась горстка москвичей. Своим заместителем по политической части я назначил Дубова. Этот человек мне был так близок, что с ним я значительно легче переносил и утрату друзей, и страшные холода первой военной зимы.

Москвичи-десантники показали себя на деле, и население, почувствовав, что такие люди не подведут, всюду готово было итти за нами.

В те дни смертью храбрых погибли Федор Волков, Добрынин, Говорков и другие. До последней капли крови отбивался радист Крындин.

Стойкость, упорство отважных десантников поднимали их авторитет среди населения и наводили страх на эсэсовских головорезов.

Наши схватки с врагом совпали с первым сокрушительным ударом по фашистским дивизиям под Москвой. Молодой москвич Захаров словно перекликался с бойцами Красной Армии, громившими врага на подступах к столице.

Этот отважный сын Ленинского комсомола и коммунистической партии знал, что ему осталось жить считанные секунды. Он, полулежа в ледяной воде реки Эссы с простреленными ногами, оставил два патрона, для себя и для дружка Чапая. Он не хотел погибнуть от руки врага. Он уже подводил дуло пистолета к виску… И вот в такой момент человек верил в бессмертие свое и своего народа, бросая врагу и смерти вызов: «Мы победим…».

«Мы» для Николая Захарова была Советская Россия, ее славный патриотический народ.

Такие не умирают, а отдают жизнь и кровь на благо своего и грядущих поколений, Их имена войдут в века, как воплощение доблести и отваги.

В конце октября к нашему отряду присоединился капитан Черкасов Василий Алексеевич, член партии, москвич. В первые дни войны он попал в окружение с небольшой группой бойцов, отбивался до последнего патрона и затем, когда стало темно, скрылся в лесу, сохранив при себе оружие, партбилет, документы. Этот человек производил хорошее впечатление своей откровенностью и прямотой. С такими людьми спокойно чувствуешь себя в бою и меньше зябнешь пол открытым небом.

Тогда же с группой Шлыкова к отряду присоединились младший лейтенант Стрельников и член партии Гоголев. С группой комиссара прибыл мастер среднеазиатской угольной шахты Цыганов Анатолий, чкаловский колхозник Ваня Батурин, работник МВД Александров, москвич Кривошеин и другие.

Так возмещались тяжелые потери нашего отряда. Росло количество, росло и качество сплоченного ядра.

7. В поисках связи

Прошло больше месяца, как мы расстались с комиссаром. Люди, ушедшие с ним, пропали бесследно. Посланные вслед за Библовым и Серпионовым на поиски бойцы также не вернулись. Нужно было отправлять новую, более надежную группу, чтобы разыскать следы товарищей и установить с ними связь. Мой выбор пал на Шлыкова. Задача была ответственной. Ближайшие к нам деревни Холопинического района все еще были заполнены карателями. На дорогах и опушках леса они устраивали засады. Безопасно можно было итти только по топким местам. Расстояние в пятьдесят — семьдесят километров болотом, покрытым тонким льдом, являлось серьезной преградой. А связь восстановить нужно было во что бы то ни стало.

При выполнении этого задания пали смертью храбрых Николай Захаров и Чапай, пропали без вести Библов, Серпионов и еще три товарища. Шлыков попросился на связь сам. Да и кому же другому, как не ему, нужно было добиваться выполнения этой задачи, если в той части отряда был его боевой друг, ставший общим любимцем отряда, Валя Телегин!

С пятью бойцами Шлыков тронулся в путь ранним солнечным ноябрьским утром, когда кроны деревьев и пожелтевшие заросли лесных полянок еще поблескивали серебристым инеем. Друзья-бойцы и командиры, попрощавшись, смотрели вслед уходящим с чувством надежды и опасения. «Вернутся ли эти?» — думали провожающие.

Шлыков прекрасно понимал, что преимущество на стороне противника, сидящего в засадах. Он вел своих людей в полной боевой готовности. Всюду, где можно было ожидать засады, он показывался на тропе или дорожке, на видном месте сворачивал в одну сторону, а скрытно менял направление и обходил подозрительные места там, где враг не ожидал.

Три бойца беспрекословно выполняли все указания Шлыкова, четвертый время от времени вставлял свои замечания, намекая на излишнюю осторожность. Сержант Чупраков прибыл в отряд из числа окружение. Он очень много говорил о своих боевых подвигах в армии, и этим сколотил себе авторитет у доверчивой части товарищей. Шлыков решил проверить геройство этого воина на конкретном деле и взял его с собой. Взял и уже чувствовал, что ошибся, но исправлять ошибку было поздно.