Большое шоу - Вторая мировая глазами французского летчика - Пьер Клостерман

Сейчас ситуация была не совсем такой, как в декабре, когда Евройкс/Фаувилль находился слишком близко к зоне сражения, чтобы его постоянно использовать. После неоправданных ожиданий в отношении Евройкса/Фаувилля наш выбор пал на Сент-Андре-де-Лёр и Дройкс, более отдаленные территории. Мы бы предпочли положиться на обстоятельства, которые показали бы нам, куда отправляться.

Сейчас проблема состояла в том, чтобы уговорить Сатерленда, которого в прошлый раз невозможно было убедить принять наш план по поводу Евройкса. Мы пытались сделать это за завтраком, по не слишком настойчиво, предположив, что он должен дать нам некоторую свободу в осуществлении нашего плана. Мы, вероятно, поднимемся как резерв для первого утреннего берегового патрулирования, а затем, с его разрешения, нарушим построение и на большой высоте пойдем на поворот вокруг Каена. Макси был не очень увлечен этим, но, ради мира и спокойствия, он наконец согласился.

Мы поднялись в 9.50 вслед за 12 "спитами" эскадрильи. На полпути спокойно ускользнули от них и сразу же набрали высоту. Повернули па юго-восток и к устью Сены. Жак был справа от меня в 400 ярдах и чуть выше. Таким образом, мы были взаимно застрахованы от любого сюрприза. Погода была сносной - 4/10 облаков на высоте 7000 футов. На самом деле я бы предпочел слой облаков пониже, который обеспечил бы нам лучшую защиту от огня артиллерии.

В 10.20 мы быстро пролетели над Лизиуксом, его церковной башней, резко выделявшейся на фоне окружающей зелени. С высоты 15 000 футов мы видели огромные немецкие аэродромы в Фаувилле, Кончесе, Бьюмонт-ле-Роджере и Сент-Андре, и на расстоянии небольшого туманного пятна - Дройкс. Мы летали по кругу в течение четверти часа, внимательно разглядывая небо. В воздухе больше никого не было.

Мы перехватили радиопередачи на волнах разной длины. Никакой информации, которая могла бы представлять для нас интерес.

Ну ладно, пойдем.

Самый ближайший аэродром был в Кончесе. Мы быстро, но внимательно оглядели его; с первого взгляда все казалось пустынным.

Затем Сент-Андре. Там все еще продолжалась какая-то деятельность, исходя из отчетов Интеллидженс. Мы должны проверить это с более близкого расстояния. Пошли вниз широкой спиралью. Облака периодически закрывали аэродром, но они заслоняли нас и от наблюдательных устройств зенитной артиллерии, которые могли нас обнаружить.

В Сент-Андре, казалось, был ужасный разгром - поперек взлетно-посадочной полосы лежали снаряды одного залпа, ангары были разрушены. А вокруг были аккуратные деревушки с сарайчиками, соединяющимися маленькими дорожками между деревьями.

Мм! Эти дороги казались слишком уж ровными. Мы спустились до 10 000 футов. Так вот оно что! Те дороги вели к взлетно-посадочным полосам, а сараи были ангарами, отлично замаскированными. Мы должны посмотреть на это. Да, точно, напротив того, что выглядело просто как ферма, луч солнца четко показал очерченную тень двух "Хейнкелей-111", накрытых сеткой.

- Смотри, Жак, внизу два "хейнкеля"!

- Добро, Пьер, восхитительно!

Я открыл дроссель и сделал еще один круговой полет, чтобы занять позицию для пикирования. Солнце было сзади. Я сбросил дополнительный бак, и в это время из-за движения этих проклятых облаков я потерял из виду двух "хейнкелей". Я уже занял позицию для атаки, но, как ни старался всматриваться, все было бесполезно. Только тот солнечный луч, показавший секретную тень, осветил дичь. Я просто не мог пикировать вниз, не имея четкой цели, и не хотел рисковать быть сбитым огнем зенитной артиллерии, разбросанной в середине аэродрома на уровне земли и выискивающей цель.

Я покачал крыльями, чтобы предупредить Жака о моей неуверенности. Он подошел ближе, и мы взглянули друг на друга. Это действительно было очень глупо. Я снова посмотрел на аэродром. Мы должны быстро принять решение каждый бы задался вопросом "Кто идет?", если бы мы продолжали часами болтаться без дела.

- Смотри, Пьер, немец!

Мы с Жаком увидели его одновременно - маленький сверкающий крест, плавно скользящий вдоль основной взлетно-посадочной полосы, вероятно, истребитель.

- Идем вниз!

- Смотри, Жак, твой ребенок все еще висит!

- Я знаю!

Я предупредил его и должен был действовать быстро, до того, как вступит в дело зенитная артиллерия. С полностью открытым дросселем я пикировал вниз - 450 миль в час - быстро, так как скоро здесь вокруг будут обстреливать.

Детали начали проявляться более отчетливо. Между разрушенных ангаров были другие, наполовину погребенные и закрытые торфом. Видны были воронки от бомб, большинство из них заполненные. Огромную основную взлетно-посадочную полосу тщательно отремонтировали, и воронки, которые оставили ямы на ней (как мы думали, находясь на высоте 13 000 футов), были поддельными, специально нарисованными, чтобы создать впечатление непригодной для эксплуатации взлетно-посадочной полосы. Я быстро взглянул на работающих мужчин и грузовики.

Я выровнялся в двух или трех милях от аэродрома и держался прямо на взлетно-посадочной полосе, держась в отдалении от огня зенитной артиллерии, которая грохотала над заборами. В дальнем конце аэродрома я видел силуэт немца - это был "Мессершмит-109". Едва касаясь земли, я пронесся вдоль края поля, прикидывая, что можно предпринять. В тени изолированной группы деревьев разогревались 20 совершенно новых изумрудно-зеленых "фокке-вульфов". Летчик срыгнул с крыла лицом в траву. Еще "фокке-вульфы" вдоль заборов. Некоторые "мессершмиты" стояли во фруктовых садах. Другие - в беседках, закрытые ветками. В кустах повсюду размещались пятнистые палатки. Аэродром, который на высоте 13 000 футов казался пустынным, просто кишел самолетами и личным составом.

Мой "109-й" приближался - он повернул налево - я направился в центр поля, чтобы отрезать ему путь, - поднялся на 150 футов - зенитная артиллерия открыла огонь, причудливая группа трассирующих снарядов прошла далеко по левому флангу... Вдруг я оказался нос к носу с другим "мессершмитом", который нацелился на другой фланг, но я не видел этого. Слишком поздно стрелять. Его шасси были выпущены, возможно, даже и щиток. Фюзеляж был серым с зелеными и коричневыми пятнами, а па уровне с кабиной изображены большие черные кресты.

Я прошел в нескольких ярдах от него. Он, вероятно, шел на посадку, проходя около 150 миль в час, - я шел со скоростью 420. У летчика, должно быть, случился сердечный приступ!

Я настигал другого на невероятной скорости. Зенитная артиллерия стреляла со всей своей огневой мощью, не беспокоясь о нем. Он, видимо, недоумевал: что же, черт возьми, происходило на земле. Я взял его на прицел - всего 500 ярдов, - нажал на кнопку малокалиберной автоматической пушки и пулемета - 200 ярдов, я продолжал стрелять - 50 ярдов. До падения у меня было время увидеть, что три из моих снарядов взорвались: один между двигателем и летчиком, другой - на хвостовом стабилизаторе, а третий пробил одну из амортизационных ног его шасси. Я увернулся от него как раз вовремя, и когда уходил, то увидел, что он перевернулся на спину и вошел в штопор.