Наследница достойных (СИ) - Ваганова Ирина Львовна

Разговаривать не получалось, да и желания такого не возникало ни у меня, ни у спутников. Раза три случались неприятности: чуть ни под копыта бросались люди, умоляя или требуя продать им свободную лошадь. Граф действовал довольно грубо, оттесняя мешающих проезду просителей. Мне было жаль вынужденных топать пешком бедолаг, но что поделать: они уходили от опасности, а мы мчали навстречу ей. Даже после того как я достигну плато, спутником придется ехать обратно, а без свежих лошадей не уйти от преследования, случись вохрам обнаружить их.

На ночлег остановились у кромки леса, проехав его насквозь. Для меня устроили ложе из веток, поверх я постелила дождевик и легла, завернувшись в выделенное Дыдлой одеяло. Хотелось стянуть сапожки и дать отдых ногам, но Рэй советовал не делать этого, в любой момент на нас могли напасть, а убегать от бандитов босиком будет сложно. Сам граф не ложился, сел рядом, прислонившись к стволу вяза, и прикрыл глаза. Дрон заснул прямо у костра, завернувшись в чей-то плащ, остальные договорились, сменяя друг друга дежурить всю ночь.

Ноги мои жгло, не позволяя задремать несмотря на усталость. Спину ломило, то, что ниже спины, превратилось в сплошной синяк, и я могла лежать только на боку или на животе. Перед мысленным взором мелькали картинки дневного пути. Приятно было вспоминать нечаянную похвалу Рэя, он отметил, что я держусь в седле куда лучше, чем он себе представлял. Я фыркнула в ответ, меня, конечно, обучали ездить верхом, а не любила я этого лишь потому, что в детстве упала с пони и получила травму. Сам граф смотрелся в седле ничуть не хуже, чем за рулем автомобиля. Я украдкой любовалась тем, как Рэй непринужденно управляет лошадью. С него можно было писать картину «Кентавр, смотрящий вдаль» или что-то вроде того.

Устав вертеться, я приподнялась на локте и спросила:

— Рэймон, спишь?

Лишь заговорив, осознала, что не прощу себе потом оставшейся между нами пропасти.

— Сплю, — отозвался он, — а что еще делать ночью в обществе прекрасной леди?

Не могу объяснить почему, но его шутка как-то сразу растопила лед, сковавший мои эмоции. Настроение моментально улучшилось, словно у меня внутри зажгли сотню ярких свечей.

— Расскажи, что случилось, — попросила я.

— Ты об отце? — он повозился, сползая ниже, и уперся локтями в землю.

— Да.

— Я его убил, — сказано это было таким холодным тоном, что я чуть не задохнулась от испуга. Села и уставилась на Рэя, пытаясь рассмотреть выражение его лица в пляшущем свете костра. Боннт повернулся на бок, взглянул спокойно и твердо: — Отца хватил удар, когда я вернулся без тебя.

— Как ты… как… — Я зарылась пальцами в волосах и потрясла головой, стараясь совладать с чувствами. Спустя миг испытала облегчение от того, что Рэймон выразился не в прямом смысле, хотя, конечно, графа было жаль. Я спросила: — а мама?

— С мамой все нормально. Я отправил ее на север вместе с Фани. Той самой, которая тебе так нравилась.

Я не сразу поняла, что Рэй говорит о служанке, носившей мне еду во флигель, где я томилась взаперти.

— «Нравилась» — мягко сказано, — фыркнула я, — А меня она так просто обожала!

— Фани позаботится о графине, — уверенно сказал Рэймон. — У нее брат на севере. Их примут как родных.

— А Фани тоже считала тебя… — зачем-то начала я, тут же пожалев о своем вопросе.

— Проклинающим? — продолжил Рэй, словно говорил о чем-то несущественном. — Мне казалось, она всех такими считает, при этом заботится о каждом. — Он весело добавил: — А знаешь, как я дразнил ее в детстве? Фани Тут, Фани там, Фани тут, Фани там… она ужасно злилась.

Я с грустью подумала, что у графа единственным, лишенным горечи обид, воспоминанием оказалась дразнилка, на которую сердилась прислуга.

И будущее его представлялось едва ли ни худшим, чем прошлое. Теперь он совершенно один.

Я легла. Граф тоже вернулся к прежней позе, подперев ствол. Мы помолчали. Пришел его черед начинать диалог:

— Спишь?

— Нет.

— Почему не осталась в столице? Не понравилась квартира?

— Откуда ты знаешь про квартиру? — удивилась я.

— Еще бы не знать! Я искал подходящее жилье для вас не меньше недели.

— Ты-ы-ы? — Я снова села. — Но зачем?

Рэй тихо хохотнул:

— Не сомневался, что рано или поздно, сбежишь.

Я не могла постигнуть логику этого человека. Он отказался забрать меня из дворца, но позаботился о месте, где смогу прятаться от короля. Ничего лучше не придумала, как поблагодарить, не скрывая при этом скепсиса:

— Спасибо. Гай остался там. Надеюсь и Лида скоро доберется.

— Ладно. Давай спать! А то, чего доброго, с лошади свалишься завтра.

Легко сказать. Заснешь после таких новостей, как же!

А братишка-то каков! Ни словом не обмолвился о том, кто обеспечил нас жильем!

С мыслями о Гае и Лиде я отключилась. Под утро так крепко разоспалась, что не слышала сборов. Меня растолкал Рэй. Выдал горбушку с флягой воды и велел поторапливаться. Мужчины успели свернуть лагерь, так что я мигом сбегала в кустики, наспех умылась у лесного родника и взгромоздилась на лошадь. Завтракать пришлось на ходу. Благодаря сменным лошадям останавливались мы ненадолго. Я жутко устала от гонки и злилась на графа, обвиняя в том, что он слишком торопится избавиться от меня. Понимала, что это несправедливо: чем позже мы прибудем на плато, тем больше вероятность встретить там дикарей. Мы, конечно, были хорошо вооружены, но и вохры не младенцы, их луки и копья способны отправить нас к посмертным хранителям без особых хлопот. К счастью, пока мы никого не встречали. Как и предполагал Рэймон, лазутчики спускались с перевала по дороге, оказываясь на другом берегу Прозрачной. Но ближе к долине речушка становилась мельче и, хотя стремительное течение не позволяло наудачу переправиться через нее, проявив упорство, можно найти брод.

Помня об этом, мои спутники неотрывно следили за местностью, используя зрительную трубу. Таких устройств дикари не имели, что давало нам преимущество. К знакомому трактиру, где в начале лета я повстречала Лиду и Гая, мы прискакали в темноте. Боннт дал команду проверить, нет ли там врагов. На разведку отправился Дрон. Страховал подростка Беспалый. Вскоре они вернулись, обрадовав нас возможностью переночевать под крышей.

Покинутый дом казался, если не мертвецом, то безнадежно больным существом. Наши голоса и шаги потревожили его, и он отзывался недовольными стонами и хрипами. Мне стало не по себе не столько от мистического ощущения брошенного людьми пространства, сколько от ужаса, который гнал их с привычного места и заставил бросить большую часть нажитого, отправляясь в неизвестность. Доведется ли им увидеть родные места? Не превратит ли чума нашествия цветущий край в безрадостную пустыню?

Ночуя здесь в прошлый раз, я не сомневалась, что никогда не вернусь. Посчитав себя сиротой, вручала свою судьбу дальним родственникам. Мой расчет оказался ошибочным, и я должна бы чувствовать себя счастливой, но печаль, словно безжалостные тиски, давила сердце: сумеет ли ополчение остановить орду вохров? Как быстро король придет на помощь? Достанет ли сил у войска отбросить захватчиков за перевал?

Мы расположились в трапезной, собрав небольшой ужин. Обычно здесь бывало шумно: подвыпившие гости буянили, требовали добавки, хозяин трактира давал команду крепким парням выставить таковых за дверь, чтобы охладили пыл. Постояльцы тоже любили посидеть за кружкой пива, обсудить новости, посплетничать.

Сестра Беспалого работала на кухне мойщицей посуды. С ее слов мужчина знал, что трактирщик бросил дом не столько из-за вохров, хотя опасность и была очевидной. Дело его увядало: путешественников в этих краях долго не будет и местные купчишки, в прежние времена останавливавшиеся на ночлег, спасались бегством. Вот и подался он к сыну, тот держал трактир на полпути к столице.

Видно было, что собирались переселенцы вдумчиво и неторопливо. Ничего сколько-нибудь ценного не бросили. И если бы не сквозняки, вольготно гулявшие по комнатам, лестницам и коридорам, не побитые мародерами стекла, можно было подумать, что дом выставлен на продажу.