Самый жестокий месяц - Луиз Пенни

«Дерево, дерево, дерево», – безмолвно внушал ему Бовуар. Но гнев прошел, и Сандон оперся о громадный дуб. Потом он обнял дерево, и Бовуар не почувствовал никакого желания насмешничать.

Наконец Сандон снова повернулся к Бовуару, клетчатым рукавом отер лицо от слез и всего остального.

– Извините. Я думал, что уже справился с этим, но, видимо, нет. – Этот громадный человек робко улыбнулся Бовуару, продолжая прижимать к лицу гигантский рукав. Потом он опустил руку. – Я пришел сюда вчера. Здесь я чувствую себя лучше всего. Я прошел к ручью и рыдал там. Весь день. Бедные деревья. Но похоже, они не очень возражали. Они тоже иногда рыдают, когда идет сплошная вырубка леса. Понимаете, они воспринимают ужас других деревьев. Через корневую систему. Они скорбят и рыдают. Вчера рыдал я. Сегодня я плакал. Я думал, что все уже закончилось. Извините.

– Вы любили Мадлен?

– Любил. А вы найдите кого-нибудь, кто бы ее не любил.

– Кто-то все же не любил. Ведь кто-то убил ее.

– Никак не могу в это поверить! Вы точно знаете?

Бовуар ничего не ответил, и Сандон кивнул. Но все же это предположение казалось ему немыслимым.

– Есть средство под названием эфедра. Слышали когда-нибудь о таком?

– Эфедра? – Жиль Сандон задумался. – Вроде не слышал. Но я не хожу по аптекам. У меня магазин натуральных продуктов в Сен-Реми.

– «Ла мезон биоложик». Я знаю. Я был там сегодня. Говорил с Одиль. Она знает?

– Что?

– Что вы любили Мадлен.

– Вероятно. Но она понимала, что это совсем другая любовь. Мадлен из тех людей, которыми восхищаются на расстоянии. Я даже и помыслить не мог о том, чтобы к ней подойти. Вы только посмотрите на меня.

Бовуар посмотрел и понял, что имеет в виду Сандон. Громадный, грязный человек, который чувствует себя как дома в лесной чаще. Не многим женщинам понравится такое. Но вот Одиль он понравился, и Бовуар достаточно хорошо знал женщин и, безусловно, гораздо лучше разбирался в убийствах, а потому видел здесь наличие мотива.

Рут Зардо плелась по дорожке от своего крошечного дома, больше похожего на стенной шкаф, к проходу в стене из сухой каменной кладки, окружающей деревенский луг. Гамаш и Жанна смотрели на нее. С другой стороны луга за ней наблюдали Робер Лемье, Мирна и месье Беливо. Несколько человек остановились на полпути, чтобы взглянуть на Рут.

Все глаза были устремлены на старую женщину, которая прихрамывала и покрякивала.

Рут шла с непокрытой головой, ветерок чуть шевелил ее коротко подстриженные волосы. Вдруг она повернулась, посмотрела на землю позади себя и остановилась. Потом она сделала нечто такое, чего Гамаш никогда не замечал за ней раньше: она улыбнулась. Простой, легкой улыбкой. И похромала дальше.

Она вошла через проход в стене, двигаясь медленно, дюйм за дюймом. А следом за ней двигалось кряканье. Две крохотные пушистые птички.

– Вот она – ведьма, – сказала Жанна.

– Рут Зардо, – рассмеялся Гамаш и подумал, что в этой деревне многие согласятся с Жанной.

Жанна ошеломленно посмотрела на него:

– Рут Зардо? Поэтесса? Это Рут Зардо? Та самая, которая написала:

Я не почувствовала, как прицельное словопулей вошло в мое тело.Я не почувствовала, как разорванная плотьсомкнулась над ним,словно вода над брошенным камнем[48].

Эта самая Рут Зардо?

Гамаш улыбнулся и кивнул. Жанна процитировала одно из его любимых стихотворений Рут – «Полуповешенная Мэри».

– Ох ты… – Жанна почти дрожала. – Я думала, она уже умерла.

– Частично, – сказал Гамаш. – Кажется, она делает это поэтапно.

– В моем кругу она настоящая легенда.

– В кругу колдуний?

– Рут Зардо… Это стихотворение, «Полуповешенная Мэри», оно о реальной женщине – Мэри Уэбстер. Они решили, что она ведьма, и повесили ее на дереве. Это было во времена охоты на ведьм. Конец семнадцатого века.

– Здесь? – спросил Гамаш.

Он изучал квебекскую историю, и хотя в ней случалось немало жестоких событий, ни одно из них не достигало жестокости охоты на ведьм.

– Нет. В Массачусетсе.

Жанна по-прежнему смотрела на Рут, впрочем и все остальные тоже. Рут прошла приблизительно фут по деревенскому лугу; птенцы, шедшие за нею, махали крохотными, словно рудиментарными, крыльями и переваливались на перепончатых лапках.

– Удивительная женщина, – сказала Жанна, словно завороженная.

– Рут или Мэри?

– Вообще-то, обе. Вы читали ее стихи?

Гамаш кивнул:

Меня повесили за то, что я жила одна,за то, что я голубоглазая и загорелая,за юбки драные, нехватку пуговиц,за мою ферму, всю в сорняках,за средство против бородавок надежное.

– Оно самое, – сказала Жанна, провожая Рут глазами; так утренний свет следует за солнцем. —

Я вверх взлетаю, словно падалица наоборот,почерневшее яблоко, застрявшее в ветвях дерева.

Невероятно! И все же, – Жанна наконец оторвала глаза от Рут и медленно описала полный круг обратно, – я могу поверить в такое относительно этой деревни. Куда еще отправляются люди в поисках безопасности? Чтобы быть подальше от тех мест, где людей сжигают на кострах.

– Вы поэтому приехали сюда?

– Я приехала, потому что устала, переутомилась. Занятно. Переутомленная ведьма.

Она рассмеялась, и они оба направились к маленькой, обитой вагонкой церквушке на склоне холма.

– Тем не менее вы согласились провести спиритический сеанс.

– Это профессиональное. Трудно сказать «нет».

– Профессиональное или женское? Не только целителям трудно говорить «нет».

– Это верно, мне всегда было нелегко отказывать людям, – сказала Жанна.

Они добрались до Святого Томаса и поднялись на небольшое крыльцо по шести деревянным ступенькам. Гамаш открыл большую деревянную дверь, но Жанна не стала входить. Она повернулась и посмотрела на Рут, потом перевела взгляд на три громадные сосны, растущие на деревенском лугу.

– Это что, совпадение? Деревня называется Три Сосны и на ее лугу растут три сосны?

– Нет, эта деревня была создана лоялистами, которые бежали из Штатов во время войны с Британией. В те времена здесь был сплошной лес. Да и до сих пор здесь вокруг сплошные леса. – Гамаш подошел к ней, и теперь они стояли бок о бок и смотрели на деревню и глухую чащу за ней. – Лоялисты не могли знать, добрались они до безопасного места или нет. И поэтому был придуман специальный код. Три сосны на полянке означали, что они уже в безопасности – за границей Штатов.

– Они были в безопасности, – сказала Жанна и вздохнула с облегчением. – Господи Боже, спасибо Тебе, – прошептала она.

Гамаш стоял на ласковом золотистом солнце и ждал, когда Жанна будет готова войти внутрь.

– Мы образовали круг, и эта ведьма принялась рассыпать соль, – рассказывал Жиль.

Они с Бовуаром сидели на камнях у полноводного ручья. Бовуар слушал и кидал камешки в воду. Сандон смотрел на ручей, чья поверхность была покрыта танцующими серебряными блестками там, где солнечные лучи улавливали движение.

– Мне нужно было сразу уйти, но… я не знаю… мы все словно были заколдованы. Я думаю, это было похоже на истерию. Я слышал, как в темноте движутся какие-то существа. Все это сильно пугало.

Бовуар украдкой бросил взгляд на Сандона, но тот, казалось, был ничуть не смущен своим признанием.

– Потом она стала вызывать духов, говорила, что слышит их. И я их тоже слышал. Это было ужасно. Она зажгла свечи, но от этого почему-то стало еще темнее. А после раздалось какое-то шарканье. Там что-то появилось, я знаю. Эта ведьма вызвала какого-то мертвеца. Даже я понимаю, что это ошибка.

– И что случилось?

Сандон тяжело дышал, вернувшись в ту нехорошую комнату, снова окруженный темнотой и ужасом. И еще кое-чем.

– Она слышала приближение чего-то. Потом хлопнула в ладоши. Я думал, что вот-вот умру. Послышалось два крика. А может, и больше. Страшные звуки. Затем удар. Я чуть не ослеп от ужаса, но я видел, как Мадлен упала. Поначалу я даже шевельнуться боялся, но Клара бросилась к ней, а следом и Мирна. Когда я снова смог двигаться, вокруг Мадлен уже стояло несколько человек.

– Включая и месье Беливо?

– Нет, его там не было. Я подоспел раньше месье Беливо. Я решил, что он упал в обморок. Если откровенно, то я был рад, что не оказался на ее месте. Потом мы перевернули ее.

– Я не могла этому поверить, – сказала Жанна, вспоминая лицо, от которого вот уже два дня старалась убежать. – Мы пытались прощупать у нее пульс, сделать искусственное дыхание, но это было невозможно – она вся окоченела. Она словно обездвижела, жизнь в один миг оставила ее. Вы назвали какое-то средство…