Вечные поиски - Джулиан Брэнстон

– Друг Педро, – сказал мясник, – предупреди-ка своего делового партнера, автора, что нам, если еще какие-то его создания оживут и заявят свое право на существование, придется построить для них новый город.

– И назвать его Фантазиополисом, – поддержал подручный.

– И что ему придется строчить целый век, чтобы заселить его.

– И что ему надо написать себе другую жену и обеспечить себе двойные рога!

При последних словах они начали так давиться хохотом, что, понял Педро, продолжать разговор было бы бесполезно. Он попятился к порогу и вышел из лавки. Уж не попал ли я в мир снов, спросил он себя. Почему все так веселятся? В пекарне пекарь опередил его и сказал, прежде чем он успел поздороваться:

– Подстегни Сервантеса, чтобы поторопился со своей книгой, не то его персонажи допишут за него. – А затем с серьезностью, озадачившей Педро еще больше, добавил: – Скажи-ка, а писать комедии и правда так просто? Может, мне на досуге начать подрабатывать комическими романами? Как по-твоему?

Педро потребовал объяснения. О чем, собственно, он говорит?

Пекарь щедро подмигнул и сказал:

– Не делай вид, будто ничего не знаешь. Ты-то, с твоим запасом свежайших сведений о чем угодно, и нынешних, и будущих. Вот тебе добавочный хлебец, если ты подучишь меня, как писать комедии и заработать такую дурную славу. Приходи завтра, открой мне свои секреты. Ну а сейчас ты должен убраться из лавки, не то все подумают, будто ты посвящаешь меня в свои торговые уловки!

Тут пекарь вытолкнул его вон и захлопнул дверь. Педро, обычно великий мастер эффектных уходов, мог только покачать головой и зашагать дальше. Что кроется за этой таинственной веселостью и непонятными намеками?

Едва он вошел во двор Сервантеса, как его растерянность еще возросла. Из кухни доносились громовая перепалка ссорящихся голосов и стук всякой утвари. Он поколебался, прежде чем войти, но затем подумал, что не может иметь никакого отношения к разыгравшейся буре. Несколько секунд спустя ему пришлось пожалеть о таком выводе.

К своей радости, он увидел в кухне Сервантеса, по радость эта длилась недолго, ибо, едва переступив порог, он превратился в мишень яростных филиппик.

– Ты! – сказала Исабель, буквально светясь яростью. – Палка Арлекина, если существует что-то черно-белое! Что тебя сюда привело, жирный, ленивый, пучеглазый дурак?

– Мне трудно противостоять обществу красавиц, – без запинки ответил Педро.

Презрительное фырканье стало всеобщим.

– Друг Педро, – мягко сказал Сервантес, – поскольку тебя еще ни разу не линчевали, позволь мне поставить тебя в известность, что мало кому удавалось выдержать это испытание.

– Ну, я просто заглянул поздороваться с тобой сегодня утром, – сказал Педро, – а теперь мне пора…

– Ни с места! – сказала ему Исабель.

– Муж, такой позор невозможно стерпеть, ни даже за миллион лет, – сказала донья Каталина.

– Ну, пожалуй, срок окажется чуть покороче, – сказал Сервантес.

– Не трать на меня свою иронию, – сказала донья Каталина. – Может, ты и недоступен клевете и наветам, но это не делает тебе чести, а совсем наоборот.

– Если меня будут держать пленным в таком прекрасном обществе, – сказал Педро, теперь слегка встревожившись, – так не объяснит ли мне кто-нибудь, что случилось?

– Твои мозги все еще спят? – сказала Констанца.

– А кто защитит мою честь? – грозно осведомилась донья Каталина у Сервантеса.

– Я сам разберусь в этом с Роблсом, – сказал Сервантес. – А что до чести, она за нами никогда не числилась, а потому мы в полной безопасности от посягательств на нее.

– Он еще один враг, – объявила Исабель. – Я составлю полный список и разберусь с каждым.

– Роблс не враг, – сказал Сервантес. – Он печатник и деловой человек.

– Вот я и поговорю с ним о том и о другом, – сказала Исабель. – А потом изобью его до бесчувствия.

Это заявление вызвало общую овацию.

– Бог мой! – сказал Педро. – Когда вы все успели стать такими кровожадными?

– Тогда мы лишимся печатника, а ты попадешь в тюрьму, – сказал Сервантес, обернувшись к Исабели.

– Как ты можешь защищать того, кто так глубоко нас ранил? – сказала донья Каталина вне себя. – Или ты дурак? О твоей жене и о тебе самом насочиняли наихудшие клевету и ложь, а ты превращаешь это в предмет для спора? Почему ты уже не ушел из дома, избавя нас от муки этих препирательств, и не принудил подлого печатника, которого так бесстыдно защищаешь, раскаяться в своих действиях и уплатить за нанесенный тебе ущерб как положено? Почему ты не ушел, – вне себя от бешенства она указала на дверь, – и не придушил этого Роблса, чтобы он принес извинения, не заставил его кровью заплатить за его трусливые поступки?

– Потому, что он не враг, – сказал Сервантес. В кухне воцарилась тишина. – Если бы он действовал по злобе, а я знаю, что это не так, и если бы он был автором, а я знаю, что это не он, и если бы он верил в эту клевету и наветы, а я знаю, что он им не верит, вот тогда бы моей обязанностью было, как ты уже сказала, покарать его и потребовать возмещения. Но он ни в чем из этого не повинен…

– Ты защищаешь того, кто виновен, – перебила донья Каталина.

– Меня огорчает, что тот, кого я считал другом… – сказал Сервантес.

– Тебе безразличны чувства твоей семьи, – сказала донья Каталина.

– Но я должен узнать, кто стоит за этим, – сказал Сервантес, – а не просто обвинить Роблса.

– Я все еще пребываю в темноте, – сказал Педро.

– Поблагодари свою счастливую звезду, что я тебя не пристукнула, не то бы у тебя в глазах потемнело еще и не так, – сказала Исабель.

– Как вам просто находить врагов, – сказал Сервантес. – Или вы хотите, чтобы я объявил войну городу, всем его жителям, и даже не задумались, какой дополнительный вред это принесет нам сверх уже причиненного?

– Если бы хоть что-то произошло до конца утра, – саркастически сказала Констанца, – это было бы неплохо.

– Кто-нибудь скажет мне, что все-таки случилось! – возопил Педро.

Наступила свирепая пауза.

– Кто-кто, а ты-то должен знать, что случилось, – возопила Исабель в ответ, – потому что отчасти это и твоих рук дело!

Несколько минут спустя Сервантес и ошеломленный Педро под звуки кипящих споров в доме вышли со двора и отправились к печатне.

– Анонимная сатира, – объяснил Сервантес, – и сама она не более, чем забавна. Если бы я на нее обиделся, то был бы глупцом.

– Так почему же твои домашние вооружились и готовы воевать? – спросил Педро.

– Наш друг Роблс, – сказал Сервантес с некоторой болью, – получил заказ напечатать сатиру и открытое письмо якобы в качестве предисловия. Вот в этом-то предисловии и вся суть. – Сервантес помолчал. – Автор утверждает, что наставил мне рога с доньей Каталиной. Он высмеивает мою искалеченную руку, ставит под сомнение мою репутацию и отводит целый абзац под гнусные поношения в адрес моих претензий называться писателем. – Он пожал плечами. – Еще немного, и такая ненависть сама превратилась бы в предмет насмешек. Но сатира написана хорошо. А предисловие пронизано пошлыми издевательствами во вкусе многих и многих. Как тебе известно, в этих кругах во мне видят выскочку. – Он достал экземпляр сатиры и протянул его Педро. – Так что побеседуем с Роблсом, – он коротко улыбнулся, – пока до него не добралась Исабель.

Роблс, едва завидев своих друзей, понял, что они намерены потребовать объяснений. Отослал подручного и заложил дверь на засов. Сервантес с Педро прошли за ним в заднюю комнату.

– Такой погожий день для честных дел и открытости между ближними, – сказал Педро саркастически.

Роблс поднял брови.

– И в этом ты будешь нашим наставником? – сказал он.

– День достаточно непогожий, – сказал Сервантес Педро и повернулся к Роблсу. – Между друзьями иногда необходимы объяснения. Мы не настолько умны, чтобы прозревать все чужие намерения, и не настолько совершенны сами, чтобы не испытывать подозрений.

– Ты говоришь про сатиру, – сказал Роблс. – Ты хочешь, чтобы я оправдывался, что напечатал ее. И больше всего ты хочешь, чтобы я исправил вред, который она причинила.

– Маг и волшебник! – сказал Педро. – А предсказать, как выпадут кости, ты способен?

– Помочь тебе я не могу, – сказал Роблс.

– В таком случае, – сказал Педро, дав полную волю сарказмам, – нам остается стоять в сторонке и смотреть, как на тебя накинется банда женщин, спалит твою печатню и все твое имущество, продаст твою жену в рабство, а затем растянет твои кишки от одного конца площади до другого, – он радостно закивал, – а я буду продавать билеты.

– Педро, – сказал Сервантес, – это не способ. – Он снова повернулся к Роблсу: – Разреши, я тебя кое о чем расспрошу, и, может быть, мы найдем общую основу.