Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— Так и не увидел ее лица, — он встряхнул белокурой головой.

— А вы все не седеете, Михайло Данилович. Как матушка, — сказала женщина.

— Зато у меня морщины, — он повернулся и увидел Мэри, что стояла, держа на руках дочь.

— У меня тоже, — женщина подняла голову и он улыбнулся: «Да вы, Марья Петровна, какой были семь лет назад — такой и остались».

— У меня разное ведь было, Михайло Данилович, — она вздохнула. «Сыночек мой умер, там, в Джеймстауне, годовалым…

— Я знаю, — он, на мгновение, коснулся маленькой руки. «Дэниел мой туда поехал, он ведь женился на Машеньке, дочери Матвея Федоровича, они будут за могилой ухаживать, так что не волнуйтесь. А Генри, — Волк кивнул на крест, — что с ним случилось?

— На охоте ушел во льды, один, и в полынью упал, — жесткие, резкие морщины залегли по углам тонких губ. «Я ему говорила, просила его…, - Мэри вздохнула, — у него ведь половины ноги не было, Михайло Данилович, протез мы ему сделали. Хотел доказать, что сам может охотиться, и вот…, - она не закончила, и, взглянув в сторону лагеря, сказала: «Пора мне, припасы, что вы привезли, порох, оружие — все описать надо. А потом за стол, у нас отличная оленина, вы такой нигде не попробуете, и рыба соленая».

— Как в Сибири, — подумал Волк, и попросил: «Вы мне Марфу Федоровну-то маленькую оставьте, Марья Петровна, как проснется — я вам сразу ее принесу. А мы пока с ней погуляем, тут, на солнышке.

— Марфа Федоровна, — женщина улыбнулась, и, передав Волку девочку, озабоченно сказала:

«Вы же, наверное, забыли, Михайло Данилович, как с младенцами обращаться…»

— Ничего я не забыл, — Волк устроил ребенка в руках и вспомнил каштановую голову сына у себя на плече. «Крестик, я смотрю, — он покачал девочку, — вы ей свой надели. То есть матушки вашей».

— Да, — Мэри посмотрела на него и спросила: «А моего батюшки крестик — у вас все еще, Михайло Данилович?».

— У моего сына, — он чуть покраснел, и, погладив белокурую бороду, велел: «Ну, идите, вон, вас зовут уже, капитан Гудзон».

Она легко сбежала вниз, в распадок, и Волк хмыкнул, глядя на спокойно спящую девочку:

«Петр Михайлович-то у нас есть уже, вот видишь, как вышло, дорогая Марфа Федоровна».

Дитя зевнуло, и, посопев, прижалось к его руке. Волк посмотрел на ясную, покрытую льдинами, воду залива и услышал сзади чье-то тяжелое, взволнованное дыхание.

Мэри сняла оленину с костра, и, разложив по оловянным тарелкам, сказала, облизывая пальцы:

— Когда нас высадили в шлюпку, я заставила этих мерзавцев, под угрозой пистолета, снабдить нас всем необходимым».

Николас принял мясо и вздохнул: «К сожалению, их не повесили. Правда, из тринадцати до Плимута добралось только восемь — цинга».

Мэри усадила дочь удобнее, и, дав ей кусочек сырой оленины, усмехнулась: «Ну, у меня как тем годом цинги не было, так и этим не будет. Ворвань и маттак помогают — ну, ты знаешь, кожа китов. А что их не повесили, — Мэри посмотрела на Марту и рассмеялась — та, причмокивая, сосала мясо, — так это понятно, они, хоть и не знали навигации, но сюда мало кто забирался до нас, воды-то далекие. Ну где там все? — она нахмурилась и выглянула наружу.

Волк и Джон Гудзон стояли у большого очага, и Мэри увидела ласковую улыбку на лице мужчины. Он положил руку на плечо юноше и что-то ему шепнул. Джон кивнул головой, и посмотрев на английский флаг, указал в сторону палаток.

— А, — сказала Мэри, — вон и твоя жена с Энни идут, они, наверное, колыбель делали.

— Наверное, — услышала она сзади хмурый голос. Николас проследил глазами за Констанцей, и, сжав зубы, положив руку на эфес шпаги, встряхнул головой. «А Белла вышла замуж за брата Констанцы, Джона», — добавил он.

— Ну, наконец-то! — Мэри облегченно перекрестилась. «Она хорошая девочка, повезло Джону, да и ей тоже. Я же еще его отца помню, старого герцога, это он меня и Полли на работу, — женщина рассмеялась, — нанимал. Такого человека, как он — еще поискать было. А у сестрички моей уже трое детей, ну, да я всегда знала, — Мэри покачала засыпающую дочь, — что у них с Кеннетом все сложится. А что с Теодором и Лизой, слышно что-нибудь?

— Нет, — коротко ответил Николас, все, не отводя взгляда от Констанцы — она, подняв голову, слушала Волка, и вдруг весело рассмеялась.

— Господи, бедная матушка, — Мэри аккуратно устроила дочь среди шкур, на возвышении, — она Теодора не видела с тех пор, как мы из Углича бежали. Письма, конечно, ну да что письма, — она помолчала и вдруг улыбнулась: «А у Питера двойня, он хороший отец, это всегда понятно было. И муж тоже. Николас, ты что?

— Ничего, — буркнул он, сжав пальцами клинок. «Нам надо еще посидеть, поговорить о торговле с местными, ну, да Майкл, — губы Николаса чуть искривились, — тебе все расскажет.

Тут будет фактория новой компании, завтра разгрузим дерево из моих трюмов и начнем строить.

— Майкл хороший плотник, — безмятежно отозвалась Мэри, отрезая еще себе мяса. «И мистер Браун тоже, он у нас плотником на «Открытии» был. Так что все сделаем, его Величество будет доволен. Николас, да ты меня слушаешь?

— Слушаю, — он заставил себя снять руку с оружия. Констанца просунула голову в палатку и шепотом сказала: «Пойдемте, поедим на воздухе, раз тут маленькая спит».

Николас посмотрел на рыжие косы, что спускались на меховой воротник — Констанца шла впереди него, о чем-то говоря с Мэри, и, вдруг, повернувшись, пробормотав что-то — спустился к берегу моря.

— Да что это с ним? — удивилась Мэри, глядя вслед капитану.

Констанца сжала губы, и, ничего не ответив, потянула ее вперед. Только когда они уже подошли к очагу, женщина обернулась — Николас стоял, глядя на стройный силуэт «Ворона», поглаживая по спине Тунерка, а потом, свистнув ему, пошел куда-то вдаль — на запад, туда, где в залив впадала еле видная с холма, широкая река.

Джон Гудзон уселся рядом с Энни, и едва слышно сказал: «Все, вот сейчас пообедаем и пойдем к твоей маме».

— Джон! — ахнула девушка, покраснев, искоса взглянув в сторону взрослых, что сидя на расстеленной у очага оленьей шкуре, о чем-то тихо говорили.

Юноша на мгновение коснулся ее руки и улыбнулся: «Все будет хорошо, Энни. Просто не надо бояться. Мэри очень хорошая, она поймет, ты же сама знаешь».

Энни подперла подбородок кулаком и вдруг покраснела еще сильнее. «Можно будет уехать туда, в Нортумберленд, в усадьбу, — подумала девушка. «Джон будет ходить в море, а я — растить детей. Господи, неужели все так и случится? И мы всегда, до самой смерти проживем вместе?»

— До самой смерти, — услышала она тихий голос Джона и, подняв серые глаза, серьезно проговорила: «Хорошо, да. Я готова».