Шоу на крови - Анна Владимирская

Небольшой городок Ф. был замечателен своей необыкновенной компактностью, практически все достопримечательности находятся в центре. Главная достопримечательность — старый коренастый дуб, под которым останавливался Петр I. Есть несколько десятков маленьких городов, где находится такой дуб. Можно подумать, царь Петр обожал останавливаться именно под дубами, причем для этой цели объездил всю страну!..

Одноэтажные, теплой охры и неяркой желтизны дома дышали уютной провинциальностью. Всюду зелень, зелень — кружевная и густая, темная и изумрудная — это создавало особую атмосферу. Она проплывала над головой, теплая и нежная, солнечные зайчики пробивали листву, запрыгивали в машину и гонялись друг за другом на коленях молчаливых пассажиров.

Джип остановился на улице, где царил так называемый частный сектор. Здесь оказался кусочек настоящего села. Вдоль дороги паслись козы, на невысоких заборах сидели петухи, сквозь густую тень садов яркими белыми стенами сияли домики. Ладный небольшой домик местного Ф-ского музея возник среди фруктового сада.

Не успели трое мужчин подняться на крыльцо, как навстречу им вышла лично Тамара Петровна, немолодая женщина крупных форм. Вышла так поспешно, будто ждала милых гостей и выглядывала их в окошко.

— Добро пожалувать! — пропела Сержантова, острым своим взглядом распознавая в приезжих важных столичных птиц. — Прошу сичажже за стол! С дороги поесть, попить — это ж первое дело!

Мужчины немного растерялись.

— Да мы по дороге подкрепились, так что… — попытался продемонстрировать свою автономность главный чиновник. — Мы очень спешим… Вот моя визитка… Милинченко, советник по культуре…

— И слухать ничего не хочу! — замахала руками хозяйка музея. — Я ка то еда по дороге?! Мы не видпустымо, поки не покормымо! Скажи им, Сашко! Шо ты в рот воды набрал?

Сашко, видимо, работник музея, дедуля размерами под стать своей начальнице, широко улыбнулся и сказал:

— Все будет от и до!

После долгих препирательств на заклание неожиданному гостеприимству были отданы помощники. Молодые люди прошли в залу, как ее назвал Сашко, большую и светлую, сплошь уставленную музейными экспонатами. Через залу их провели в соседнюю комнату, оказавшуюся крохотной кухней, и усадили на широкую лавку. Белые стены казались голубоватыми от свежей побелки. Темно-вишневый крашеный пол укрывали разноцветные домотканые коврики. В дверных проемах красовались полотняные портьеры, уснащенные вышивкой. Чистота и прохлада комнаты затопила приезжих до краев, только теперь заставив ощутить дорожный дискомфорт. Квадратный потер руки:

— А действительно, почему не перекусить. А, Вовчик?

— Давай, быстрее нажирайся, и за дело, — еще больше помрачнел Вовчик. — А у меня, Гена, гастрит…

Милинченко уволок грузную директрису в кабинет, разбирать бумаги и объяснять цель приезда. Тамара Петровна только глянула на подпись замминистра и сразу обрадовалась: да на такую выставку — с дорогой душой! Це ж во Хлоренции, да? Галерея Ухфици! Слыхала, слыхала… Берите самое лучшее! Они прошли в запасник, где Сержантова, дыша на советника по культуре чесночно-борщевым духом, подсовывала ему одно произведение за другим. Когда пришли его помощники, он вздохнул с облегчением…

Через некоторое время и бывшая эрмитажная коллекция, и западноевропейские деревянные скульптуры, и фарфор, и картины перекочевали в ящики и были погружены в машину. Тамара Петровна бегала между приезжими, задевая их широкими бедрами, пыталась помогать и бесконечно разговаривала.

— А можно мне с вами туда? А? В Хлоренцию, — умоляюще приложив руки к необъятной груди, залопотала под конец гостеприимная директриса музея.

Мужчины возвели глаза к небу.

— Никак. Только по приглашению. В другой раз, — отрывисто сказал Милинченко. — А сейчас извините, очень спешим доставить на выставку ваши музейные произведения. До встречи! Было очень, очень…

Они торопливо уселись в свои автомобили и вырулили на улицу. Сержантова выскочила на перекресток и долго стояла там, глядя вслед машинам и помахивая полной рукой. Черный джип и микроавтобус уменьшались, исчезая среди зданий в стиле классицизма с портиками и лестничками, рождая странный контраст — современные машины и уездный городишко позапрошлого века, этакая уменьшенная копия Санкт-Петербурга, до которой еще не дотянулись руки столичных архитекторов с их тягой к чудовищному рационализму и минимализму…

Дед Сашко думал о том, что гости не доели борщ, такой густой и наваристый, ну ничего, отнесу кабанчику, и все будет от и до.

Тамара Петровна Сержантова думала о том, что за исполнительность ее должны, наверное, в столице как-нибудь отметить.

Молодые люди в джипе ни о чем не думали. О чем может думать пиранья, пожирающая свою добычу? Ни о чем, это просто ее еда. А ограбление музеев — просто работа. Вот и все.

Люди очень по-разному реагируют на собственный страх и прочие пугающие жизненные обстоятельства. Причем их реакция не всегда зависит от силы характера или темперамента. Слабый, мягкосердечный человек в момент опасности может проявить удивительную агрессивность, а сильный и волевой — впасть в ступор. Кто бы мог подумать, что эфирная, изящная и внешне беззащитная певица Франческа способна превратиться в огнедышащую фурию?!

После того как нашли убиенного режиссера, в райотделе певицу взяли в крепкий оборот два оперативника. Допрашивали они ее старым дедовским способом, изображая якобы злого и якобы доброго следователей. Злым работал Сергей Лисовой, а добрым — Владимир Проценко. Коллеги их звали «Болик и Лелик». Кличка прилипла к сотрудникам отдела особо тяжких преступлений еще и потому, что Серега-Болик своим поведением заставлял подследственных и свидетелей испытывать моральные страдания, то есть боли. А Вовик-Лелик усыплял тревогу допрашиваемых своей мягкой манерой общения. Такой метод здорово помогал, когда обрабатывали людей, впервые попавших в милицейскую машину. Ребятки и одевались соответственно: Лисовой носил черные джинсы, черную водолазку и черную джинсовую куртку, а Проценко — брюки, белые рубашки с галстуком и пиджак. Сергей изображал малограмотного, хамоватого мента, с трудом закончившего ПТУ, а Владимир, наоборот, демонстрировал продвинутого сотрудника внутренних органов, закончившего юрфак университета. Словом, тандем работал на контрасте.

С Франей они возились уже полтора часа. От простых формальностей и вопросов оперативники перешли к выдавливанию показаний.

— Разказуй, як дело було! Харэ нам мозги пудрыть! — Лисовой повысил голос на подозреваемую. — Отпираться не раджу! Ты — девка молодая, прызнавайсь по-хорошему, инакше хуже буде! — И он для убедительности постучал «дубинкой-демократизатором» по столу.

И тут Франя удивила даже видавших виды милиционеров. Она вскочила со стула, двинув его ногой с такой силой, что он отлетел на середину комнаты, и стала колотить маленькими острыми кулачками по столу. При этом она выкрикивала ругательства намного более изощренные, чем привычные для ментовского уха матерные выражения. Самые мягкие звучали так:

— Ах ты ж унитазная палочка! Бумага туалетная, поносная! Триппер ходячий! Дерьмо колхозное!

— Гражданка Морозова! — попытался было одернуть ее Сергей, но Франю словно прорвало. Остановить ее можно было, только заклеив пластырем рот. А поскольку пластыря в райотделе милиции не имелось, певица продолжала «концерт без заявок».

— С чего ты, гнойный свищ, решил, что можешь ко мне на «ты» обращаться?! Я с тобой, свиная харя, в одном селе в свинарнике не росла!

— Я вас предупреждаю… — поднялся и завис над девушкой густо покрасневший оперативник.

— О чем ты, гнусный червяк, меня предупреждаешь?! Как только наступит утро, тебе позвонят твои начальники и ты еще ползать на коленях передо мной будешь!

— На спонсора свого намекаешь? — опомнился Болик, выстраивая контрнаступление. — Так твой спонсор, он же управляющий банком Плюта Лев Гаврилыч, як узнав, шо ты вбывця, домой поехав, вид гриха подальше!

Лисовой вдохновенно врал. На самом деле банкир расположился в одном из длинных коридоров райотдела милиции, терпеливо дожидаясь окончания допроса.

— Ах вот как! — В голосе девушки зазвенели слезы. Но это были слезы возмущения, а не слабости. — В таком случае я больше слова не скажу без адвоката! — Она сделала эффектную паузу и добавила: — И еще расскажу прессе, как меня тут пытали!!!

В этот момент счел необходимым вмешаться сердобольный Лелик, исполняющий роль «доброго» оперативника.

— Уважаемая Франческа, не нужно с нами так разговаривать. Мы тоже люди, у нас тоже нервы! Вы простите моего коллегу, если узнаете, что он вторые сутки на ногах и до встречи с вами участвовал в задержании опасного маньяка.