Но кому уподоблю род сей? - Евгений Поляков

Раз уж мы заговорили о свободе, то надо отметить, что и себя Павел почитает не свободным, но узником. И, если бы он говорил о своей абсолютной свободе, то не сказал бы: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает...» (1 Кор 10:23), — ибо свободный, познавший истину, не нуждается в назидании: «не будут учить друг друга, брат брата,.. ибо все сами будут знать Меня.» (Иер 31:34). Потому сей стих надо понимать так: Берегитесь, чтобы вам, обладающим таким разумением, не ввести в соблазн тех, кто по несовершенству своему подумает иначе.

10. Ибо, если несовершенный застанет тебя — совершенного в познании, исследующим ложное, то он может, соблазнившись, решить, что именно сие небожественное ведет к совершенству.

11. А для несовершенного сие знание может быть гибельным. Оно может привести к оставлению Бога и повороту к идолам.

12. Обращение от Бога к идолам сделает недейственной и жертву Христа, Который умер и за него тоже, и тем самым ты будешь повинен в гибели немощного брата, согрешая таким образом против Христа.

13. Посему не буду изучать непонятных и сложных учений, дабы сие не послужило гибели того, кто куплен такой дорогой ценой. Последние два стиха переводят речь Павла в область сотерологии, учения о спасении. Однако на настоящем этапе мы не можем касаться этой сложнейшей темы.

Можно было бы удовлетвориться тем, в какой мере завершено не истолкование даже, но просто перевод этого фрагмента с языка символов, однако обратим внимание, что, начиная с девятого стиха, мысль Павла делает ответвление, заметное тому, кто продолжает чтение того же послания. И с сего места читатель может перейти к десятой главе без какого бы то ни было нарушения последовательности повествования:

«Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных.» (1 Кор 8:9). «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает...» (1 Кор 10:23). И далее:

25 Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести; 26 ибо Господня земля, и что наполняет ее. 27 Если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти, то все, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести. 28 Но если кто скажет вам: это идоложертвенное, — то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести. Ибо Господня земля, и что наполняет ее. 29 Совесть же разумею не свою, а другого: ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью?

Двадцать третий стих десятой главы по сути разобран нами в комментарии к девятому стиху восьмой главы, поэтому мы начинаем двадцать пятым стихом.

25. У читателя может сложиться впечатление, что Павел попросту противоречит сам себе, ибо здесь он призывает есть все без исследования, в то время как в другом послании он учит: «Все испытывайте, хорошего держитесь.» (1 Фес 5:21). Притом, однако, что под пищей, продаваемой на торгу, понимается всякое без разбора знание, становится понятно, что не требуется по слову послания к Коринфянам исследовать пищу на идоложертвенность, хотя бы из опасения случайно осудить что-либо достойное; но, уже потребив сие знание, нужно переварить сию пищу, испытать согласно послания к Фессалоникийцам, отвергнув, или, если хотите, извергнув вон худое и держась хорошего.

26. С первого взгляда может показаться, что эта фраза — или прописная до банальности истина, или просто излишнее загромождение повествования, однако она не напрасно повторена в столь коротком фрагменте дважды. Ответ, накрепко привязывающий сию мысль к теме идоложертвенного, заключен в послании к Титу: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, ибо осквернены и ум их и совесть.» (Тит 1:15). Дозволительно ли христианину изучать нечто, подобное тантре? Конечно, если он понимает, что она есть пища ложных богов. Да ведь и из тантры знающий, что «для чистых все чисто», сможет извлечь хоть какую-то крупицу пользы. Другое дело, когда человек, изучающий подобные учения одержим идеей, что они спасут его, возведя на некоторую более высокую ступень сознания. Такой человек вкушает сию пищу именно «как жертвы идольские», а конец его тот же, что и у гостя без брачных одежд.

Мы можем пояснить и то, почему оскверняются одежды при вкушении идоложертвенного как жертв идольских. Ведь те состояния, которых стремятся достичь последователи разных ложных учений, быть может, и влияют на уровень воображения. Но каким образом повышают они меру познания добра и зла? Да никаким! Хорошо еще, если они не понижают ступень познания добра и зла - не пятнают одежд. А какой уж брачный пир в запятнанных одеждах, с оскверненной совестью?!

Завершая комментарий этого стиха, заметим — мысль о том, что «для чистых все чисто» особенно полезна в разумении слов: «Господня земля, и что наполняет ее». А то, что «для оскверненных и неверных нет ничего чистого», более относится к последующим из ныне анализируемых стихов.

29 Здесь Павел поясняет истинную причину отвержения идоложертвенного: для чего моей свободе (не пред Богом, но в глазах тех, кто берется судить, хотя сие и заповедано) быть судимой (то есть хулимой) чужой совестью? — «Да не хулится ваше доброе.» (Рим 14:16).

В заключение нашего исследования нечистой пищи, мы можем отметить, что все вышесказанное совершенным образом согласуется со следующим фрагментом Иисуса Сирахова: «Не все полезно для всех, и не всякая душа ко всему расположена. Не пресыщайся сластью, и не бросайся на разные снеди; ибо от многоядения бывает болезнь, и пресыщение доводит до холеры; от пресыщения многие умерли, а воздержный прибавит себе жизни.» (Сир 37:31-34), а также с Павловым изречением, которое является по сути тем же, о чем говорили мы, но в незашифрованном виде: «Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь, ибо хорошо благодатью укреплять сердца, а не [идоложертвенными] яствами, от которых не получили пользы занимающиеся ими.» (Евр 13:9). Некто может быть спросит, зачем было писать столько слов, если вывод и без того сформулирован Павлом в последней фразе. Но, дорогой читатель, ведь наше исследование открыло и много такого, что прямо не сказано, последние же слова Павла послужили как бы проверке того, что мы на верном пути.

Наше исследование нечистой пищи и, в первую очередь, идоложертвенного могло оставить у читателя чувство некоей незавершенности. Мы и сами видим это. Причиной такого итога является то, что мы рассматривали вышеприведенные отрывки чисто умозрительно, не приведя практически ни одного ясного примера, если не считать вскользь брошенного намека на тантру. Дело в том, что если бы мы стали такие примеры приводить, у нас не осталось бы иной возможности, кроме как осудить нечто голословно, а сие явно противоречило бы проповеди о запрете на осуждение. Поэтому мы предпочитаем оставить наш рассказ таким, как он есть, а на более поздних этапах наших исследований приведем примеры идоложертвенного в церковной истории, дабы не судить, но, основываясь на Писании, обличить их. Ведь обличения, как помнит читатель, ждут впереди.

Пролив некоторый свет на тот аспект веры, который по Павлу заключается в уверенности в невидимом, мы в сем свете должны осмыслить и оставшийся аспект Павлова определения, того, что вера есть осуществление ожидаемого. Тут же мы должны заметить, что ожидаемое может заключаться в проявлениях Невидимого Единого, но точно так же сие ожидание может быть связано и с воображаемой бедой, связываемой с перебежавшей дорогу черной кошкой или составленным астрологом-недоучкой гороскопом. Все это, включая наибольшие несчастья, может стать осуществленным ожидаемым, если сие подкреплено верой. Разве не иначе воспримем мы теперь слова «по вере вашей да будет вам» (Мф9:29)?

И что может познать человек такою верою, которая заключается в ожидании невзгод от черной кошки или от дурного сна? Да это, вообще говоря, и верой-то назвать нельзя, и даже связывание сего нечто с идоложертвенным делает ему слишком много чести. Мы и не будем более уделять внимание подобной «вере» и разбирать связанные с этим случаи, ибо это собственно и не вера вовсе, а суеверие, то есть то, что неотъемлемой частью своей имеет суету, хотя и такого рода ожидаемое может осуществиться и иметь далеко идущие последствия. Относительно подобных вещей, уже в силу упомянутой их характеристики, у человека не должно быть никаких иллюзий или самообмана.

Насколько же менее безобидной в смысле самообмана становится ситуация, если человек даже из лучших побуждении, не говоря уже о злом умысле, приписывает Высшему несвойственную Ему атрибутику. Тем самым человек искажает истинность веры и ожидает уже не того, что может и хочет дать ему Тот Невидимый, которому эта атрибутика приписана, и не того, что этому человеку истинно нужно.

Для более ясного понимания того, о чем мы хотим сказать, мы можем предложить читателю поставить рядом определение веры по Павлу, где говорится об осуществляемом ожидаемом и уверенности в невидимом и уже приведенные нами как-то раз слова, которые связывает с верой Тертуллиан: «Верую, ибо абсурдно.» Об осуществлении какого ожидаемого можно говорить, если то, с чем связана вера, абсурдно? Как можно быть уверенным в невидимом, если в этом невидимом есть хоть доля абсурда? Что можно познать абсурдной верой? О какой благодати, связываемой с такой верой можно говорить? И истинна ли такая вера или суетна?