Серые земли Эдема - Евгений Кривенко

Он что, и телевизор смотрит?

Я пожимаю плечами и касаюсь крышки — она тоже оказывается неприятно холодной. Замка не видно.

— А как?.. — начинаю я, но вдруг чувствую, что пальцы проникают сквозь стекло. Их начинает ломить от холода, я вздрагиваю и пытаюсь ухватить светящуюся спираль. Но та упорно проскальзывает мимо пальцев, или скорее сквозь них…

— Не так, — голос Александра звучит сурово. — Это астральный образ, и его нельзя взять в руки. Прикоснитесь и замрите, он сам проникнет в ваше сознание.

Трясясь от холода, я удерживаю пальцы на светящейся спирали. Вдруг чувствую содрогание, в затылке появляется тупая боль, а спиралька исчезает.

— Теперь формула, — приказывает мой спутник.

Вот эта безделка? Я пытаюсь прикоснуться и чувствую, как от неё исходит мертвящий холод. Неожиданно в глазах темнеет, я теряю равновесие и едва не падаю. Сильная рука спутника поддерживает меня.

Некоторое время всё плывёт перед глазами, а затем я вижу, что стою перед тёмным пустым сундуком. Провожатый сумрачной тенью высится рядом.

— Всё закончено, — глухо произносит он. — Надо возвращаться.

Не помню, как мы оказываемся у двери. Мой проводник к ней не подходит. Останавливается — чёрный силуэт на фоне стеклянных лестниц и каскадов света, — и поднимает руку.

— До встречи.

А затем растворяется в ниспадающих радугах.

Я тупо поворачиваюсь к двери, та оказывается распахнутой, и выхожу на солнечный свет. Хотя он тускл и безрадостен, я испытываю облегчение. Словно в Исейоне меня придавили тяжёлым мешком, а тут он свалился с плеч.

«Во многом знании много печали», — вспоминаю я. И оглядываюсь, надо отыскать шофёра.

Над шестиугольными плитами площади колеблются жёлто-зелёные грозди растений, но чёрной «Волги» не видно. Наконец замечаю своего водителя вдали, на смотровой площадке.

Подхожу и впервые в этом странном мире чуть не смеюсь. Стоя на краю серой бездны, шофёр курит и стряхивает пепел в Стикс. Наверное, только русский способен покуривать на самой грани небытия.

— Вот не знал, что здесь можно курить.

Тот оборачивается и внимательно оглядывает меня.

— Похоже, достали что хотели. Тогда моя миссия закончена. А курнуть здесь можно, любые сигареты доступны. Ведь этот мир подчиняется силе мысли. Другое дело, что здесь не бывает желаний. Да и удовольствия от курева тоже не испытываешь.

Он щелчком отправляет окурок в Стикс:

— Ладно, разбегаемся. Ты теперь и без «волжанки» доберёшься. Просто представь отчётливо, куда ты хочешь. Всё равно придётся привыкать.

— А ты куда? — я тоже с готовностью перехожу на «ты». — Даже не знаю, как тебя зовут.

— Неважно, — пожимает плечами собеседник. — Здесь обычно не бывает имён. И куда попадёшь, тоже не знаешь. Мало кто сам выбирает путь, и такие в Лимб обычно не попадают.

Не подав руки на прощанье, он идёт прочь, что-то насвистывая, а я вдруг замечаю, что прохода в зарослях, через который мы проехали к Исейону, больше нет. Но моего спутника это, похоже, не беспокоит, где-то посередине площади он просто исчезает. Я вздрагиваю, а потом вспоминаю его совет.

Так, попытаемся представить: заснеженная площадь перед институтом, колонны у входа…

И почти утыкаюсь носом в одну из них. Площадь сумрачна и безлюдна, огромного пса не видать. Я боязливо поднимаюсь по ступеням…

Пёс выпрыгивает откуда-то со стороны, и раздаётся такой рык, что я обмираю. Снова кошмарная чёрная морда у моего лица! Я хочу повернуться, чтобы бежать, но ноги не слушаются…

«А куда бежать? — мелькает сумасшедшая мысль. — Он везде догонит».

А следом в голову приходит другая…

«Вы зря боитесь. Этот мир очень пластичен и подчиняется силе мысли. Если испытываете страх перед кем-то, то он немедленно станет вашим врагом. А может стать и другом…».

Один раз у меня уже получилось!

— Привет, Рок, — сипло говорю я собачине, готовой откусить мне голову. — Не скучал без меня?

И продолжаю нести всякую ахинею.

Пёс придвигается вплотную, утробно рыча, обдавая жаром из пасти, а потом вдруг поворачивается и толкает плечом. Шерсть оказывается жёсткой, от толчка я едва не падаю. Пёс повторяет странное действие, и безумная догадка приходит мне в голову — огромный зверь просто хочет потереться о мою ногу, как простая собака.

Только для этого он слишком велик.

— Хорошая собачка, — трясущимся голосом говорю я, запуская пальцы в похожую на спутанную проволоку шерсть.

А пёс снова рычит и кладёт тяжеленную голову мне на плечо, язык горячо скользит по щеке.

— До свидания, Рок, — бормочу я, пробираясь вдоль собачьего бока к входу.

И юркаю в дверь.

Будка охранника пуста, лампы в коридоре еле тлеют. В дверях лаборатории я приостанавливаюсь, боясь увидеть в кресле своё распростёртое тело.

Делаю шаг… но в кресле никого нет. Я на миг пугаюсь — вдруг полностью перешёл в этот мир и теперь продолжу существование в виде призрака? — но потом вспоминаю, что сместилась лишь моя точка восприятия, а не само тело.

Всё гаснет, будто выключили свет…

Я очнулся, полулёжа в кресле: майка прилипла к спине, тело била дрожь. Надо мною нависла какая-то тень.

— Наконец-то! — я с трудом узнал голос Романа. — Ты был в обмороке так долго, что хотел вызвать врача…

Я кое-как сел, зубы стучали так, что боялся откусить язык. Всё-таки сумел выговорить:

— П-пить.

Роман отодвинулся, и я смог сфокусировать взгляд: замызганный халат, лохматые волосы, лихорадочно блестящие глаза. Он наморщил лоб и решительно сказал:

— Вот что. Выпей-ка спирту. Быстрее придёшь в себя.

Скрылся куда-то и вернулся с полным стаканом.

— Это чистый, я немного разбавил.

Я взял стакан, но рука тряслась так, что пришлось брать обеими. Прижал к губам и выпил словно воду, глоток за глотком.

Роман глядел с изумлением:

— Ну, ты даёшь… — выдохнул он.

Горячая волна прошла по телу, и в глазах окончательно прояснилось. Снова лаборатория: тусклый экран монитора, озабоченное лицо Романа.

— Всё, — упавшим голосом сказал я. — Больше туда ни ногой.

— Узнал что-нибудь? — прошептал Роман.

— А… — я потёр лоб ледяными пальцами. Снова всё померкло на миг, и я увидел светящуюся спираль, а рядом яркую безделушку, похожую на странное ювелирное украшение. — Дай карандаш и бумагу.

Роман выхватил из ящика лист бумаги и авторучку.

— Вот… — я с возможным тщанием нарисовал спираль, а потом стал перерисовать безделушку. Занятно — то, что я считал финтифлюшками, оказалось цифрами, и вообще получилась некая формула. — Не понимаю, что всё это значит, и знать не хочу. А ты, мне сказали, за эту ерунду здорово поплатишься.

Наконец-то стало тепло, я почувствовал приятное расслабление. Похоже, спирт начал действовать.

Роман с недоумением посмотрел на меня, потом на бумажку.

— Действительно, ерунда, — согласился он. — Я понимаю смысл, но такая низкая концентрация… И значения — бред какой-то, ничего не получится. А спираль зачем?..

Он тоже потёр лоб и нахмурился.

— Ладно, — я с трудом встал, и пол мягко попытался уйти из-под ног. — Из-за этой ерунды я побывал, чёрт знает где. Сначала меня чуть не сожрала псина вроде описанной в сказке Андерсена, с глазами как тарелки. Потом я слышал пение птицы Гамаюн и, по-моему, оно сулило мне одни неприятности. Затем любовался цветочками на берегу реки мёртвых. Ещё попал в какой-то сумасшедший музей и беседовал с типом, который носит на поясе меч и говорит загадками… С меня хватит, иду спать.

Роман оторвался от бумажки:

— Может, тебя проводить?

— Дошёл до хранилища Изиды, дойду и до кровати, — упрямо сказал я.

Не без труда отыскал дверь и оглянулся. Роман опять склонился над листком, ероша волосы. Вот ведь ничего человеку не надо: хлебом не корми, а дай раскрыть очередную загадку природы. Но это хотя бы благороднее, чем торговать водкой. А у меня какая цель?..

Я вздохнул и побрёл по пустынным коридорам, словно опять возвращаясь в сумрачный сон. В окна светила луна, смутно белели сопки, и казалось — снова огромная собака крадётся за мной, а впереди ожидает проводник с меловым лицом…

Но я добрался до квартиры без приключений и, не раздеваясь, завалился на диван. К счастью, ночь прошла без снов.

6. Хижина в снегах

Минуло несколько дней. Роман на занятиях не показывался, хотя и раньше бывал редко, а я вёл студентов сквозь дебри средневековой философии. Чтобы показать извилистые пути становления европейской науки, выбрал трактат Лудовико-Мария Синистрари «О демониалитете и бестиалитете инкубов и суккубов». Заодно и развлекутся.

Не от хорошей жизни я стал интересоваться всякой чертовщиной…

С точки зрения того времени, Синистрари был учёным: он собирал факты и пытался их истолковать, опираясь на логику и суждения таких авторитетов, как Аристотель и Фома Аквинский. Правда, факты он собирал с современной точки зрения странные — о сношениях людей с суккубами и инкубами. Синистрари пересказывал истории о женщинах, которых домогались инкубы — демонические существа мужского пола, и о суккубах, которые в облике прекрасных женщин соблазняли мужчин.