Миры Роджера Желязны.Том 18 - Роджер Желязны

Привычка властвовать с возрастом не ослабела. Все могло бы сложиться иначе, будь Иоанна хороша собой, но она пошла в родню по линии Мортимеров. Ей досталось мортимеровское широкоскулое белое лицо, такие же короткие безжизненные волосы, та же коренастая фигура, которая наводит скорее на мысль о лопате или плуге, чем о нежной страсти. Она хотела денег и всеобщего повиновения, и церковная карьера открывала желанный путь. Настоятельница была в меру набожной, однако практичность брала в ней верх над благочестием, побуждая добиваться своего, а не ждать целую вечность, пока папа римский соизволит дать ей монастырь побольше.

Иоанна думала и думала, меряя шагами комнату, перебирала свои желания и спрашивала себя, какое из них главное. Всякий раз, слыша шаги в коридоре, она вздрагивала: ей казалось, что все остальные уже воспользовались предложением сэра Антонио. Скоро необходимые семь человек наберутся, и она останется ни с чем. Наконец Иоанна решилась.

Она выбралась из комнаты и тихонько прокралась по темным переходам корчмы. Поднялась по лестнице на второй этаж, моргая всякий раз, как скрипнет ступенька. Перед дверью сэра Антонио почтенная монахиня собрала все свое мужество, расправила плечи и постучала.

С той стороны голос Аззи отозвался:

— Входите, дорогая. Я вас ждал.

Вопросам ее не было конца. Аззи, перебарывая раздражение, постарался успокоить настоятельницу. Однако, когда пришло время изложить свое заветное желание, случилась заминка. Широкое белое лицо приняло смущенно-печальное выражение.

— Я даже не смею выговорить, чего я хочу, — сказала монахиня. — Это слишком постыдно, слишком низменно.

— Говорите, — подбодрил Аззи. — Кому же открыться, как не своему демону?

Иоанна раскрыла было рот, потом покосилась на Аретино.

— А он? Ему обязательно слышать?

— Конечно. Это наш поэт, — объяснил Аззи. Как он опишет ваши приключения, если не будет их очевидцем? Воистину тяжким преступлением было бы не воспеть эти увлекательные приключения и, следовательно, обречь нас на безвестность, в которой влачат свои дни большинство людей. Однако Аретино обессмертит нас, дорогая! Наш поэт возьмет ваши подвиги, сколь угодно скромные, и соорудит из них нетленные вирши.

— Ладно, сэр демон, вы меня убедили, — сказала Иоанна. — Сознаюсь, что в мечтах всегда воображала себя великой воительницей за справедливость, многократно прославленной в балладах. Вроде Робина Гуда в юбке — и чтобы между свершениями у меня оставалось вдоволь времени для охоты.

— Что-нибудь придумаю, — заверил Аззи. — Прямо сейчас и начнем. Берите ключ. — Он объяснил матери Иоанне про кольца, двери, чудесные подсвечники, чудесных коней и выпроводил монахиню за дверь.

— Ну, Аретино, — сказал демон, — думаю, мы успеем пропустить по кубку вина, пока не явился следующий кандидат. Как тебе пока?

— Если честно, не знаю, сударь. Пьесу обычно продумывают загодя, выстраивают сюжет. В вашей драме все смутно и неопределенно. Что олицетворяет хотя бы ваш Корнглоу? Всепобеждающую Гордость? Сельское Остроумие? Неистребимую Отвагу? А мать Иоанна — заслуживает она жалости или презрения? Или того и другого помаленьку?

— Сбивает с толку, верно? — спросил Аззи. — Зато, думаю, ты согласишься, выходит очень жизненно.

— Да, без сомнения, но как мы выведем из этого необходимую мораль?

— Не тревожься, Аретино, что бы ни делали персонажи, мы сумеем истолковать это в том смысле, о котором столько твердим. Помни, последнее слово остается за драматургом, и только ему решать, воплотился или не воплотился замысел. А теперь передай сюда бутылку.

Глава 3

Когда Корнглоу вернулся в свой уголок конюшни, он несказанно удивился, узрев рядом стреноженного коня, которого не видел раньше. Это был высокий белый жеребец. При появлении Корнглоу конь навострил уши. Как попало сюда это благородное животное? И Корнглоу понял, что находится вовсе не там, где думал. Видимо, чудесный ключ провел его через одну из дверей, о которых говорил Аззи, и приключение уже началось.

Надо бы убедиться. Корнглоу заметил седельные сумки, открыл ближайшую и запустил в нее руку. Пальцы нащупали что-то твердое, металлическое, тонкое и длинное. Корнглоу наполовину вытащил находку из сумки. Подсвечник! И если он не ошибается, из чистого золота. Корнглоу аккуратно убрал подсвечник на место.

Конь заржал, словно приглашая сесть в седло и скакать, однако Корнглоу покачал головой, вышел из конюшни и огляделся. Величественный господский дом в каких-то двадцати шагах от него, без сомнения, принадлежал синьору Родриго Сфорца — здесь Корнглоу первый и единственный раз в жизни лицезрел прекрасную Крессильду.

Это ее дом. И она там.

Но там же наверняка и сам Сфорца. А также его слуги, домочадцы, стражники и палачи…

Нет никакого резона соваться в дом. Корнглоу охватили сомнения. Сейчас он впервые задумался о своем решении и нашел его несколько скоропалительным. Такого рода подвиги совершает знать. Правда, в сказках иногда действуют простолюдины. Но куда ему до сказочного богатыря! Да, природа наделила его живой и быстрой фантазией, а вот выдюжит ли он? И стоит ли того дама?

— Ах, сэр, — послышался рядом ласковый голосок. — Вы пожираете глазами дом, будто вас там ждет нечто особенное.

Корнглоу обернулся. Перед ним стояла крохотная молочница в очень открытом корсаже и пышной юбочке. У нее были густые темные кудри, дерзкое личико и — неожиданно для такой малютки — пышные выпуклые формы, а улыбка — разом кроткая и чувственная. Неотразимое сочетание.

— Это дом синьора Сфорца, не так ли? — спросил Корнглоу.

— Именно так, — сказала молочница. — А вы хотите похитить госпожу Крессильду?

— Почему ты так решила?

— Потому что в этом-то вся и суть, — ответила женщина. — Идет игра, затеянная одним демоном, знакомым моих друзей.

— Он обещал, что леди Крессильда будет моею, — признался Корнглоу.

— Легко ему обещать, — молвила женщина. — Я — Леонора, с виду — простая молочница, но пусть тебя не обманывает мой наряд. Я здесь, чтобы предупредить тебя: дама, с которой ты намереваешься вступить в союз, — стерва и подколодная змея, каких свет не видывал.

Корнглоу опешил. Он с растущим любопытством разглядывал Леонору.

— Госпожа, не знаю, как мне и поступить. Не могли бы вы, случаем, посоветовать?

— Могла бы, — отвечала Леонора. — Погадаю тебе по руке, и все решим. Пойдем туда, там будет удобнее.

Леонора увлекла его обратно в конюшню, в уголок, где охапками лежало сено. Глаза у нее были огромные, смелые, колдовские, прикосновение — легкое, как перышко. Она взяла Корнглоу за руку и усадила рядам с собой.