Илиада - Гомер

Песнь девятая

Посольство к Ахиллесу. Просьбы

Так троянцы стражу держали. Ахейцы ж объятыБыли великой тревогой, подругою жуткого бегства.Невыносимой печалью терзались храбрейшие мужи.Так же, как ветры волнуют богатое рыбами море, –Ветры Борей и Зефир, что из Фракии дуют далекой;Сразу они налетают; и черные волны горамиВверх поднимаются, тину морскую швыряя на берег, –Так же и дух разрывался в груди меднолатных ахейцев.С сердцем, терзаемым скорбью великой, ходил АгамемнонИ отдавал приказанья глашатаям звонкоголосымКаждого мужа позвать на собранье, – всех поименно, –Но не кричать. И трудился меж вестников сам он из первых.Все на собраньи сидели унылые. Встал Агамемнон.Слезы из глаз проливал он, как ключ черноводный, которыйЛьет с доступной лишь козам скалы свои темные воды.Тяжко вздыхая, такие слова он сказал аргивянам:«О, дорогие друзья! О, вожди и советники войска!Зевс великий меня в тягчайшие бедствия ввергнул.Прежде, жестокий, он мне обещал и кивнул в подтвержденье,Что возвращусь я, разрушив высокотвердынную Трою.Нынче ж на злой он решился обман и велит мне обратноВ Аргос бесславно бежать, погубивши так много народу!Этого вдруг захотелось теперь многомощному Зевсу.Много могучих твердынь городских уж разрушил Кронион,Много разрушит еще: без конца велика его сила.Ну, так давайте же, выполним то, что сейчас вам скажу я:В милую землю родную бежим с кораблями немедля!Широкоуличной Трои нам взять все равно не удастся».Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.Долго сидели безмолвно печальные духом ахейцы.Громкоголосый тогда поднялся Диомед и воскликнул:«Против речей безрассудных твоих, Агамемнон, я первыйБуду сражаться; в собраньях так принято, царь, – не гневися!Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью данайцев,Трусом меня называл, невоинственным. Правда ли это,Знают прекрасно ахейцы, – и юноша каждый, и старец.Сын хитроумного Крона тебе же одно даровал лишь:Дал тебе скипетр власти в почет перед всеми другими,Твердости ж не дал; а в этом и есть величайшая сила.О малодушный! Ужели ты веришь, что мы, аргивяне,Так малосильны и так невоинственны, как говоришь ты?Если же дух твой тебя самого побуждает вернуться, –Что ж, уезжай! Пред тобою дорога открыта, у моряМного стоит кораблей, из Микены приплывших с тобою!Все же другие ахейцы останутся здесь перед Троей.Мы не уедем, ее не разрушив! А если другиеТоже в своих кораблях побегут в дорогую отчизну, –Я и Сфенел остаемся и будем сражаться, доколеГород пред нами падет! Ибо с богом под Трою пришли мы!»Так он сказал. С одобреньем вокруг закричали ахейцы.Всех восхитили слова Диомеда, смирителя коней.Встал после этого Нестор, наездник геренский, и молвил:«Сын знаменитый Тидея! И в битвах кровавых могуч ты,И оказался меж сверстников всех наилучшим в советах.Речи твоей не осудит никто, сколько есть тут ахейцев,Не возразит ничего. Но ее до конца не довел ты.Ты еще молод, и сыном мне мог бы прийтись, по рожденьюСамым младшим; однако, Тидид, говоришь ты разумноМежду аргосских царей; ибо то говоришь ты, что нужно.Дай же и я, пред тобою хвалящийся старостью жизни,Выскажу слово и все обсужу. И никто из ахейцевРечи моей не осудит, – ни сам Агамемнон державный.Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет,Кто межусобную любит войну, столь ужасную людям.Но покоримся теперь наступающей сумрачной ночи.Будем ужин готовить. А стража пускай по-отрядноВыйдет наружу и станет меж вырытым рвом и стеною.Юношам это я сделать советую. В прочем же делеБудь начинателем ты, Атреид, ибо царь ты главнейший.Пир для старейшин устрой, – и прилично тебе, и удобно:Вволю вина у тебя, – аргивяне его ежедневноВ черных судах от фракийцев привозят по шумному морю.И угощения вволю: над многими ты повелитель.Многих сбери и такого послушайся, кто между нимиЛучший совет нам подаст. А сегодня всего нам нужнееДобрый, разумный совет. Пред судами без счета пылаютВражьи огни. Никого ведь порадовать это не может.Либо спасет эта ночь наше воинство, либо погубит».Слушали Нестора все со вниманьем и с ним согласились.Стража покинула стан, боевые надевши доспехи.Стражу вели Фрасимед, сын Нестора, пастырь народов,С ним Аскалаф и Иалмен, сыны мужегубца Ареса,Критский герой Мерной, Афарей, Деипир нестрашиныйИ богоравный герой Ликомед, Креионтом рожденный.Семь предводителей было у стражи, за каждым по сотнеЮношей шло, и высоко вздымались их длинные копья.К месту придя, посредине меж рвом и стеной они сели,Там разложили огонь и начали ужин готовить.Царь Агамемнон старейшин собравшихся ввел к себе в ставку.Там предложил он им ужин обильный, для сердца приятный.Руки они протянули к поставленным яствам готовым.После того как питьем и едой утолили желанье,Первым из всех меж собравшихся ткать размышления началНестор, который и раньше блистал превосходством советов.К ним, благомыслия полный, с такой обратился он речью:«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!Слово начну я с тебя и окончу тобою. ВладыкойМногих народов являешься ты, и вручил ОлимпиецСкиптр и законы тебе, чтоб заботился ты о народах.Более всех ты обязан и слово сказать, и послушать,И в исполненье привесть, если сердце кого побудилоДоброе молвить. А что предпочесть, – от тебя уж зависит.Я теперь выскажу то, что мне кажется самым хорошим.Лучше никто не придумает мысли, к которой пришел яОчень давно и которой держусь неизменно и нынче,С самого дня, о потомок Зевеса, как в ставке Пелида,К сильному гневу его, Брисеиду забрал ты насильно,Нашим не вняв уговорам. А сколько тебя убеждал я!Ты же, надменному духу, Атрид, своему поддаваясь,Лучшего мужа обидел, кого даже боги почтили:Отнял добычу и ею владеешь. Подумаем вместе,Как это дело поправить, и как бы его убедить намМилыми сердцу дарами и ласковой, дружеской речью».Нестору молвил в ответ владыка мужей Агамемнон:«Старец, не ложно мои прегрешения ты перечислил.Да, погрешил! Не могу отрекаться! Великого войскаСтоит один человек, если Зевс его в сердце возлюбит:Этого вот превознес он, народ же ахейский унизил.Если уж я согрешил, на беду свою сердца послушав,Дело исправлю я сам и бесчисленный дам ему выкуп.Здесь перед вами дары я исчислю, достойные славы:Золота десять талантов и двадцать лоханей блестящих,Семь на огне не бывавших треножников новых, двенадцатьПобедоносных коней, получивших награды на гонках.Не был бы тот бедняком, не нуждался нимало бы в ценномЗолоте тот человек, у которого было бы столько,Сколько мне добыли призов те однокопытные кони.Дам я семь жен ему, знающих дело свое безупречно,С Лесбоса. Их я тогда, как Лесбос он взял благозданный,Сам отобрал; побеждали всех женщин они красотою.Их ему дам. И при них возвращу также ту, что я отнял, –Дочь Брисея. Притом величайшею клятвой клянуся:С ней никогда на постель не всходил я и с ней не сближался,Как для людей установлен закон, – для мужчин и для женщин.Все это нынче ему предоставлено будет. Когда жеГород великий Приама нам боги помогут разрушить,Пусть нагрузит он корабль свой и медью, и золотом вдоволь,Сам подошедши в то время, как будем делить мы добычу;Пусть себе также из женщин троянских он выберет двадцатьСамых красивых из всех, не считая аргивской Елены.Если ж мы в Аргос ахейский воротимся, в край плодородный,Зятем он мог бы мне стать. Я б его отличал, как Ореста,Милого сына, в великом довольстве растимого мною.Трех дочерей я имею в чертоге прекрасном, зовут ихХрисофемидою, Ифианассою и Лаодикой.Пусть он без выкупа ту, что из них всех милей ему будет,В отческий дом отведет. А дам я еще и подарковМного, – сколько никем в придачу за дочь не давалось.Семь подарю я ему городов хорошо населенных, –Гиру, богатую сочной травой, Кардамилу, Енопу,Многосвященные Феры, Анфею с густыми лугами,Педас, богатый лозами, приятную глазу Эпею, –Все недалеко от моря, с песчанистым Пилосом рядом.–Жители очень богаты и мелким скотом, и быками.Будут дарами они его чествовать, прямо как бога.Будут под скипетр его приносить богатейшую подать.Вот сколько я ему дам, если гневаться он перестанет.Пусть укротит свое сердце. Аид не смягчим, беспощаден, –Но из богов он за это и всех ненавистнее смертным,Должен он мне уступить! Я и царственной властию выше,Я и годов старшинством перед ним справедливо горжуся».Нестор, наездник геренский, на это ответил Атриду:«Сын многославный Атрея, владыка мужей Агамемнон!Очень твои не ничтожны дары Ахиллесу владыке.Что же, давайте послов изберем! Пусть, как можно скорееВ ставку отправятся эти послы к Ахиллесу Пелиду.Или – я выберу сам их! Они же пускай согласятся!Наше посольство возглавит любимый бессмертными Феникс,Следом великий Аякс с Одиссеем пойдет богоравным,Сопровождать же их вестники будут, Одий с Еврибатом.На руки дайте воды и помолимся Зевсу КронидуВ благоговейном молчаньи, чтоб нас пожалел он, великий».Так говорил он, И слово, приятное всем, произнес он.Вестники на руки им немедленно полили воду,Юноши, сладким напитком кратеры наполнив до края,В кубки разлили его и гостям разнесли. ВозлияньеВсе совершили и выпили, сколько душа пожелала;Встали и вышли из ставки владыки народов Атрида.Многое Нестор, наездник геренский, вослед говорил им,Каждому глазом мигал и усерднее всех – Одиссею,Чтоб постарались они убедить Ахиллеса героя.Мужи пошли по песку вдоль немолчно шумящего моря,Жарко моляся, чтоб землю колеблющий ЗемледержательДал им легко убедить Эакида великое сердце.В стан мирмидонцев, к судам их, пришедши, нашли АхиллесаСердце свое услаждавшим игрою на форминге звонкой,Очень красивой на вид, с перемычкой серебряной сверху.Взял он в добыче ее, Гетионов разрушивши город.Ею он дух услаждал, воспевая деянья героев.Против Пелида сидел один лишь Патрокл, дожидаясьВ полном молчаньи, когда свою песню он петь перестанет.[52]В ставку вошли посланцы во главе с Одиссеем владыкой,Остановились пред ним. Ахиллес поднялся в изумленьи,С формингой звонкой в руках, покинувши стул, где сидел он.С места встал и Патрокл, как только увидел вошедших.К ним обратившись с приветом, сказал Ахиллес быстроногий:«Радуйтесь! Вы не друзьями ль пришли? Иль уж очень я нужен?Хоть на ахейцев сердит я, но всех вы из них мне милее».Светлый так произнес Ахиллес и дальше повел их.В креслах, коврами покрытых пурпурными, их рассадил онИ обратился тотчас же к стоявшему близко Патроклу:«Ну-ка, Менетиев сын, приготовь кратер нам побольше,Смесь в нем покрепче заправь и поставь перед каждым по кубку.Самые милые мужи жилище мое посетили!»Так говорил он. Патрокл дорогого послушался друга.Доску большую Пелид пододвинул к горевшему свету,Выложил на доску спины от жирной козы и барашка,Также хребет и от туши боровьей, лоснящийся салом.Автомедонт их держал, рассекал Ахиллес богоравный,И разделял на куски, и на вертел нанизывал мясо.Жаркий огонь между тем разжигал Менетид благородный.После того как дрова догорели и пламя погасло,Уголь разгреб он и вертел, его утвердив на подпорках,С мясом над жаром поставил, божественной солью посыпав.После того, как куски он обжарил и бросил на стол их,Хлеба достал Менетид и в красивых корзинах расставилПо столу; мясо же сам Ахиллес разделил меж гостями.Кончивши, сел на другой стороне у стены своей ставкиПротив царя Одиссея. А сделать богам приношеньеДругу Патроклу велел. И в пламя тот бросил начатки.Руки тогда протянули к поставленным кушаньям гости.После того как питьем и едой утолили желанье,Фениксу тайно Аякс подмигнул. Одиссей это видел,Кубок наполнил вином и приветствовал так Ахиллеса:«Радуйся, друг Ахиллес! В дружелюбных пирах недостаткаМы не находим ни в ставке владыки Атреева сына,Ни у тебя здесь. Довольно всего к услаждению сердцаВ пире твоем. Но сейчас нам совсем не до радостных пиршеств.Глядя, Зевса питомец, на страшные бедствия наши,В трепете мы и сомненьи, спасем ли иль жалко погубимНаши суда, если ты, Ахиллес, не оденешься в силу.Близко совсем от судов и стены на ночлег улеглисяГордых троянцев сыны и союзники славные Трои.Много огней разжигают по стану и хвалятся громко,Что не сдержать их ничем, что на наши суда они грянут.Зевс же Кронион, счастливые знаменья им подавая,Молнии мечет. А Гектор, кичась своей силой великой,Страшно свирепствует, в Зевсе уверенный. Ярости полный,Он за ничто и людей, и бессмертных богов почитает.Молится лишь о скорейшем приходе божественной Эос.У кораблей он грозится срубить на кормах украшенья,Пламенем бурным пожечь корабли и самих нас, ахейцев,Всех пред судами избить, суетящихся в дыме пожарном.Страшно боюсь я душой, чтобы этих угроз его богиНе привели в исполненье и нам бы судьба не судилаПод Илионом погибнуть, далеко от родины милой.Встань же, Пелид, если хочешь жестоко теснимых ахейцев,Хоть бы и поздно, избавить от ярости воинств троянских.После ведь сам же ты будешь жалеть. Но когда совершитсяЗло, то исправить его нелегко. Подумай-ка лучше,Как заране погибельный день отвратить от данайцев.Не наставлял ли тебя, дорогой мой, Пелей, твой родитель,В день, как из Фтии тебя отправлял к Агамемнону старец:«Сын мой, Афина и Гера дадут тебе силу и храбрость,Если того пожелают; а ты горделивейший дух свойВ сердце обуздывай; благожелателен будь к человеку.Распри злотворной беги, и будут еще тебя большеВсе почитать аргивяне, – и старые, и молодые».Так наставлял тебя старец. Но все ты забыл. Хоть теперь-тоСердце смягчи, прекрати душевредный свой гнев. АгамемнонМного достойных даров тебе даст, чтобы гнев свой забыл ты.Если послушать захочешь, тебе я сейчас перечислю,Что собирается в ставке своей тебе дать Агамемнон:Золота двадцать талантов и двадцать лоханей блестящих,Семь на огне не бывших треножников новых, двенадцатьПобедоносных коней, получивших награды на гонках.Не был бы тот бедняком, не нуждался нимало бы в ценномЗолоте тот человек, у которого было бы столько,Сколько доставили призов те однокопытные кони.Даст он семь жен тебе, знающих дело свое безупречно,С Лесбоса. Их он тогда, как Лесбос ты взял благозданный,Сам отобрал, – победивших в то время всех жен красотою.Их он отдаст. И при них возвратит тебе ту, что отнял он, –Дочь Брисея. Притом величайшею клятвой клянется:С ней никогда на постель не всходил он и с ней не сближался,Как для людей установлен закон, – для мужчин и для женщин.Все это нынче тебе предоставлено будет. Когда жеГород великий Приама нам боги помогут разрушить,Целый корабль свой и медью, и золотом вдоволь наполни,Сам подошедши в то время, как будет делиться добыча.Также из женщин троянских плененных ты выберешь двадцатьСамых красивых из всех, не считая аргивской Елены.Если же в Аргос придется вернуться нам, в край плодородный,Зятем ты стал бы его, он чтил бы тебя, как Ореста,Милого сына, растимого им в совершенном довольстве.Трех дочерей он имеет в чертоге прекрасном, зовут ихХрисофемидою, Ифианассою и Лаодикой.Мог бы без выкупа ту, что из них всех милей тебе будет,В отческий дом ты отвесть. А даст он еще и подарковМного, – сколько никем в придачу за дочь не давалось.Семь подарит он тебе городов хорошо населенных, –Гиру, богатую сочной травой, Кардамилу, Енопу,Многосвященные Феры, Анфею с густыми лугами,Педас, богатый лозами, приятную глазу Эпею, –Все недалеко от моря, с песчанистым Пилосом рядом.Жители очень богаты и мелким скотом, и быками;Будут дарами они тебя чествовать, прямо как бога,Будут под скипетр тебе приносить богатейшую подать.Вот сколько он тебе даст, если гневаться ты перестанешь.Если же слишком Атрид Агамемнон тебе ненавистен, –Сам и подарки его, – пожалей хоть других всеахейцев,В стане жестоко теснимых. Тебя, как бессмертного бога,Чтить они будут, и славой покроешься ты небывалой.Гектора ты поразишь. В ослепленьи погибельной злобыСхватится сам он с тобой. Он теперь никого не считаетРавным себе средь данайцев, сюда на судах привезенных».Сыну Лаэрта в ответ сказал Ахиллес быстроногий:«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!Должен вполне откровенно на слово твое я ответить, –Как я на это смотрю и как поступить собираюсь,Чтоб ворковать перестали вы, тесно вокруг меня сидя.Мне ненавистен настолько ж, насколько ворота Аида,Тот, кто в душе своей прячет одно, говорит же другое.Прямо я выскажу вам, что мне кажется самым хорошим.Не убедят, я уверен, меня ни Атрид Агамемнон,Ни остальные данайцы. Какая тому благодарность,Кто непрерывно, не зная усталости, бился с врагами?Прячется ль кто или бьется, – для всех у вас равная доля.Почесть одна воздается и храбрым мужам, и трусливым.Вам безразлично, умрет ли бездельный иль сделавший много.Что получил я за то, что так много понес испытаний,Душу мою подвергая вседневно опасностям битвы?Птица бесперым птенцам своим корм добывает усердно,Как бы ей ни было трудно, усталости в этом не зная.Так же и я: как много ночей я провел тут бессонных,Сколько кровавых промучился дней среди сеч жесточайших,Храбро сражаясь с мужами троянскими из-за супруг их!На кораблях я двенадцать забрал городов многолюдных,Пеший одиннадцать их разорил в многоплодной Троаде.В каждом из тех городов драгоценнейших много сокровищЯ добывал и, сюда принося, властелину АтридуВсе отдавал их. А он, позади у судов оставаясь,Их принимал, – оделял понемножку, удерживал много,Кое-что дал из добычи царям и мужам благородным.Целы награды у всех. У меня одного лишь отнял онЖенщину, мне дорогую. Пускай наслаждается ею,Взявши к себе на постель. Но за что же воюют ахейцыПротив троянцев? Зачем собирал и привел сюда войскоЦарь Агамемнон? Не ради ль одной пышнокудрой Елены?Или средь смертнорожденных людей супруг своих любятТолько Атриды одни? Хороший муж и разумныйКаждый жену охраняет и любит, как я Брисеиду.Я Брисеиду от сердца любил, хоть копьем ее добыл!Нынче ж, из рук моих вырвав награду, меня обманувши,Пусть все бросит попытки. Я знаю его. Не уверит!Пусть он с тобой, Одиссей, и с другими царями ахейцевДумает, как от судов отвратить пожирающий пламень.Право же, много ведь он и один, без меня уже сделал:Стену построил большую, вокруг нее очень глубокийВыкопал ров и за рвом тем острейшие колья наставил.Только навряд ли и так против Гектора мужеубийцыСможет держаться! Когда же и я меж ахейцев сражался,Гектор от стен вдалеке не решался завязывать битву;Только до Скейских ворот доходил и до дуба. Мы как-тоВстретились там, и едва моего он избег нападенья.Больше с божественным Гектором я воевать не желаю!Завтра, принесши Зевесу и всем небожителям жертвы,Я корабли нагружу и спущу их на волны морские.Если желаешь и если до этого есть тебе дело,Рано с зарей ты увидишь, как рыбным они ГеллеспонтомВдаль по волнам побегут под ударами сильными весел.Если счастливое плаванье даст мне земли колебатель,В третий уж день я прибуду в мою плодородную Фтию.Там я довольно имею, что бросил, сюда потащившись.Много везу и отсюда, – и золота с красною медью,И с поясами красивыми жен, и седого железа, –Все, что по жребию взял. Но награду, какую он дал мне,Сам Агамемнон Атрид и отнял, надо мной надругавшись.Всё, что я здесь говорю вам, всё это ему передайте, –Всё, перед всеми! Пускай и другие, как я, негодуют,Если еще из данайцев кого обмануть собрался он,Вечным бесстыдством одетый! Однако в глаза мне навряд лиОн бы посмел поглядеть, хоть душою и нагл, как собака!С ним не желаю общенья иметь ни в советах, ни в деле.Он уж однажды меня обманул и обидел, – вторичноСловом меня не обманет! Довольно с него! ПреспокойноПусть уберется! Лишил его разума Зевс промыслитель.Даром его я гнушаюсь, его ни во что почитаю!Если бы больше и в десять, и в двадцать он раз предлагал мне,Сколько теперь уж имеет и сколько иметь еще будет,Даже хоть всё, что несут в Орхомен или в Фивы египтян, –Город, где граждан дома сокровищ полны величайших, –Город стовратный; из каждых ворот выезжает по двестиВоинов храбрых на быстрых конях, в колесницы впряженных;Иль даже столько давай мне он, сколько песку здесь и пыли, –Сердца ничем моего не преклонит Атрид АгамемнонПрежде, чем всей не изгладит терзающей сердце обиды.В жены себе не возьму Атридовой дочери. ДажеЕсли красою она с золотой Афродитою спорит,Если искусством работ совоокой Афине подобна, –В жены ее не возьму! Пусть найдет средь ахейцев другого,Кто ему больше подходит, кто царственной властью повыше.Если боги меня сохранят и домой возвращусь я,Там мой родитель Пелей самолично жену мне отыщет.Много в Элладе, во Фтии ахеянок есть, у которыхЗнатны отцы и свои города охраняют отважно;Сделать любую из них я могу моей милой женою.Там я нередко отважной душою мечтал, чтоб жениться,Чтобы с законной женой, по душе мною выбранной, жить мнеИ наслаждаться богатством, что добыл Пелей, мой родитель.С жизнью, по мне, не сравнится ничто, – ни богатства, какимиТроя, по слухам, владела, – прекрасно отстроенный город, –В прежние мирные дни, до нашествия рати ахейской, –Или богатства, какие за каменным держит порогомХрам Аполлона, метателя стрел, на Пифоне скалистом.Можно, что хочешь, добыть, – и коров, и овец густорунных,Можно купить золотые треноги, коней златогривых, –Жизнь же назад получить невозможно; ее не добудешьИ не поймаешь, когда чрез ограду зубов улетела.Мать среброногая мне говорила, богиня Фетида:Жребий двоякий меня приведет к гробовому пределу;Если я, здесь оставаясь, вкруг города буду сражаться,Нет мне домой возвращенья, но слава моя не погибнет.Если же в дом возвращусь я, в отчизну мою дорогую,Слава погибнет моя, но будет мой век долголетен,И преждевременно смерть роковая меня не настигнет.Я бы и всем остальным посоветовал это же сделать:Плыть поскорее домой. Никогда вы конца не дождетесьТрои высокой; над нею широкогремящий КронионРуку свою распростер, и народы ее осмелели.Вы ж возвратитесь и всем благородным ахейцам открытоМой передайте ответ, – ибо в этом почет для старейшин, –Чтобы придумали средство какое-нибудь повернее,Как бы спасти и суда, и ахейский народ, утесненныйВозле судов крутобоких. А то, что придумано ими,Будет без пользы ахейцам: я в гневе своем непреклонен.Феникс останется здесь, и пусть у меня заночует.Завтра за мной в кораблях он последует в землю родную,Если того пожелает. Неволить его я не стану».Так он промолвил. Молчанье глубокое все сохраняли.Речь его их потрясла. Говорил он сурово и грозно.Стал, наконец, отвечать ему Феникс, седой конеборец,Слезы роняя из глаз: трепетал за суда он ахейцев.«Если, Пелеев блистательный сын, воротиться в отчизнуТы безвозвратно решил и, охваченный гневом, не хочешьГибель несущий огонь отвратить от судов наших быстрых,Как же могу я, о сын мой, один без тебя оставаться?Старый Пелей конеборец послал меня вместе с тобоюВ день, как из Фтии тебя отправлял в ополченье Атрида.Юный, не знал ни войны ты, для всех одинаково тяжкой,Ни совещаний народных, где славой венчаются люди.С тем он меня и послал, чтоб всему тебя мог обучить я:В слове оратором быть – и быть совершителем в деле.Нет, без тебя, о, дитя мое милое, я не желаюЗдесь ни за что оставаться, хотя бы сам бог обещалсяСтарость изгладить на мне и юношей сделать, каким яБыл, покидая Элладу, цветущую жен красотою,Злобы отца избегая, Аминтора, сына Ормена.Из-за наложницы пышноволосой был зол на меня он;Сильно ее он любил и жестоко бесславил супругу,Мать мою. А она, обнимая мне ноги, молилаС девушкой раньше сойтись, чтобы старик отвратителен стал ей.Я покорился и сделал. Отец, догадавшись об этом,Предал проклятью меня, умоляя ужасных Эриний,Чтоб никогда на колени не принял он милого сына,Мною рожденного на свет. Проклятье исполнили боги, –Зевс, что царит под землей, и ужасная Персефонея.Острою медью отца моего умертвить я решился.Бог какой-то, однако, мой гнев успокоил, внушивши,Сколько рассказов и сколько упреков мне будет в народе,Если отцеубийцей начнут меня звать аргивяне.С этого времени духу в груди моему не под силуПо дому стало бродить, встречаясь с отцом раздраженным.Множество всякой родни окружало меня неотступно,Силились все удержать меня просьбами в отческом доме.Много и жирных овец, и тяжелых быков криворогихБыло зарезано, много гефестовым пламенем жаркимТуш обжигалось свиных, лоснящихся салом блестящим;Выпито было немало вина из кувшинов отцовских.Девять ночей непрерывно они вкруг меня ночевали;Сменно меня сторожили, – и целые ночи не гаснулСвет в нашем доме: один сторожил под колоннами входаВ двор крепкостенный, другой же в сенях у дверей моей спальни.Но лишь десятая темная ночь для меня наступила,Выбил в своей почивальне я накрепко сбитые двери,Вышел наружу и вмиг чрез дворовый забор перепрыгнул,Скрывшись легко и от стражи мужской, и от женщин-невольниц,После того я бежал далеко чрез просторы ЭлладыИ в плодородную Фтию, кормилицу стад густорунных,Прибыл к владыке Пелею. Меня благосклонно он принялИ полюбил, как отец только любит единого сына,Баловня, милого сердцу, наследника благ его многих;Сделал богатым меня и народ многочисленный вверил;Там над долопами царствовал я, на окраине Фтии.Там и тебя воспитал я таким, о, бессмертным подобный!Нежно тебя я любил; и с другим никогда не хотел тыНи на пирушку пойти, ни откушать чего-нибудь домаПрежде, чем я, на колени к себе посадив, не нарежуМяса тебе на кусочки и кубка к губам не приставлю.Часто случалось и так, что хитон на груди ты мне пачкал,С губ своих проливая вино по неловкости детской.Много тогда для тебя и забот, и трудов перенес я.Думал я так, – что уж раз меня боги потомства лишили,Сделаю сыном своим я тебя, Ахиллес богоравный,Чтобы меня ты когда-нибудь спас от беды недостойной.Ну, Ахиллес, обуздай свою гордую душу! Возможно льБыть столь жестоким! Подумай, ведь боги, и те умолимы,Хоть добродетелью, честью и силой намного нас выше.Но и бессмертных богов благовоньями, кроткой молитвой,Вин возлияньем и жиром сжигаемой жертвы смягчаетСмертный просящий, когда он пред ними виновен и грешен.Есть у великого Зевса-Кронида и дочери – Просьбы:На ноги хромы, в морщинах, с глазами, глядящими робко;За Ослепленьем они озабоченно следом ступают.Но Ослепленье могуче и на ноги быстро. На многоОпережает оно их и, всюду вперед поспевая,Людям вредит. А они получившийся вред исправляют.Кто подошедших к нему дочерей Громовержца уважит,Много тому помогают они и мольбам его внемлют.Если же кто им откажет, кто словом суровым отвергнет,К Зевсу приходят они и родителя молят, чтоб следомШло Ослепленье за ним и бедою ему отплатило.Зевсовым девам и ты, Ахиллес, окажи уваженье,Как уважают все смертные их, благородные духом.Если б даров Агамемнон тебе не давал, не сулил быДать их и позже, но все бы упорствовал в гневе жестоком,Я просить и не стал бы тебя, чтобы, скинувши гнев свой,Ты защитил аргивян, хоть бы очень они в том нуждались.Но и теперь он дает тебе много, и впредь обещает;С просьбой смиренной к тебе посылает мужей наилучших,Выбранных в целом народе ахейском, тебе самому здесьМеж аргивян наиболе приятных. Ни речи, ни ног ихНе осрами. Сердиться ты право имел только раньше,И о героях, мужах стародавних, приходится слышать,Как их, случалось, охватывал гнев, не имевший предела.Все же однако дары их смягчали, слова убеждали.Помню я дело одно из времен миновавших, не новых;Как это было, я вам расскажу, ибо все мы друзья тут.Шло меж куретов и твердых в бою этолийцев сраженье.Бились вокруг Калидона они, истребляя друг друга.Город прелестный старались спасти от врага этолийцы, –Город разрушить хотели куреты, пылая отвагой.От златотронной на них Артемиды пришло это горе:Гневом горела она, что Иней от плодового садаЖертвы ей не дал, а прочих богов усладил гекатомбой;Ей только, дочери Зевса великого, не было жертвы:Или на ум не пришло, иль забыл он. Но грех был великий.Стрелолюбивая, гневом пылая, рождение божье,Вепря, послала на них, – белозубого, лютого зверя.Много вреда приносил он садам плодоносным Инея,Много садовых деревьев больших опрокидывал наземьВместе с корнями и вместе с блистающим яблонным цветом.Был, наконец, он убит Мелеагром, сыном Инея.Много для этого ловчих из многих собрал городов онВместе со псами. Не справиться было с ним малою силой:Был он огромен и многих возвел на костер погребальный.Шум великий и битву о нем возбудила богиня,Об голове и о шкуре щетинистой грозного вепряМежду куретами и этолийцами, сильными духом.Долго, пока Мелеагр многомощный участвовал в битвах,Плохо куретским войскам приходилось, и были не в силахВ поле вне стен оставаться они, хоть и было их много.Но охватил Мелеагра могучего гнев, при которомСильно вздувается сердце в груди и у самых разумных.Гневаясь сердцем жестоко на милую матерь Алфею,Он у супруги законной лежал, Клеопатры прекрасной,От Евенины рожденной, прекраснолодыжной Марпессы,И от Идаса, который в то время средь всех земнородныхСамый могучий был муж. За жену молодую МарпессуНа самого Аполлона властителя лук свой он поднял.С этого времени в доме отец и почтенная матерьДочь Алкионой прозвали,[53] на память о том, что и матерь,Горькую долю неся Алкионы, страдалицы-птички,Плакала целые дни, как ее Стреловержец похитил.Он у супруги лежал, – переваривал гнев душевредный,Гнев свой на мать за проклятье: богов она в горе молила,Чтобы ему отомстили они за убитого брата.[54]В землю, кормящую многих, она ударяла руками,С воплем молила Аида и страшную Персефонею,Став на колени и груди свои обливая слезами,Смерть ее сыну послать. И Эриния с сердцем немягким,В мраке ходящая, просьбу ее услыхала в Эребе…Вскоре вкруг стен калидонских раздалися крики и грохотБашен, громимых врагом. Старики-этолийцы молили,Самых почтенных к нему посылали жрецов, чтобы вышелИ защитил их. Подарок великий ему обещали:На плодороднейшей части из всей калидонской равниныВзять в пятьдесят ему гий[55] предлагали участок прекрасный.Под виноградником пышным была половина участка,И половина – пустая, пригодная очень для пашни.Много его умолял конеборец Иней престарелый,Сам до порога поднявшись его почивальни высокой;В створки дверей он стучал и с мольбами к нему обращался.Много и сестры его, и почтенная мать умоляли.Больше еще лишь упорствовал он. И друзья убеждали,Чтимые им наиболе во всем Калидоне прелестном.Но ничего его сердца в груди не склонило, доколеНе затряслась его спальня от страшных ударов, куретыНе поднялися на стены и город не вспыхнул пожаром.Стала тогда умолять Мелеагра жена молодая.Горько рыдая, она ему все рассказала, – какиеВ городе, взятом врагами, на жителей рушатся беды:Граждан в жилищах их режут, огонь пожирает весь город,В плен и детей увлекают, и жен, подпоясанных низко.Тут взволновался он духом, услышав о страшных деяньях,Бросился вон и в доспехи блестящие стал облачаться…Так отвратил он погибельный день от сограждан, отдавшисьГолосу сердца. А он никаких еще ценных подарковНе получил. И без них отразил угрожавшую гибель.Ты ж не задумай такого в уме своем, пусть не направитБог твои мысли на это, мой милый! Ведь было бы хужеВ бурном пожаре спасать корабли. Так прими же подарки,Выйди! И станут тебя почитать, словно бога, ахейцы.Если ж в убийственный бой по нужде, без подарков, ты вступишь,Чести такой уж не будет, хотя б ты врагов и отбросил».Старому Фениксу так отвечал Ахиллес быстроногий:«Феникс, мой дедушка старый, питомец богов, не нуждаюсьВ этой я чести. И так почитаем я волею Зевса.Честь эту возле судов сохраню я, доколе дыханьеБудет в груди у меня и могучие движутся ноги.Слово другое скажу, и запомни его хорошенько.Сердце смущать перестань мне, крушась и скорбя предо мноюВо угожденье герою Атриду. Его ты не долженСтолько любить, чтоб не стать ненавистным тому, кем любим ты.Лучше б со мной огорчал ты того, кто меня огорчает!Царствуй со мной наравне, и чести прими половину.Эти ответ отнесут Агамемнону. Ты же останься.Переночуешь на мягкой постели, а завтра с зареюВместе подумаем, плыть ли домой, или здесь оставаться».Так произнесши, Патроклу безмолвно бровями мигнул онФениксу мягкое ложе постлать, чтоб ушли поскорееВсе остальные из ставки его. И поднялся с сиденьяТеламонид богоравный Аякс и сказал Одиссею:«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!Что же, пойдем! Как я вижу, желаемой цели беседыЭтим путем не достигнуть. Данайцам как можно скорееНужно ответ объявить, хоть и мало он радостен будет.Нас ожидая, данайцы сидят. Ахиллес быстроногийДикую в сердце вложил, за предел выходящую ярость.Духом жестокий, он дружбы товарищей знать не желает, –Дружбы, какою мы в стане его отличали пред всеми.Жалости нет в нем! Ведь даже и брат за убитого братаВознагражденье берет, и отец за умершего сына!И средь народа убийца живет, заплатив, сколько нужно.Пеню же взявший, и мстительный дух свой, и гордое сердце, –Все укрощает. Тебе же бессмертные сделали богиДух несмягчимым и злобным, – и все из-за девушки только!Но ведь тебе мы их семь предлагаем, и самых красивых!Много и прочих подарков! Так сделайся ж ты милосердней!Хоть своего устыдися жилища! Пришли мы под кров твой,И от всего мы народа пришли! И желаем от сердцаБлизость и дружбу к тебе проявить, отличив перед всеми».Теламониду в ответ сказал Ахиллес быстроногий:«Богорожденный Аякс Теламоний, властитель народов!Кажется мне, говорил ты как будто вполне откровенно.Но раздувается сердце от гнева, как только припомню,Как пред лицом аргивян обесчестил меня Агамемнон.Будто какой-нибудь я новосел-чужеземец презренный!Нет, отправляйтесь назад и ему мой ответ передайте:Думать начну я о битве кровавой, скажите, не раньше,Чем крепкодушным Приамом рожденный божественный ГекторК нашему стану придет и к черным судам мирмидонским,Смерть аргивянам неся и огнем корабли истребляя.Здесь же, у ставки моей, пред моим кораблем чернобоким,Думаю, Гектор от боя удержится, как ни желал бы».Так говорил он. И каждый, свой кубок двуручный поднявши,Возлил богам. И пошли вдоль судов во главе с Одиссеем.Тотчас Патрокл приказал как товарищам, так и рабынямФениксу мягкое ложе постлать, как можно скорее.Жены, ему повинуясь, постлали, как им приказал он, –Шкуры овечьи, подушку и тонкие ткани льняные.Там и улегся старик, дожидаясь божественной Эос.Сам Ахиллес почивал в глубине своей ставки прекрасной.Подле него возлежала плененная им лесбиянка,Форбанта, дочь Диомеда, прекрасноланитная дева.Лег и Патрокл на другой стороне, и при нем возлежалаЛегкая станом Ифида; ее Ахиллес ему отдал,Город взявши царя Ениея, возвышенный Скирос.Те же, едва очутились у ставки владыки Атрида,Встречены были сынами ахейцев; они поднялися,Кубки держа золотые, и жадно расспрашивать стали.Первым расспрашивать начал владыка мужей Агамемнон:«Ну, Одиссей, расскажи нам, великая слава ахейцев,Хочет ли он от судов отразить пожирающий пламень?Иль отказался и все еще гнев его духом владеет?»Сыну Атрея в ответ сказал Одиссей многостойкий:«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!Нет, не желает вражды погасить он. Сильнее, чем прежде,Гневаясь, он и тебя, и подарки твои отвергает.И предлагает, чтоб вместе с ахейцами сам ты подумал,Как защитить корабли и ахейский народ утесненный.Сам же грозится, что завтра, лишь только заря засияет,На море все он суда обоюдовесельные спустит.Также и всем остальным он советует это же сделать:Плыть поскорее домой. Вы конца, говорит, не дождетесьТрои высокой; на