Творения, том 8, книга 2 - Иоанн Златоуст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6. Но люди, скажешь, которые увидят это, станут смеяться. Если бы и стал кто смеяться, на того, очевидно, не следует обращать большого внимания, как на человека совершенно глупого. Многие, напротив, скорее будут удивляться нам и восхвалять наше любомудрие. Не это достойно смеха, но – то, что мы теперь делаем, когда плачем, рыдаем и как бы погребаем себя с умершими. Вот что достойно и смеха, и наказания; а любомудрие во всем этом, равно как и соблюдение умеренности в одеждах, доставляет нам венцы и похвалы. В этом случае все нас восхвалят, подивятся силе Христовой и скажут: о, как велика сила Распятого! Он убедил смертных и тленных, что смерть не есть смерть, и вот они поступают так, как будто они не умирают, но переселяются в лучшую страну. Он убедил их, что это тленное и земное тело облечется в одежду гораздо блистательнейшую шелковых и златотканых одежд, – облечется в нетление; и потому они не много заботятся о похоронах, но считают самым лучшим погребальным украшением добродетельную жизнь.
Так все будут говорить о нас, когда увидят нас любомудрствующими. Если же увидят, что мы терзаемся скорбью, малодушествуем и окружаем себя хором рыдающих женщин, то будут смеяться и издеваться над нами, и тысячу раз осудят нас, укоряя за безрассудную трату и напрасный труд. И мы слышим, что за это, действительно, все осуждают нас; и – весьма справедливо. В самом деле, какое мы будем иметь извинение, кода тело наше, истребляемое тлением и червями, украшаем, а Христа, жаждущего, нагого и странника, презираем? Отстанем же от этой суетной заботы. Будем погребать умерших так, чтобы это полезно было и нам, и им, к славе Божией. Будем раздавать за них обильную милостыню и препровождать их с этим прекраснейшим напутствием. Если память скончавшихся знаменитых мужей защищала живых (как говорит Господь: "Я буду охранять город сей ради Себя и ради Давида, раба Моего" (4Цар.19:34)), то тем более сделает это милостыня. Она, именно она и мертвых воскрешала, – когда окружили (Петра) "вдовицы, показывая рубашки и платья, какие делала Серна, живя с ними" (Деян.9:39). Итак, когда кто будет умирать, пусть родственники умирающего приготовляют для него погребальное одеяние и пусть убеждают его пред кончиною оставить что-нибудь бедным. Пусть с этой одеждою он отойдет, пусть и Христа оставит своим наследником. Если те, которые назначают по себе наследниками царей, оставляют чрез то в величайшей безопасности своих родных, то представь себе, какое приобретет благоволение и себе, и всем своим тот, кто вместе с детьми оставит своим наследником и Христа! Вот прекрасное одеяние для умерших. Оно полезно, как остающимся в живых, так и отходящим. Если в таком виде мы будем погребены, то явимся блистательными во время воскресения. А если, заботясь о теле, пренебрежем душу, то потерпим тогда много бед и подвергнемся великому осмеянию. Не малый стыд – отойти отсюда без добродетели; не столько позорно для тела быть поверженным без погребения, сколько для души – явиться тогда без добрых дел. Итак, станем одевать душу, станем убирать ее в продолжение всей нашей жизни. Если же при жизни мы нерадели о ней, – образумимся, по крайней мере, при смерти и завещаем сродникам нашим помочь нам, по смерти, милостыней. При таком взаимном содействии друг другу, мы получим великое дерзновение, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 86
"Итак ученики опять возвратились к себе. А Мария стояла у гроба и плакала" (Иоанн. 20:10, 11).
1. Женский пол как-то особенно чувствителен и весьма склонен к состраданию. Говорю это для того, чтобы для тебя не было удивительным, отчего Мария горько плакала при гробе, а Петр не обнаружил ничего подобного. Ученики, говорит евангелист, "возвратились к себе", а Мария "стояла и плакала". Она, по самой своей природе, легко трогалась, а притом она еще не знала ясно учения о воскресении; напротив, ученики, увидев пелены, уверовали и отправились домой в изумлении. Почему же они не пошли прямо в Галилею, как было им заповедано пред страданием? Может быть, они ожидали прочих (учеников); с другой стороны, они еще находились в крайнем изумлении. Итак, они пошли домой, а Мария стояла у гроба. Великое, поистине, утешение, как я уже сказал, доставляет нам сам вид гроба. Видишь ли поэтому, как она, для большего утешения, приникает взором во гроб и хочет видеть место, "где лежало тело Иисуса" (ст. 12)? Оттого не малую получила она и награду за столь великое усердие. Чего не видели ученики, то первая увидела жена, именно – ангелов в белых ризах, сидящих – одного у ног, а другого у главы (ст. 12); самая одежда их показывала уже великую радость и веселье. Так как ум жены не был столько возвышен, чтобы от гробных пелен придти к вере в воскресение, то вот совершается нечто большее: она видит ангелов, сидящих в светлых одеждах, чтобы чрез это могла уже воспрянуть от скорби и утешиться. Впрочем, ангелы ничего не говорят ей о воскресении: она возводится к этому догмату мало-помалу. Она видит лица, более обыкновенного светлые; видит одежды блестящие; слышит голос участия, так как ангелы говорят ей: "жена! что ты плачешь" (ст. 13)? Чрез все это, как чрез отверстую дверь, она мало-помалу приводима была к слову о воскресении. Да и сам образ сидения ангелов располагал ее к вопросу: из него видно было, что они знают о случившемся, и потому-то сидят не вместе, а отдельно друг от друга. Но так как невероятно было, чтобы она сама прямо осмелилась спросить, то они и вопросом и образом сидения располагают ее к разговору. Что же она? Она с жаром и вместе с любовью говорит: "унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его" (ст. 13). Что ты говоришь? Так ты еще ничего не знаешь о воскресении, а все еще воображаешь, что тело Христово переложено? Видишь ли, как она еще не разумела этого высокого догмата? "Сказав сие, обратилась назад" (ст. 14). Что здесь за последовательность? Мария вступает в разговор с ангелами и, еще ничего не услышав от них, обращается назад. Мне кажется, что в то время, как она говорила, Христос внезапным своим явлением позади ее привел в изумление ангелов, и они, узрев Владыку, и видом, и взором, и движением тотчас обнаружили, что увидели Господа; а это и заставило жену оглянуться и обратиться назад. Так явился Христос ангелам; а Марии – не так, чтобы не поразить ее изумлением с первого взгляда, но – в виде более смиренном и обыкновенном. Это видно уже из того, что она приняла Его за садовника. Женщину с такими уничиженными понятиями, очевидно, надобно было возводить к высшим понятиям не вдруг, но постепенно. Поэтому и Христос спрашивает ее: "жена! что ты плачешь? кого ищешь" (ст. 15)? Этим Он показал, что Ему известно, о чем она хочет спросить, и расположил ее к ответу. Так поняла это и Мария, и потому не произносит имени Иисуса, но, полагая, что вопрошающий уже знает, о ком она осведомляется, говорит: "если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его" (ст. 15). Опять говорит о положении, взятии и переложении, беседуя о Нем, как о мертвом. Смысл слов ее такой: если вы, боясь иудеев, взяли Его отсюда, то скажите мне, и я возьму Его. Велико усердие, велика любовь жены; но высокого в ней еще нет ничего. Потому-то, наконец, Христос открывает ей высокую тайну, не видом Своим, а голосом. Как в тех случаях, когда Он находился среди иудеев, иногда они узнавали Его, а иногда не узнавали, так и в то время, как Он говорил, Его узнавали лишь тогда когда Он хотел. Так, когда Он говорил иудеям: "кого ищете"? – они не узнавали Его ни по виду, ни по голосу, до тех пор, пока Он хотел. Тоже самое случилось и здесь. Христос произнес теперь только имя Марии, укоряя ее и упрекая за то, что она так думает о Нем, тогда, как Он жив. Но как же она отвечает "обратившись", между тем, как Христос с нею беседовал? Мне кажется, что она, сказав: "где ты положил Его", обратилась к ангелам, с намерением спросить их, чему они изумились, и что Христос, назвав ее по имени, снова заставил ее обернуться от ангелов в Его сторону и по голосу дал узнать Себя. Действительно, она узнала Его тогда, когда он назвал ее, сказав: "Мария" (ст. 16), и значит, узнала не по виду, но по голосу. Может быть, кто-нибудь спросит: откуда известно, что ангелы пришли в изумление и что поэтому Мария обратилась назад? Но в таком случае нужно будет также спросить: откуда известно, что Мария прикоснулась ко Христу и пала к ногам Его? И как это последнее открывается из слов: "не прикасайся ко Мне" (ст. 17), так и первое видно из того, что сказано "обратилась". Но почему Христос сказал: "не прикасайся ко Мне"? Некоторые говорят, что Мария просила у Него духовной благодати, так как слышала, что Он говорил ученикам: "когда пойду" к Отцу, "умолю" Его, и "даст вам другого Утешителя" (Иоанн. 14:3, 16).