Боец 3. Лихие 90-е - Валерий Александрович Гуров

Но я иллюзий не питал, зная, что в любой миг показное дружелюбие может обернуться волчьей схваткой не на жизнь, а на смерть… Они прошли, а вскоре появился и Михалыч, подчеркнуто затрапезный, всем видом утверждавший принципы вора старой формации.

— Здорово, братва! — и каждый из нас был удостоен его не по-стариковски крепкого рукопожатия. — Ну что, нас ждут? Идем!

И мы пошли в зал.

Огромный стол в виде буквы П был покрыт белоснежными скатертями и роскошно сервирован винами, графинами с коньяком и водкой, закусками, фруктами… Народ в меру спокойно рассаживался, а места во главе стола, то есть, за верхней перекладиной буквы П, уже оккупировали Кривой с Кареном — типа они тут козырные тузы, а все прочие — от десятки до короля.

Увидя эту картину, Вариант нахмурился.

— Эй, корефаны! — обратился он к «вокзальной» парочке. — А вы ничего не попутали? Как говорится, занимайте места согласно купленным билетам!

— А нам билетов и не надо, — дерзко, но спокойно отпарировал Яшка. — У нас свой пропуск. Без ограничений.

Вариант смерил нахала холодным взглядом сверху вниз:

— У кого пропуск? — бесстрастно молвил он. — У тебя, у сявки неумытой? А на кладбище тебе мандат не выписать? Тут уважаемые люди, — он кивнул на Михалыча, — ты по сравнению с ним в зеркале не отражаешься, а пургу несешь!..

Вмиг за партнера врубился Карен, вскочил, ощерился:

— Полегче, братан! Уж больно резко стартанул, как бы не опрокинуться!..

Вариантова команда угрожающе сплотилась, кто-то недвусмысленно полез за пазуху… но вперед выступил Михалыч.

— Стойте, — негромко сказал он и приподнял правую руку.

Все это было сказано и сделано как-то буднично, без малейших внешних эффектов, и тем не менее моральный эффект был неотразимый. Все сразу стихли.

Михалыч чуток помолчал.

— Братва, — наконец молвил он веско. — Нечего нам грызться по пустым делам. Не место красит человека, а человек место! — умные люди сказали, верно?.. Ну, вот так и будем делать.

С этими словами он подошел к столу и сел на первый попавшийся стул где-то посередине длинного стола, и рядом с ним и нами стали рассаживаться сам Вариант и его свита.

Я мысленно усмехнулся: хитрющий старый вор, выставив напоказ скромность, все же выбрал такое место, чтобы перетянуть на себя всеобщее внимание, а Карен с Яшкой остались на периферии… Заметил я и другую тонкость: Вариант хотя наружно и выражал Михалычу почтение, делал это через силу. Кто знает, может, считал старика динозавром, которому место в музее, а не на серьезных сходках… Ну и дальше мысль моя потекла по вполне логичной тропинке: если это заметил я, то неужто не просек такой битый-тертый тип, как Михалыч?.. Но тут он вновь поднял руку, требуя тишины.

И все притихли. Он встал. В руке у него был фужер с минералкой.

— Люди! — молвил он. — Мы здесь сегодня собрались, чтобы решить важные вопросы. Давайте не откладывать дела в долгий ящик, сразу и начнем. Есть-пить можно и параллельно.

И он начал речь. Надо отдать должное: говорил коротко, по делу, без изысков, но исключительно разумно. Чувствовалось, что жизнь научила его взвешивать каждое слово, прежде, чем произнести, и с годами это превратилось в вербальный навык: умение изложить мысль просто и ясно, хотя, конечно, мысли были не ахти какие космические. Не квантовая механика, не экзистенциализм.

А суть, если излагать ее несколько более литературно, была такова.

Москвичи, по словам Михалыча, предлагают развернуть в Ростове-на-Дону сеть наркоторговли — нелегальной, разумеется. В этом случае он, Михалыч, при всем уважении к столичной братве, как соратникам по нелегкой воровской доле, вынужден указать коллегам на ошибочность их точки зрения. Он слыхал, что помимо уже привычной анаши и даже героина, московские гости планируют реализовывать какую-то современную синтетику, таблетки — страшную жуть. От такой у наркоманов мгновенно сносит крыши, и они садятся на эти «колеса» за пару дней. Да так с них и не слезают до самой смерти. Ну а заодно, такие ребята, пока сидят на химии, готовы кого угодно ограбить, убить, хоть мать родную — превращаются в зверей, короче говоря. Это как? Не западло братве марать руки об эту грязь?..

Данные риторические вопросы Михалыч произнес опять же спокойно, но с такой интонацией, что у меня холодок прошел по спине — он и это умел. Психолог!

— Короче так, братва, — оратор вышел на финиш. — Если хотите знать мое мнение, то нам в Ростове наркота без надобности. Да, можно бабки срубить в легкую и быстро. А потом что? Где перспектива?.. Подсадим народ на эту дрянь, что дальше будет? Вы об этом подумали?.. Нет! А надо думать о будущем. Хотите поработать с нами в Ростове? На здоровье! Есть реальные темы, серьезные бабки поднять можно. Обмозгуем, решим. Хватит и вам, и нам. Общак, понятно, это дело святое, но я повторяю: темы важные, хватит на все, про все. Вот так.

Он глотнул минералки и сел. Спиртного, видимо, он не употреблял из какого-то принципа.

Московские переглянулись. Но тут внезапно выпрыгнул Карен:

— Михалыч, ты извиняй, конечно, мы к тебе тоже со всей уважухой, но это старый подход! Каменный век!.. Что нам мешает рубить лавэ по всем фронтам⁈ Твои темы — ладно, хорошо! А дурью барыжить? Пусть кто хочет, торчит, если он такой дурак. Дуракам туда и дорога! В могилу. Михалыч, новые времена на дворе, ты взгляни чуть дальше носа своего! Упустим тему, так ее кто-то поднимет кроме нас, зуб даю!..

Вариант чуть покраснел. Похоже, он хотел, чтобы заговорил не Карен, а если уж Карен, то не так хамски.

— Эй, тормозни! — осадил он. — Я говорил, что сявкам пока слова не давали⁈

Карен чуть не взбеленился, но его на самом деле тормознули — Яшка, который был, видно, поумнее.

Вариант тем часом повернулся к Михалычу:

— Слушай! А если и наркотой заняться, и работяг грузить? Как такая тема?

Михалыч встал, уже без фужера, и как-то сразу стало ясно, что это его последнее слово. И речь зазвучала иначе, жестко, как будто по душе напильником прошелся старый вор:

— Как? — переспросил он. — Я так скажу: если кому и доверять общак, так я бы работяге и доверил. Есть там такие, что им миллиард дай, они до копейки сохранят. А доить надо других, барыг всяких, цеховиков. А насчет дури я сказал: в Ростове этого не поймут. Кто начнет этим барыжить — может и на пике очутиться. Или пуля… в жизненно важный орган, — произнес он с особым выражением. — Все! Пошли братва, — велел он нам тоном, не терпящим возражений. — Пусть люди подумают, поскрипят мозгами. Предложение конкретное, ответ жду завтра.

Мы послушно встали, так толком и не успев вкусить шикарных яств. Михалыч захромал к выходу, мы за ним, все это в гробовой тишине, никто не посмел вякнуть.

Когда вышли в вестибюль, Михалыч, скривив рот, обронил:

— Хочешь мира — готовься к войне, тоже умными людьми сказано…

— Так что теперь делать? — осторожно спросил Демид.

— Отдыхать, — коротко сказал вор. — До завтра. Без излишеств. Ясно?

— Да.

— Тогда по номерам!

Когда мы с Танком вошли в свой, он начал:

— Слышь, брат, может, по сто грамм вмажем? Или побольше?.. А может, девок вызовем? Это же не… не эти?..

— Не излишества?

— Ну!

— Подумаем.

Я подошел к окну — и обомлел.

Прямо у входа в ресторан стояли два наглухо зашторенных «пазика», из них стремительно, в черном порядке выбегали крепкие ребята в сером «городском» камуфляже, с автоматами в руках — уже человек десять, не меньше, и а из автобусов все выбегали, выбегали новые…

ОМОН! Цель понятна — сходка в «Рубине».

Глава 18

Видно, что-то изменилось в моей осанке, потому что Танк это заметил:

— Что там, братан?..

Он подошел ко мне и тоже ахнул, вернее, охнул:

— Ох ты, мать же твою!.. Это чо⁈

— Хрен через плечо… — процедил я. — Это называется спецоперация.

Последние бойцы выбежали из автобуса, пропали в ресторанной двери. Я представил, что сейчас творится в зале: «Всем лежать! Руки за голову! Работает ОМОН!..» — и прочие прелести.

— И чего теперь будет? — глупо спросил Танк.

— Да ничего хорошего, — я отвернулся. — Теперь на нас могут подумать! Типа мы знали, что будет, потому и свалили.

— М-мать его… Да разве ж мы знали⁈

— А кого это волнует… — начал я, но тут кто-то ломанулся в закрытую дверь, отчаянно забарабанил в нее:

— Молодежь, открывай!.. — голос Степаныча.

Танк бросился открывать.

Степаныч ввалился встрепанный, вздыбленный, что и понятно.

— Пацаны, — задыхаясь, заговорил он, — видали,