Тень Александра» - Фредерик Неваль

— А кто даст слово, что вы не уничтожите нас, когда получите ваши чертовы доспехи? — вмешался Ганс.

— На жаркое не режут курицу, несущую золотые яйца. Эти доспехи только один элемент из пазла, который Гелиос пытается собрать. Пока мы с вами рассуждаем, другие Морганы рыщут по свету в поисках других вещей для Гелиоса. И они ни разу об этом не пожалели.

— А кто такой Гелиос? Коллекционер? Безумный любитель старины, как Юрген?

— Нет. Сказать по правде, Морган, я никогда его не видел. Но я знаю, что музейные вещи он оставляет для музеев.

— Доспехи Ахилла — музейная ценность!

— Нет, Морган. Эти доспехи, которые были распылены за века, принадлежат ему. Они возвращаются к нему по праву, как все элементы пазла.

— Чтобы считать их своими, ему нужно было называться Ахиллом!

Он поднялся и стал ко мне спиной, чтобы избежать моего взгляда.

— Я сказал уже больше, чем мне было позволено. Так вы согласны на сделку, да или нет?

— У меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

Амина сжала мою руку, подбадривая меня улыбкой, а Ганс закивал.

— Мы сделаем это, Мор. Мы найдем эту груду металла и заберем Этти, или меня зовут не Ганс!

Я дружески ткнул его кулаком в подбородок.

— Я готова участвовать, — тихо произнесла Амина.

— Вы не обязаны…

— Я так хочу, — оборвала она меня. — Кроме любопытства, которое меня снедает, я начинаю привыкать к приятным словам «мадемуазель» и «прошу вас, пожалуйста».

Несколько сконфуженный, я встал, у меня не было подходящих слов, чтобы выразить им свою благодарность, и я протянул руку Гиацинту:

— Я согласен.

Он хлопнул ладонью по моей ладони и крепко пожал мне руку.

— Вы добьетесь своего, — сказал он. — И никогда не пожалеете, вот увидите. — Он указал на коридор, что начинался слева. — Комнаты там. Примите ванну и отдыхайте. В шкафах вы найдете новую одежду. Переоденьтесь.

— Мне надо отменить заказ на билеты, — сказал я, потирая затылок. — И еще предупредить отца, иначе он будет беспокоиться.

— Я аннулировал ваш заказ вчера вечером.

— Вы предусмотрительны, как я вижу, — усмехнулся я.

— Это мое ремесло. Что касается телефона, то они есть в каждой комнате. Они не прослушиваются, — добавил он, подмигнув мне. — Мобильники здесь не работают. Вопрос безопасности. Если вам что-нибудь потребуется, я в библиотеке.

Ганс уже зевал, и, глядя на него, я тоже зевнул. Волнения ночи и утра совсем меня опустошили. Тысячи мыслей крутились в моей голове, но я предоставлял им бороться между собой, а сам в это время тяжелым шагом прошел в одну из спален. Я был слишком измучен, чтобы попытаться разобраться, которая из них моя.

Я проснулся около пятнадцати часов, и мне не сразу удалось вспомнить, где я нахожусь и что здесь делаю. Встав, я натянул шорты, которые нашел в огромном шкафу, не дав себе труда отыскать трусы. Я всегда любил надевать одежду прямо на голое тело. После некоторого колебания я взял и майку, но не надел ее.

Ганс и Амина еще спали — я увидел это через широко открытые двери их спален и прошел в гостиную. Гиацинт смаковал кофе, устремив взор на великолепную морскую панораму, и я, закурив сигарету из пачки, которую он положил на стол, вероятно, для меня, присоединился к нему.

— Хорошо отдохнули? — любезно осведомился он.

Гиацинт сменил свой элегантный итальянский костюм на джинсы и белую восточную рубашку. Под полой, которую приоткрывал морской ветерок, я заметил кобуру — он нацепил ее прямо на голое тело.

— Вы с ней никогда не расстаетесь?

— Без нее я чувствую себя неодетым. — пошутил он с обольстительной улыбкой.

Я вышел на балкон и облокотился на балюстраду, любуясь прекрасным видом. Насыщенный йодом воздух был раскален, и я почувствовал, как у меня под волосами появляются капельки пота. Заметив, как глаза Гиацинта бегают по моей обнаженной груди, я натянул майку, заставив его покраснеть.

— Вам удалось связаться с вашим отцом?

— Да.

— Вы рассказали ему об Этти?

— Конечно, нет.

Я вернулся в кондиционированную прохладу гостиной и сел на диван.

— Вы все еще сомневаетесь, не так ли? — спросил Гиацинт, последовав за мной. — Тогда почему приняли предложение Гелиоса?

Я не ответил, и он недовольно поморщился.

— Несколько дней надежды лучше, чем полная безнадежность…

— Какова дальнейшая программа? — поинтересовался я, чтобы сменить тему.

— Я все расскажу, когда проснутся ваши друзья. Вы голодны?

Я помотал головой.

— Правда нет. — Я повернулся и взглянул ему в глаза. — Как давно вы следите за мной?

— С тех самых пор, как узнали, что инвентаризацию наследства доктора Лешоссера поручили вам.

— А падре Иларио?

— Это не я.

— Тогда кто же?

— Этого мы не знаем.

— Юрген?

— Маловероятно.

— Кто же в таком случае нападал на нас? — продолжал настаивать я, раздраженный его показной безмятежностью.

Он пожал плечами.

— Мы пытаемся это узнать.

— Кто «мы»?

— Мы. Я и другие, такие же, как я, Гелиос, как вы.

— Загадки! — вспылил я, в ярости сминая сигарету. — Снова загадки! Какую роль во всем этом играете вы? Ангела-хранителя, готового стрелять во все, что кажется вам подозрительным? Шпиона Гелиоса? Какую?

— Отчасти и ту, и другую. И даже немного большую.

Я злобно выругался.

— Я не враг вам, Морган. И Гелиос тем более… Мы не…

— Остановимся на этом, если вам угодно, — вздохнул я, потирая виски. — Ваши рассуждения о добрых мафиози действуют мне на нервы.

— У нас нет ничего общего с мафией. Мы…

Я устало взглянул на него, он осекся и закурил сигарету.

— Гелиос нанял людей, таких, как вы, чтобы разыскать… некоторые предметы, — понизив голос, сказал он. — Предметы особенные. И людей таких, как я, чтобы помогать им, защищать их и быть посредниками.

— Значит, речь все-таки идет о коллекционере.

— Нет, я вам уже сказал. — Он встал и прошелся по комнате. — Нам часто случается во время поисков нападать на места, еще не исследованные. Если мы можем сделать это, не привлекая внимания, мы всегда даем знать об этом заинтересованным инстанциям, чтобы там начались раскопки и эти места были сохранены. Мы берем только то, за чем пришли, и ничего другого. Это закон. Мы не грабители.

— Так какие же именно «предметы» вы ищете?

Он закусил губу и отвернулся.

— Редкости?

— В некотором роде.

— А точнее?

— Вы знаете главное, даже больше того, что я должен был вам сказать.

Он налил себе кофе, предложил мне. Я не отказался.

— Сахар?

Он сел рядом со мной и залпом выпил свой кофе. Несмотря на то что я старался держать себя в руках, я не мог не задать ему вопрос, который не давал мне покоя.

— Сколько времени вы пробыли с моим братом, если вы и правда когда-нибудь его видели? — спросил я, с трудом выдавливая из себя слова.

Внушающая доверие улыбка растянула губы Гиацинта.

— Добрых полдня. Он очень ухожен. Мы прогулялись по парку, я купил ему журналы и газеты. Сиделки сказали, что он очень их любит.

— Вы сказали, что он почти не говорит, — заметил я неуверенно.

— Да, это правда. Он и журналы с газетами не читает, просто часами листает их, иногда даже, как кажется со стороны, не глядя. Врачи толком не могут объяснить такое поведение. Возможно, это какое-то навязчивое состояние…

Я закурил новую сигарету, чтобы успокоиться.

— Расскажите мне поподробнее, — сказал я тоном, как я надеялся, равнодушным.

Гиацинт поставил чашку на низенький стол и неуверенно покачал головой.

— Он берет их один за другим и быстро листает, какие-то откладывает в сторону, непонятно почему, а другие бросает на пол. Их в его комнате целая гора, и если санитарки намереваются их выбросить или сложить в стопку, он реагирует на это страшно нервозно, почти агрессивно. Никто не знает, по какому принципу он отбирает журналы или газеты.

Я почувствовал, как улыбка растянула мои губы, а сердце бешено забилось.

«— Морган! Где журналы, которые я сложил в подвале?

— Туда уже невозможно больше войти.

— Так что, ты их выбросил?

— Этти… я нахожу их даже под кроватью! Не мог бы ты просто вырывать интересующие тебя страницы, а не хранить весь этот бумажный хлам?

— Это самый лучший способ их потерять!

— Тогда вкладывай их в кляссеры, ради всех святых.

— Я и собирался это сделать, но ты все повыбрасывал!»

Волнение сдавило мне горло, и я расхохотался. В этом смехе были и грусть, и радость — столь сильная, что иначе ее было невозможно выразить. Никто не мог этого знать. Никому никогда Этти не говорил об этом, боясь, что над ним станут смеяться. Значит, мой брат жив. Я еще не знаю, где он, но он жив. Гиацинт не солгал.